- Перепечатайте, заклейте в конверт и передайте отцу Сергию, местоблюстителю патриаршего престола. На словах пусть ему сообщат о войне. Он ведь ещё и не знает. Пусть скажут: товарищ Сталин будет благодарен, если его святейшество изыщет возможность огласить этот текст. От своего имени, со своими правками и дополнениями.
У Поскрёбышева сложилось впечатление, что товарищ Сталин желает сохранить факт передачи этого документа в руки церковного деятеля в абсолютной тайне. Иначе почему же он давал распоряжение в пустом кабинете, еле слышным шёпотом?..
До 12 часов дня по радио, открыто, Молотов обратился к правительству Японии с просьбой выступить посредником в урегулировании вспыхнувшего вооружённого столкновения между Германией и СССР.
Чуть позже Сталин распорядился, чтобы начальнику Генштаба Жукову сообщили о вчерашнем решении Политбюро: послать его, Жукова, на Юго-Западный фронт.
Примерно в час дня Жуков позвонил сам. Был недоволен, задавал резкие вопросы:
- А кто будет руководить Генеральным штабом в такой сложной обстановке?
- Оставьте за себя Ватутина. Езжайте, мы тут как-нибудь обойдёмся.
* * *
…День продолжался. Пришёл Молотов. Его речь, обращённая к народу, уже прозвучала по радио.
- Ну и волновался ты, - заметил Сталин. - Но выступил хорошо.
- А мне казалось, я сказал не так хорошо, - не согласился тот.
- Хорошо, хорошо выступил. Молодец.
В который уже раз прибыл нарком обороны Тимошенко:
- Товарищ Сталин! Удар превзошёл все ожидания. Враг массированно бомбит аэродромы и войска. Много наших самолётов уничтожено прямо на земле.
- Сколько?
- По предварительным подсчётам, около семисот.
- Это же чудовищно! Народ доверил вам оружие! А вы?.. Надо головы поснимать с виновных! - и тут же позвонил в НКВД с поручением расследовать это дело.
Возмущался:
- Павлов, командующий Западным фронтом, не имеет связи с войсками… Говорит, опоздала директива… Почему опоздала? А если б мы вообще не успели дать директиву? Разве без директивы армия не должна была уже находиться в полной боевой готовности, разве я должен приказывать своим часам, чтобы они шли?..
Весь день в кабинете был только он, остальные менялись: приходили, уходили, возвращались. У каждого был свой управленческий аппарат, каждому надо было передать вниз по цепочке распоряжения товарища Сталина. В половине пятого опять пришёл Лаврентий Павлович:
- Товарищ Сталин! Патриарший местоблюститель Сергий после архиерейской службы объявил прихожанам о начале войны. Вот запись его выступления, - и передал отпечатанные под копирку листки.
Сталин с удовольствием прочитал. Спросил по-грузински:
- А ты знаешь, Лаврентий, что мои стихи ещё до 1914 года включили в хрестоматию грузинской классики?
- Конечно знаю, батоно Иосиф. Наизусть ваши стихи учил!
- Нам кажется, и это тоже хорошо написано, - перешёл на русский язык Сталин, отдавая листки и кивком разрешая продолжать. Берия продолжил:
- Мы выяснили, что этот поп велел перепечатывать проповедь под копирку. Рассылает по всем приходам. А простые люди переписывают от руки и развозят по Москве.
- И что? - спросил Сталин.
- Закон, товарищ Сталин, запрещает церкви вмешиваться в государственные и общественные дела. Тем более, если хорошо написано. Разрешите прекратить это?
Сталин отрицательно покачал головой. Пояснил:
- По советскому закону запрещена церковная деятельность вне церковных стен. А местоблюститель рассылает по приходам. Это - можно. Что ещё?
- Сергий, товарищ Сталин, якобы собственноручно написал и сам же отпечатал это обращение! А зачитал он его прихожанам с амвона сразу после утренней службы. Когда бы он успел? Кто его так рано информировал о войне? Разрешите расследовать.
- Нет. Этого не надо.
Берия смотрел преданно, серьёзно, но было видно, что он усматривает в этом запрете вождя какую-то хитрость. "Ох, что делать? - подумал Сталин. - Как им сказали в восемнадцатом году, что надо покончить с религиозным дурманом в головах людей, так они на этом и стоят. Вместо того чтобы вести пропаганду, внедрять научные знания, норовят покончить со священниками и церквями… Товарищ Сталин ещё в двадцать третьем году запретил всем губкомам закрывать церкви, арестовывать граждан по причине их веры в Бога. Разве прекратили? Нет: решили, что товарищ Сталин играет в демократа. Двадцать лет прошло, война началась, а им лишь бы чего снести, взорвать или кого посадить в тюрьму из-за веры в Господа…"
Погрозил пальцем:
- Лаврентий! Займись охраной тыла и ловлей шпионов! Идеологию оставь мне.
Подумал: "Нам сейчас только второй ежовщины не хватало…"
Глава шестая
Утреннее барнаульское солнышко - будто совсем с другого неба взялось, совсем не то, что полуденное или даже вечернее. Небольшой уютный город: бревенчатые домишки, заросли цветов вдоль дощатых заборов, выскобленные крылечки и лавочки - выглядел весёлым, свежим, радостным.
Утром 22 июня Вася Одиноков подошёл к синему зданию геологической экспедиции. На крыльце с тряпкой в руке суетилась лаборант-коллектор Галя. Она уже промыла перильца и балки. Теперь отмывала от въевшейся пыли ступени.
- Галя! - окликнул Василий.
- О! Здрасьте, товарищ практикант, - она тыльной стороной ладони откинула выбившуюся из-под платка прядь волос, поправила подол платья. - Рано вы.
- Нет ещё начальника?
- Нет. Но уже вот-вот, жду, тороплюсь прибраться. Вы проходите. Я там, на столе, приготовила вам разные отчёты для ознакомления. Хотя не знаю, на какой участок вас товарищ Марьев отправит.
Марьев с ещё двумя геологами приехал через час. Начальник экспедиции оказался молодым мужчиной лет так тридцати пяти, бородатым и загорелым. Остальные двое - Коля и Серёга - были много моложе, почти ровесники Василия.
Они привезли образцы найденных пород для анализа. Но главной целью молодых был поход в театр. Во всяком случае, о театре они завели демонстративный "культурный" разговор: де, "Гамлет", Шекспир, высокое искусство. Потом один, подмигнув второму, сменил тон, помянул девчонок с меланжевого комбината: "Хе-хе, скучают, поди. Надо срочно приголубить". После этих слов проявила себя очкастая Галя. До этого она тихонько шуршала бумагами за шкафом, а тут взвилась:
- Какие вы все охальники! А ещё образованные!
- Галюнчик! - радостно взвыл Серёга. - Я тебя не заметил! Дай облобызаю!
- Уйди со своими руками, нечего меня лобызать. Девчонок с комбината лобызай.
Они затеяли возню, и слегка притихли, лишь когда Марьев прикрикнул на них. Он практиканту обрадовался, хотя был недоволен, что прислали одного. Вася объяснил ему ситуацию, правда, без ругани в адрес хитрована Вяльева. Марьев коротко поведал ему о геологических разработках недр Алтая - было похоже, что он заготовил для практикантов хорошую речь, но из-за малости аудитории скомкал её. Затем спросил, чем бы хотел заняться Одиноков. Рекомендовал ему Акташ: там летом 1935 года открыли месторождение ртути и сейчас активно это месторождение развивают, строят площадку для развёртывания производства.
- Это очень важно, Вася, - говорил Марьев. - Единственный источник ртути у нас - в Донбассе, Никитовское месторождение. А ртуть нужна. Знаешь, зачем?
- Из неё градусники делают.
- Балда. Это стратегически важный металл для производства боеприпасов.
- Мне Галя говорила, здесь мрамор есть. А для метро подходит?
- Наверно, подходит. Чего бы ему не подходить? Но месторождения пока не разрабатываются. Вот у села Пуштулим - уникальный тонкозернистый мрамор, всех цветов, любых оттенков, очень красивый. Могу тебя туда записать, там нужен человек. А то и впрямь: почему это для Москвы весь мрамор везут с Урала? Надо и здесь развивать.
- А я слышал, с Украины везут.
- Оттуда тоже везут… Можно от нас возить… Да! Ещё у нас есть отличные граниты!
- Разрабатывают? Месторождения-то?
- Да. В Новосибирск увозят. В 1937 году собирались гранитный завод строить. Приехала команда строителя Ухватова, но потом заглохло.
- Ухватова? - обрадовался Вася. - Ивана Абрамыча? Я с ним знаком! Он здесь?
- Нет его здесь, - Марьев напрягся, нахмурился, ушёл в себя. - Вообще, у меня сейчас дел выше крыши. Завтра с утра грузимся и поедем. Будешь помогать.
- Что грузим?
- Продовольствие повезём. Извини, мне надо бумаги оформлять, образцы отправлять. Вопросы есть? Вопросов нет. Подходи утром к девяти часам.
Вася пошёл к Мирону. Уже опять было жарко.
Новый друг показывал ему вчера, где редакция газеты, и это здание Вася нашёл без труда, но вот редакцию в нём - не сразу. Тут были и горсуд, и горсвет, и много чего. А редакция оказалась - две комнатки на третьем этаже! Редактор уехал в крайком, и в комнатках этих были только двое, Семёнов и корректор, седой старичок. На всю редакцию было только три стула.
Мирон Васе обрадовался, пододвинул свободный стул:
- Садись, читай последний номер газеты. Я статью добью, пойдём обедать. Минут через двадцать. У нас обед с двух тридцати до трёх пятнадцати.
- Как вы тут живёте с тремя стульями? А если вдруг посетитель придёт?
- Какое "вдруг"! У нас каждый день посетители! Рабкоры, жалобщики всякие.
- И стульев нет?
- Есть у нас стулья. Они пачками газет завалены… С утра развезём, будут тебе стулья.