Книги 1 и 2: На долгие годы опустилась над Чехословакией черная тень фашистской оккупации. Но борьба с ненавистными захватчиками - борьба кровавая, бескомпромиссная - не прекращается ни на мгновение.
Книга 3: Завершилась Вторая Мировая война. Но перед народом Чехословакии стоит непростая проблема - определить путь по которому идти дальше. И вновь герои романа "Это было в Праге" вынуждены бороться с врагами Родины, защищать завоеванное в смертельной борьбе с фашизмом.
Роман знаменитого мастера отечественной остросюжетной литературы.
Содержание:
Книга первая - Предательство 1
Книга вторая - Борьба 39
Книга третья - Свет над Влтавой 107
Примечания 163
Брянцев Георгий
Это было в Праге
Книга первая
Предательство
Глава первая
В Карловых Варах еще не проснулась жизнь. Низины за городом были выстланы легким голубым туманом. Заря едва занялась. На востоке медленно светлело небо, постепенно окрашиваясь в багряный цвет.
Верный правилу, Мориц Обермейер на ночь не закрывал окон. Проснувшись, он несколько минут лежал неподвижно в мягкой теплой постели, потом быстро встал, сунул ноги в войлочные туфли и подошел к окну.
Стояло полное безветрие. Едва ощутимые колебания воздуха доносили запах уходящего лета, терпкое и печальное благоухание поздних цветов.
Обермейер окинул равнодушным взглядом крыши курортного городка, сладко зевнул, потянулся всем своим костлявым телом и стал проделывать гимнастические упражнения.
Все шло как обычно. После гимнастики предстояло принять холодный душ, потом разрядить две обоймы из "Вальтера" в домашнем тире и просмотреть газеты перед завтраком.
Сестра Эльвира накрывала на стол.
Обермейер вернулся из тира, опустился в кресло и взял утренние чехословацкие газеты. Почти все они в тревожных тонах сообщали о подозрительных приготовлениях в Третьей империи: призыв запасных, сооружение на западной границе новых укреплений, "случайное" появление над территорией Чехословакии немецких "Юнкерсов", перерегистрация среднего и низшего медицинского персонала, военные маневры вблизи Данцига… На первых страницах крупным шрифтом сообщалось о том, что делегация судетских немцев посетила премьера Годжу и решительно отклонила его план переговоров.
"Прекрасная создалась обстановка для миссии лорда Ренсимена, - подумал Обермейер. - Скоро весь мир поймет, что такое Великая Германия и ее фюрер. И если мне…"
- Ешь, пока завтрак не остыл, - оборвала его мысли Эльвира. - Брось газеты.
К еде Обермейер относился как к надоедливой необходимости и не испытывал к ней особого тяготения. Он не обратил внимания на то, что приготовила ему сестра на завтрак.
Не отрывая глаз от газетного столбца, он торопливо съел омлет с зеленым луком, стакан сметаны, выпил чашку черного кофе и закурил сигару.
Поведение брата за столом всегда возмущало Эльвиру и служило поводом к их частым ссорам. Но сегодня Эльвира промолчала, только насмешливо усмехнулась. Всего пять дней, как она вернулась из Будапешта после гастролей, и ей не хотелось в первые же дни обострять отношения с Морицем.
- Ты уже сыт? - спросила она брата, заметив, что он не притронулся ни к салату из свежих овощей, ни к ветчине со свежим горошком, ни к сосискам.
- Что? - Обермейер поднял глаза от газеты. На сестре было выходное платье. Он поинтересовался: - Ты куда собралась?
- В Прагу. Мне предстоит подписать контракт с локалем "Амбаси". Я взяла там несколько выступлении.
- Хм… но мне, вероятно, машина сегодня понадобится, - недовольным тоном заметил Обермейер.
- А я поеду с Милашем, - успокоила его Эльвира, - мы с ним еще вчера договорились.
С Милашем? Что ж, это вполне устраивало Обермейера. Он знал, что между сестрой и его бывшим однокашником по Пражскому университету, врачом Милашем Неричем, существуют приятельские отношения, быть может роман. Их совместная поездка казалась вполне естественной. Но сегодня имя Нерича навело его на другие размышления.
- Из маленького поросенка Милаш превратился в порядочную свинью, - проворчал Обермейер, - забыл старых друзей. Передай ему, что я на него обижен.
- Это ты с успехом можешь сделать сам, - откликнулась Эльвира. - Но к тому нет оснований. За эту неделю он был у нас два раза и ни разу тебя не застал.
- Поэтому он, видимо, и приезжал, что меня не было дома, - усмехнулся Обермейер. - Получается - он больше друг тебе, чем мне.
Эльвира передернула плечами. Странный человек ее брат Мориц: считает Милаша своим давним и преданным другом, говоря о нем, превозносит его способности, радушно его принимает, а сам никогда не ходит к нему, даже не звонит.
- А что тебе мешает навестить Милаша? Три квартала не такое уж большое расстояние.
- Я не врач. Врачи распоряжаются своим временем, как им заблагорассудится, а юристы рабы своих обязанностей… Кстати, не забудь о моей вчерашней просьбе.
- О просьбе? Но я уже забыла, - непринужденно ответила Эльвира.
Обермейер подчеркнуто пристально посмотрел на сестру и медленно, взвешивая каждое слово, проговорил:
- Я имею в виду этого старого английского хрыча, лорда Ренсимена. Ты должна во что бы то ни стало проникнуть в его окружение. Мною руководит не простое любопытство. Я хочу предвосхитить события, а тебе исполнить мою просьбу не составит труда. - И, сказав сестре несколько комплиментов, Обермейер пожелал ей счастливого пути и прошел в кабинет.
Дом перешел к Обермейеру по наследству. Кабинет когда-то принадлежал его покойному отцу. В нем все сохраняло память о старом Обермейере: симметрично развешанные по стенам гравюры, изображающие старинные улицы Кельна и Нюрнберга, тяжелый и громоздкий, украшенный грубой резьбой шкаф с книгами, к которым Мориц Обермейер никогда не прикасался, большой бронзовый чернильный прибор замысловатой конструкции, костяные статуэтки уродливых китайских божков, семейные фотографии кабинетного формата, дорогие, уже выцветшие драпри на окнах и дверях, портрет Вильгельма, написанный искусной кистью.
А на противоположной стене висел портрет Гитлера - единственное, что сын по собственному выбору приобрел после смерти отца.
Обермейер сел в удобное кресло с отполированными от времени подлокотниками и, откинувшись на спинку, закрыл глаза - ему надо было обстоятельно обдумать текст делового письма, - но за его спиной раздался голос горничной:
- К вам посетитель.
- Проси!
Вошел солидный, лысеющий, но еще не старый мужчина. Темно-синий, хорошо отглаженный костюм скрадывал его полноту. Переступив порог кабинета, посетитель поклонился с достоинством, во всяком случае не настолько низко, чтобы поклон мог показаться подобострастным.
- Жан! Очень кстати. Прошу, - сухо приветствовал вошедшего Обермейер.
- Я без вашего разрешения поставил свою машину во дворе.
- И правильно поступили, - одобрил Обермейер. - Садитесь и рассказывайте.
Жан опустился в кресло.
- Что же вам рассказать? - спросил он, легонько склонив голову к плечу.
- Что слышно о "дедушке"?
Жан улыбнулся.
- Прежде всего хочу обратить ваше внимание на небольшую деталь: перед самым приездом к нам лорда Ренсимена Лондон отправил своего посла в отпуск. Вы понимаете? По-моему, это симптоматично.
- Да, пожалуй. Сделано это с расчетом и, видимо, для того, чтобы развязать руки Ренсимену.
- Вот, вот… так и я думаю, - согласился Жан и приступил к подробному рассказу о встрече Ренсимена.
Обермейер слушал, уставившись на гостя белесыми неподвижными глазами.
Он прекрасно изучил Жана за годы своего сотрудничества с ним как с секретным агентом. Жан любил придавать своим словам некий скрытый смысл, чтобы показать, что ему известно то, что неизвестно другим. К сообщениям он неизменно добавлял свои личные соображения и старался в каждую историю вплести свое имя, даже в тех случаях, когда не имел к происшедшему никакого отношения.
Обермейер знал это, но ценил Жана и давал ему наиболее щекотливые поручения. Он считался с Жаном, так как к работе в гестапо этого человека привлек сам штандартенфюрер.
- Теперь о самом лорде, - продолжал Жан. - Типичный английский тори, от которого попахивает нафталином. Вы метко окрестили его "дедушкой". Внешне держится чопорно, надменно, показывая всем своим видом, будто выше англичан никого нет на свете.
- Как прошла его встреча с журналистами? - поинтересовался Обермейер.
- Вполне удовлетворительно. Лорд сделал вид, что растроган приемом чехословацкого правительства. Нашлись у него приветливые слова и по адресу Конрада Гейнлейна. Дальше он произнес несколько шаблонных демократических фраз, в которых отметил, что кабинет Великобритании возложил на него серьезную задачу: найти компромисс между национал-социалистской партией судетских немцев и чехословацким правительством. "Я, - сказал он, - ваш друг и приехал в эту прекрасную страну с миссией доброй воли". Ловко! В общем, в нашем деле мы получаем еще одного союзника. - И Жан позволил себе рассмеяться.
- А не опоздал он со своей миссией доброй воли?
Жан повел бровями.
- Возможно… Возможно…
- Какие разговоры идут в Праге? - спросил Обермейер.