* * *
Отец был дома - ожидал Костика обедать.
- Где это ты таскаешься? - спросил у сына, едва тот переступил порог. Спросил не строго, без злости.
- А что, нужно что-нибудь? - поднял глаза, посмотрел исподлобья на отца Костик.
- Не-е, не потому спрашиваю… Просто сказать хочу - один ты у меня остался. Один. Было трое, а теперь ты один…
- Ну и что? - не понял Костик.
- Ничего…
Отец, видно, думал о чем-то своем, хотел поведать Костику что-то важное, что его заботило, беспокоило.
Но до Костика это важное, что было на душе у отца, что тот хотел высказать, не дошло.
Хора достала из печи чугун, налила в миску борща. Отец с сыном молча сели за стол обедать.
X
Василь Кулага был не из тех людей, которые все, что бы им ни сказали, принимал на веру. Услыхав какую-либо новость или, скажем, получив указание, он часами, а то и сутками думал, размышлял, пока не решит для себя, где правда и где выдумка, пока не придет к убеждению, что то или иное надо делать так, только так, а не иначе. Удивлялся иной раз, как легко и быстро, без малейших сомнений Иван Дорошка с кем-то соглашается или не соглашается, берется делать одно и отбрасывает как ненужное, не стоящее внимания другое. Ему, Василю, чтобы принять какое-либо решение, нужно было время. Время на размышление. Работая в сельсовете секретарем, он никому ни одной бумажки вот так, с ходу, с первого раза не выдал на руки, не подписал. "Хорошо, хорошо, - скажет, бывало, тому, кто обращается с какой-нибудь просьбой. - Приходите завтра, я сам подумаю, с начальством посоветуюсь…" И думал, советовался с начальством - с Иваном Дорошкой, Того в начале их совместной работы злила нерасторопность, медлительность, излишняя осторожность секретаря. "Мог бы мне об этом и не докладывать", - говаривал он Василю. Но со временем Иван Дорошка привык к Василю, увидел, пожалуй, даже известный смысл в стараниях секретаря все обсудить, согласовать, - он, председатель сельсовета, всегда в курсе разных событий, знает, в чем кто нуждается, что кого заботит. И все же подсмеиваться, беззлобно вышучивать Василя не перестал. Это и отдалило их друг от друга, не давало сойтись поближе, стать друзьями. И вместе с тем… Жили в одной деревне, работали в сельсовете, и это сближало: они уже не могли обойтись один без другого. Особенно Василь тянулся к Ивану. Даже когда председателем колхоза выбрали, не мог принять ни одного решения, не посоветовавшись с Дорошкой. Возможно, потому, что знал: Иван Дорошка в дружеских отношениях с секретарем райкома партии Боговиком и то, что согласовывается с Иваном Дорошкой, как бы согласовывается и с райкомом. Да и трудно было ему, Василю Кулаге, недавнему сельсоветскому работнику, руководить колхозом. Он и не хотел, ни в какую не соглашался идти председателем. Но райкому нужен был человек, а колхозу - председатель. Прежний, Рыгор Беда, попросил, чтобы его освободили от должности: грамоты, дескать, маловато, да и годы берут свое. И Василя не то чтобы уговорили, а просто поставили - и все тут. Нет, демократия была соблюдена - провели собрание, рекомендовали, колхозники за Василя проголосовали, даже поаплодировали довольно дружно: как же, мол, знаем его, свой человек. Но Василь Кулага что-то вроде обиды затаил на Ивана Дорошку: "Выжил из сельсовета, будто я ему мешал". - "Люди должны расти. А то что же получается - всю жизнь просидишь у меня в подчиненных. Иди на самостоятельную работу. А вдруг талант руководителя у тебя прорежется. Колхозу выгода, а тебе слава", - говорил Иван, убеждая Василя идти на повышение. Василь же считал, что он с его медлительностью, неразворотливостью надоел Ивану и тот просто-напросто захотел от него избавиться. И носил в глубине души обиду на Ивана, хотя виду и не подавал. Начало войны, разговор с секретарем райкома Боговиком, то обстоятельство, что всех мужчин из Великого Леса мобилизовали, а их с Иваном Дорошкой оставили здесь, - все это даже не то что сблизило, а подружило Василя с Иваном. Не проходило дня, чтоб они не встретились, не поговорили, не обменялись новостями. Теперь уже не только Василь Кулага заходил к Ивану Дорошке в сельсовет, но и Иван Дорошка частенько наведывался в контору к председателю колхоза.
- Ну как ты? - обычно спрашивал Иван у Василя. - Привыкаешь?
- А куда ты денешься, - отвечал тот. - К чему только человек не привыкнет! И к председательству я привык, и к тому, что война идет… Может, слыхал, что там, на фронте?
Газеты в Великий Лес уже не приходили. Не приходили и письма. Радиоприемник по-прежнему не работал - никто нигде не мог достать батареек. Хорошо, была еще связь с Ельниками и Иван изредка позванивал в райком - узнать, где что делается, услыхать хоть словечко о том, что там на войне, на фронте. Роман Платонович ничем порадовать своего давнего друга не мог - гитлеровцы наступали, наши войска сдерживали их, вели тяжелые, кровопролитные бои. И Иван Дорошка пересказывал Василю Кулаге, что слышал от секретаря райкома.
- Должен же в войне перелом наступить! - уверенно говорил Василь. - Не может того быть, чтобы Гитлер нас побил!
- И я так думаю, - кивал Иван. - Да вот видишь… Отступают пока наши…
Василь похудел за эти дни. Лицо у него заострилось, и без того крупный нос стал как бы еще больше; на лбу залегли складки-борозды, которых Иван раньше не замечал. И глаза горели каким-то лихорадочным огнем. Хватало Василю работы в эти дни. Надо было организовать заготовку сена, а в колхозе всего одна конная косилка, да и не пустишь ее по кочковатому болоту. Всех, кто только умел косить - подростков, стариков, женщин, - поставил на ноги Василь. И все же справиться с сеноуборкой, с работой, которую едва управлялись завершить вовремя, когда дома были все мужчины, колхоз не мог. И Иван Дорошка съездил в Гудов, организовал воскресник - все рабочие завода и железнодорожной станции, которых не взяли в армию, вышли на болото. Косили, гребли, стаскивали копны, метали стога. На счастье, и с погодой повезло - сухой, теплый, солнечный выдался денек. Так что от души благодарил Василь Кулага гудовцев, а заодно и Ивана Дорошку.
- Что бы я делал без тебя? - признавался Ивану. - А так… Чуть что - иду к тебе…
- Брось, - отмахивался Иван Дорошка. - Одно дело делаем, для того нас и оставили здесь, чтоб работать.
- Так колхоз же у тебя не один. И всюду надо поспеть.
- И другим колхозам чем могу помогаю. В "Сейбите" общее собрание на днях провели.
- Что-нибудь серьезное?
- Да нет, сенокос раньше других колхозов кончили. Впервые за всю историю. Хотелось поздравить людей, подбодрить…
- С сеном и мы справились, - радовался Василь. - Да ведь и жатва не за горами.
- И с жатвой управимся. Как стараются люди! Что ни скажи - сделают.
- Вот-вот, - соглашался Василь. - Прямо диву даешься. Такие все понятливые, схватывают с полуслова… Не то, что прежде. В каждое окно стучаться не надо.
- А ты ведь боялся. Помнишь, когда из Ельников домой возвращались… Горе людей сплачивает…
- И наоборот, - грустно качал головою Василь, намекая на что-то такое, чего Иван не понимал.
- О чем ты? - допытывался Иван.
- Да все о том же. Как ты, а я своих людей хорошо знаю. Очень уж легковерные есть среди них. И недовольные…
- Чем недовольные?
- Мало ли чем… Колхозом. Вот и мы… Мы тоже, бывало, круто обходились с некоторыми. Чуть что не по-нашему - угрозы, а то и раскулачивали, высылали.
- Что же было делать? - Иван начинал злиться. - Им как лучше хочешь, а они… что волы - заупрямятся, и что хочешь делай. Их в рай ведешь, а они думают - в пекло…
- Крестьяне… Темные, малограмотные. Их не заставлять, а убеждать надо.
- Так убеждали же! Сколько собраний провели!
- Не собраниями их надо убеждать.
- А чем же?
- Другим. Если колхоз - выгодное дело, так чтоб каждый видел, что оно выгодное. И сам чтоб попросился. А мы спешили. Бедняки пошли, так мы середняка подгонять взялись. "Даешь стопроцентную коллективизацию!" - и все тут. Дали. И что?..
Иван Дорошка усмехался:
- Послушаешь тебя, Василь, так во всем усомнишься, даже в том, во что верил и веришь. Ревизионист ты!
- А знаешь, и Маркс кое в чем сомневался. И Ленин. Они взяли под сомнение то, что было создано до них: а нельзя ли что-то сделать иначе, нельзя ли жить по-другому, лучше? Оказалось - можно!
- Бывает, что раздумывать особо некогда - делать надо.
- И я тоже действую иной раз так же, как и ты, не подумавши толком. К сожалению. А потом подумаю и вижу: можно было сделать иначе, поторопился…
- Так, Василь, было и будет. Всего никогда наперед не увидишь и не учтешь. Когда делаешь что-то, случается, что и не так делаешь. Не ошибается тот, кто ничего не делает.
- Оно-то верно, но думать надо, ой как думать, чтоб меньше было ошибок!
- Вот и думай! На то у тебя и голова на плечах… Кто тебе не дает думать?!
Надо сказать, такие споры-разговоры между Василем Кулагой и Иваном Дорошкой всегда кончались мирно. От общих рассуждений обычно переходили к более конкретным, будничным делам.
- Ну как, подобрал ты людей скот гнать?
- А думаешь, все же придется гнать? - в свою очередь, спрашивал у Ивана Василь.
- Говорил же Роман Платонович, чтоб готовы были.
- Так мы и готовы. Хомка, думаю, не откажется…
- Одного Хомки мало.
- Женщин подберем.
- У женщин - дети.
- А мы бездетных. Клавдию, скажем, братовую твою, еще кого-нибудь поищем. Комсомольцев, молодежь…
- Ты говорил с кем-нибудь об этом?
- Нет, зачем же панику сеять. И так пройдись по деревне - чего только не услышишь. Работает радио.
- Какое еще радио?