Не рассчитывал остаться в живых и новоиспеченный лейтенант Советской Армии, умиравший от похмельного синдрома в том самом пассажирском лайнере, который наконец упал мощными колесами на толстый бетон полосы. Его симпатичное лицо с правильными чертами исказилось от боли. Толчок отдался мучительным спазмом в разваливающейся голове, воспаленный мозг тяжело колыхнулся в черепной коробке, перед зелеными глазами, покрасневшими после трудной ночи, проскочил сноп искр. "О боги, пошлите мне быстрой и легкой смерти!" - малодушно подумал юный офицер, оглядывая своих соседей и стараясь хоть как-то размять онемевшее тело. Даже сквозь агонию сивушной мигрени он попытался понять, как все эти рыбаки и военные после тринадцатичасовой пьяной оргии на борту еще были способны улыбаться и отпускать шутки. Первые бутылки водки, по давней традиции советской Руси, открыли сразу же после вылета из "Шереметьево-2". Но настоящая пьянка, как и предсказывали наученные горьким опытом стюардессы, началась после промежуточной посадки на острове Мальта. Где-то над границей между арабскими пустынями и джунглями "черной" Африки процесс перешел в критическую стадию. Набравшиеся до изумления члены сменных рыболовецких экипажей стали предпринимать попытки (по счастью, безуспешные) открыть аварийные люки и били друг друга по пьяным раскрасневшимся лицам мозолистыми пролетарскими кулаками. Последнее получалось вполне сносно даже в стесненных условиях узкого салона творения конструктора Ильюшина. Тоскливые угрозы бортпроводниц посадить самолет и выдать драчунов полиции какого-нибудь африканского государства не возымели никакого эффекта. В Советском Союзе даже последний пьяница знал, что родное государство никогда не выдаст его лютым классовым врагам или ненадежным деклассированным друзьям. Оно давно и прочно сохраняло монополию на то, чтобы казнить и миловать своих граждан. Впрочем, боевой запал советских моряков вскоре иссяк, и недавние противники начали мириться и брататься. Как часто водится у обитателей шестой части суши, под конец они целовали друг друга в разбитые рожи, называя друг друга "братан", "Колян" и, уж совсем ласково, "хер моржовый".
Лишь под утро, где-то над экватором, наш Лейтенант смог забыться в тяжелом сне, наполненном видениями почище тех, что посещали испанца Гойю. Будучи разбуженным, он с трудом съел предложенный "Аэрофлотом" завтрак из синеватой жилистой куриной шеи, куска кислого серого хлеба и помятого яблока. Из последнего торчал лопнувший от перепада давления червяк. Курсант Военного института с тоской всматривался в плывущие под крылом красноватые просторы неизведанного континента. Романтические ожидания встречи с Африкой разбились в прах о похмельную реальность "Аэрофлота". Лейтенант еще никому не признавался в том, что еще с детства, начитавшись приключенческих романов, стремился попасть в Африку. Его, представителя последнего поколения романтиков советской эпохи, снедала одна из сильнейших страстей человечества, имя которой - жажда странствий. Эта страсть так же велика, как и любовь. Она может быть так же созидательна и так же разрушительна, как ревность, зависть и жадность. Иногда наш философски настроенный герой задавался вопросом: почему сие стремление - увидеть еще невиданное - было выражено в одних нациях гораздо ярче, чем в других? Почему, например, столько географических открытий сделали испанцы, португальцы, голландцы и англичане? Почему в древности китайские корабли посещали самые отдаленные места планеты, а потом китайцы внезапно вообще потеряли интерес к остальному миру? Почему великая древняя нация евреев никогда не стремилась к путешествиям? Как их соседи и конкуренты финикийцы. И почему в таком случае стремление покинуть отчий дом и свою семью ради далеких земель даже не упоминалось Ветхим Заветом как нечто, достойное осуждения?
Когда самолет уже приземлился и рулил мимо теснившихся на взлетно-посадочной полосе военных транспортников, древних "МиГ-19" и видавших виды вертолетов, новый товарищ Лейтенанта, Игорь из Донецка, ткнул его в бок. С пьяной бравадой он хрипло спросил: "Лейтенант, так как, ты говоришь, будет "доброе утро" по-португальски?". Надо сказать, что дончанин прибыл в Анголу в качестве переводчика этого самого португальского языка. Ответив на вопрос коротким "Bon Dia!" наш юный герой вернулся к своему прежнему занятию и вновь прижал гудящую голову к холодному пластику иллюминатора. Впрочем, поверхность окна стремительно нагревалась: то ли от воспаленного токсинами и тоской мозга, то ли от жарких лучей африканского солнца. Самолет наконец остановился. Вокруг него немедленно материализовались люди в невиданной доселе Лейтенантом зеленовато-коричневой пятнистой форме с автоматами и ручными пулеметами. Люди в камуфляже быстро и привычно сформировали цепь вокруг "Ила". "Кубинцы!" - со знанием дела прокомментировал сидевший в следующем ряду капитан Сергей, прилетевший в Анголу не в первый раз. Заметив в круглом окошке белое от неслыханных мучений лицо Лейтенанта, один из кубинских автоматчиков - мулат в зеленом берете - приветственно помахал рукой. Тот попытался улыбнуться в ответ и чуть не умер от очередного мозгового спазма, вызванного неосторожным сокращением лицевых мускулов. "Надо беречь силы!" - подумал он и нащупал в кармане куртки недавно выданный служебный загранпаспорт. Вновь прибывший еще не знал, что вскоре расстанется с этим удостоверяющим личность документом на два долгих года, став, по существу, заложником своего начальства из военной миссии.
Когда Лейтенант, покачиваясь, вышел на хлипкий трап, он, как и его товарищи по несчастью, невольно широко открыл рот. Дело в том, что воздух, который он попытался вдохнуть, оказался слишком горячим и влажным. "Неужели они здесь все время таким дышат?" - с ужасом подумал искатель приключений и иностранной валюты, поглядывая на кубинцев с белыми, смуглыми и совсем уж черными лицами, на которых не отмечалось ни малейших признаков асфиксии. Его больное после перелета через полмира тело мгновенно покрылось липким потом. Солнце, казалось, уперлось горячим столбом в страдающую голову.
- Як пойихав я в Донбасс вугилля добуваты, а воно ж такэ тяжкэ, в рот його баты! - выразил общую мысль Игорь из Донецка, доставая из сумки пачку советского аспирина и предлагая таблетки всем желающим.
Лейтенант взял две.
На подступах к паспортному контролю неожиданно выяснилось, что его такие же, как и он, юные друзья понятия не имели, что же писать в ангольских иммиграционных картах. По счастью, все тот же бывалый капитан подсказал, что в графе "профессия" надо писать "инженер", а в качестве принимающей организации указывать "Ministerio da Defesa". За этим успешно пройденным испытанием последовало получение багажа. С замиранием сердца вновь прибывшие смотрели на черную ленту транспортера, выносившую из глубин аэропорта их распухшие дерматиновые чемоданы, набитые отрезами ситца, утюгами и одеколоном "Гвоздика". Все это, припасенное по совету ветеранов, должно было служить средством натурального обмена и кормить молодых офицеров в течение многих месяцев. Судя по расплывавшемуся облаку экзотических ароматов, не все флаконы упомянутого парфума благополучно достигли африканской земли. Ветеран Сергей повел носом и посоветовал:
- Лучше, ребята, не продавайте: он комаров отпугивает!
Ему, конечно, было виднее.
У выхода из аэропорта краснолицых счастливчиков-моряков встретили друзья и соратники из Минрыбхоза и повезли лечиться и отмываться на корабли и ведомственные квартиры.
Военных встретил человек с недружелюбным лицом армейского кадровика и проводил их к потрепанному "ГАЗ-66", присланному из военной миссии. Грузовик, по всей видимости, подарили кубинцы, так как на его борту можно было различить почти стершуюся надпись, сделанную белой краской: "Patria о muerte!". На "родине", видно, было так хорошо, что грузовик выбрал последнее. Возле плода интернационального сотрудничества их ждали двое советских солдат-срочников в такой же, как у кубинцев, форме. Внимательно осмотрев измученные лица своих пассажиров, один из них - по-видимому, водитель - закурил душистую ангольскую сигарету и дружелюбно сказал:
- Вы, ребята, того, держитесь покрепче и через борт не перегибайтесь! Если кого тошнить начнет, стучите по кабине! Остановлю!
Скорее всего, ему не раз приходилось встречать самолеты из метрополии.
- Знаете такую советскую болезнь - тоска по ностальгии? - не унимался весельчак Игорь.
Лейтенант раздраженно поморщился: видимо, многолетнее вдыхание ядовитых металлургических паров и всепроникающей угольной пыли делало обитателей шахтерского края невосприимчивыми ко всем прочим токсинам.
Грузовик ожил, зарычал изношенным двигателем, затрещал коробкой передач и затрясся, как бешеная собака. Лейтенант закрыл глаза от очередного приступа головной боли. Через полминуты, когда машина налетела на первую дыру в асфальте, деревянная скамейка так двинула в худую задницу, что он чуть, не откусил распухший от жажды язык. Единственным, чем могло порадовать сие происшествие, стало то, что, захлебываясь в собственной крови и вытирая невольно выступившие слезы, он на несколько минут забыл о похмельном синдроме.
- Смотри, смотри! - закричал неугомонный Игорь, показывая на черных рахитичных пацанов, бежавших вслед за грузовиком и выпрашивавших еду и деньги.
Один из детишек, одетый лишь в грязную рваную майку защитного цвета, тащил за длиннющий хвост мертвую крысу, используемую в качестве то ли игрушки, то ли средства пропитания.