Коля наведывался к нему в убежище, приносил еду, однако долго не засиживался, часто куда-то исчезал. Он был явно чем-то озабочен. На вопросы отмалчивался, и только глаза его посмеивались. Петька злился, укорял товарища, но это не помогало.
Однажды Коля пропадал целый день. Вернулся под вечер усталый и, когда Петька опять пристал с расспросами, вдруг разоткровенничался. И тут Петька узнал такое, что у него дух захватило.
Оказывается, Костя Белоконь раздобыл четыре пуда шрифта! Кто бы мог подумать, что он такой ловкач! А теперь Колька жег толь во дворе у Сани Калганова и собирал сажу и копоть с железного листа. Когда Анзин развел эту сажу глицерином, получилась хорошая типографская краска.
Петьке стало досадно, что в таком деле обошлись без него. И это в то время, когда он изнывал от безделья и скуки!
Затем Коля опять куда-то ушел. Петька с нетерпением ожидал его возвращения. Чтобы как-то убить время, он подмел убежище, двор и убрал мусор. Потом он взял со шкафа осколок зеркальца и начал разглядывать лицо. Под левым глазом и на скуле еще темнело светло-лиловое пятно. Петька с досадой швырнул осколок на стол. Сколько уж дней он не был на воле!
А все проклятые фашисты! В своем городе - и как в плену. Шагу не ступишь, даже на своей улице не появишься. Его переполняли чувства отчаяния и жажды мщения.
V
Уже смеркалось, когда Коля наконец вернулся в убежище.
- Глянь, что принес, - он выложил на стол пачку печатных листков и торжествующе посмотрел на приятеля.
В пыльной духоте пещеры повеяло острым волнующим запахом краски. Петька вскочил с матраца, схватил листок и придвинулся к плошке, коптившей на столе. С жадным любопытством он разглядывал листок с обеих сторон, вытягивал руку, любуясь издали, и даже понюхал его, словно первый весенний цветок. Потом он провел пальцем по заглавию и радостно воскликнул:
- Смотри! Совсем как самая настоящая газета. Ай да мы!
Петька действительно держал в руках первую в Крыму подпольную газету "За Родину", правда, маленькую, всего на осьмушке листа, но сделанную по всем правилам и отпечатанную четким шрифтом.
- А наши-то, гляди, уж где! Под самым Мелитополем и жмут на Одессу, - радовался он, читая газету.
В убежище вошли Саня и Костя с плетеной корзинкой.
- А-а, привет узнику! - воскликнул Калганов, тормоша и радостно тиская Петьку. - Ну как газетка?
Костя пододвинул корзину к столу и начал выкладывать хлеб, помидоры и прочую снедь, под которой оказались стопки свежих газет.
- Получай мамкин гостинец, - сказал он Петьке и незаметно подмигнул Сане.
- Маменька беспокоится, как бы у ее мальчика с голодухи животик не попортился, - весело подхватил Саня.
Петька сверкнул глазами, но смолчал. Он злился, когда с ним разговаривали, как с маленьким. А ребята не упускали случая подзудить.
- А что ты теперь собираешься делать? Опять станешь дразнить легавых? - спросил Костя.
- Надо устроить такую полундру, чтоб Майер долго не прочухался. - Петькины глаза сверкнули зелеными огоньками.
- Он прав! Взять бы автоматы да ка-ак чесануть по комендатуре и по городской управе! Или гранатами садануть в окна! Пусть они нас боятся, а не мы их! - поддержал Саня.
- Брось баланду травить. Подумаешь, террорист какой выискался, - осадил его Костя.
Саня и Петька, оба вспыльчивые и необузданные на язык, наседали на более сдержанного Костю, доказывая, что пора решительно действовать. Тот не уступал.
- Мы не какие-нибудь террористы-одиночки, а подпольщики, - убеждал Костя. - И наше первое дело сейчас, говорит Саша, вести пропаганду, поддерживать дух населения и готовить разведсводки командованию. А до оружия, погодите, дело дойдет.
Костя и сам был не прочь пустить в ход автоматы. В душе он завидовал боевой группе подпольщиков, которые осуществляли смелые диверсии в порту. Но им, связным, Александр запретил в такие дела впутываться. И случись что-нибудь, не с кого другого, а с него, с Белоконя, Саша спросит. "Ты - скажет, - старший в группе, почему вовремя не образумил, не остановил?"
Ребята спорили, горячились. Только Коля, всегда молчаливый и сдержанный, сидел на матраце и сочувственно поглядывал на Саню и Петьку.
- Вот смотрите, какие я ношу гостинцы для Филле, Шреве и Майера. - Саня вытащил из кармана две гранаты-лимонки. - Только вместе их никак не застукаю. Но я их накрою. За всех отомщу!
- Ты что, получил задание от Саши убрать Майера и Филле?
- Нет, - мрачно сознался Саня.
- Или забыл, что за каждого убитого фашиста Майер сто наших расстреливает?
Саня не ответил и, как бы отступая, сунул гранаты в карман. Но Петька не собирался сдаваться:
- А мы и без лимонок можем такое устроить, что жандармы и полицаи полопаются от злости. И наши за это не заругают.
- За что за это? - спросил Костя.
- Сейчас скажу.
Петька для большей убедительности вытащил из шкафчика старую Колину тетрадь с огрызком карандаша и записал все, что нужно им с собой взять, вплоть до карманного фонаря, а под конец даже нарисовал на бумаге маршрут предлагаемого им ночного похода.
Замысел Петьки был смел. И все в нем было так продумано, что даже осторожный Костя не стал возражать.
- Мы и еще кое-что сделаем! - загорелся Саня. Отбросив рукой назад рассыпавшиеся волосы, он загадочно улыбнулся. - Ох и зачешутся же жандармы!
- Ты что надумал? - опять насторожился Костя.
- Сейчас узнаешь. Бери, Петь, бумагу. Пиши… "Гитлеровской собаке Майеру!
Если ты, фашистская тварь, будешь издеваться над советскими людьми и расстреливать их, то живым тебе отсюда не уйти. Берегись! Тут хозяева мы, а не ты! Штаб партизан", - продиктовал Саня.
VI
К ночи все было готово. У каждого за пазухой газеты, вокруг шеи повязан немецкий мешок из тонкой, не пропускающей влагу материи, а на ногах мягкая обувь. Напоследок Коля с Костей проверили свои пистолеты, а Саня и Петька осмотрели предохранители на гранатах.
Первыми вышли с Лагерной Коля и Костя. Петька и Саня выждали минут десять и тоже тронулись в путь.
Ночь была сырая. Ветер нагонял с моря облака, которые плотно окутывали небо. Где-то впереди гудел прибой. Начинался шторм.
Петька, истомившись в духоте пещеры, жадно вдыхал влажный соленый воздух. Чем ближе подходили они к цели, тем сильней охватывал его знакомый волнующий азарт.
Тропа привела их к памятнику Тотлебену. Они остановились. Впереди темной массой толпились акации, клены, липы, а за ними в доме, обнесенном высокой каменной стеной, жили офицеры жандармерии и полиции.
Петька лег на землю и с ловкостью ужа пополз к воротам. Саня затаился под деревом.
Бесконечно тянулись тревожные минуты ожидания. Но как Саня ни старался, не мог разглядеть, что творилось там, у стены. Вдруг где-то справа хрустнула ветвь, и между акациями словно из-под земли вырос Петька.
- Две приклеил, - прошептал он.
Ребята спустились с бульвара на площадь, обошли ее по кругу и поднялись вверх по улице. Бесшумно продвигались они к вершине горы. Будто таинственные призраки выползли из руин и бесплотными тенями бродили среди развалин разрушенного, мертвого города; и там, где они появлялись и касались рукой останков зданий, стен, заборов, возникали светлые пятна, зримые даже во тьме ненастной ночи.
За какой-нибудь час Петька и Саня исколесили горные улицы и переулки вплоть до Владимирского собора.
Ветер крепчал. Порывами налетая с моря, он шаркал по стенам, выл в омертвелых глазницах домов, свистел в скрученной проволоке телефонных столбов. Где-то во тьме, подобно гигантским литаврам, гулко бухало на крышах железо. Рейд внизу гудел от прибоя.
Убедившись, что патруля поблизости нет, Саня потянул Петьку за рукав. Ребята спустились с горы к зданию комендатуры, где на углу, под крышей, сброшенной наземь воздушной волной, их поджидали Костя и Коля. Железо кое-где зияло дырами от осколков снарядов. Здесь был их постоянный наблюдательный пункт. Сколько дней и ночей провели они тут, следя за жандармами!
Над головой шуршал моросящий дождь. Петька смотрел через дорогу на мрачный силуэт длинного здания, стоявшего на углу. В большом крыле, выходившем на главную улицу, располагалась полиция, а в меньшем, что в переулке, - комендатура.
Темень. В окнах ни одной светлой щелки. Слышны шаги часового. Кто он? Охранник СД или жандарм? Ребята не сводили глаз с часового, но отгадать не могли. А знать нужно. Жандармы не то что охранники, они не проявляли особого рвения, часто заходили в дежурное помещение или надолго по надобности исчезали во дворе.
Часовой, словно заводной, двигался туда и обратно по одному и тому же пути, ни на шаг не отступая в сторону.
Но вот шаги замерли, сверкнул огонек зажигалки. На груди часового светлела большая металлическая бляха с орлом. Такие бляхи носили только полевые жандармы. Начался ливень. Струи воды потекли из дыр и били в лицо. Ребята натянули на головы мешки.
Однако жандарм не собирался уходить. Он прошлепал по лужам к крайнему окну справа и словно прилип к стене. Петька от нетерпения кусал губы.
- Тю, гадюка! Присох под самым кабинетом.
Всем было ясно: если часовой здесь застрянет, план их сорвется.
Ливень не утихал, а с порывами ветра даже усиливался. Вода сплошным потоком обрушивалась на землю и кипящей рекой безудержно мчалась по мостовой. И тут наконец тень отделилась от стены. Часовой побежал в переулок. Дверь комендатуры распахнулась, прорезав полоской света мостовую, и с шумом захлопнулась.
- Айда! - скомандовал Саня. - А ты, Коль, тут прикрывай. Если жандарм сунется наружу, сади в него обойму и тикай.