Была она не здешняя, великолесская, а приезжая. Работала в школе, преподавала математику. По отзывам жены, Кати, и директора, Андрея Макаровича Сущени, это была скромная женщина, отлично знала свой предмет, умела его преподнести. Правда, не активистка, ни с кем не дружила, не участвовала в обсуждении никаких новостей, о себе ничего никому не рассказывала. Была, словом, вроде бы чем-то напугана. Все, что выходило за пределы математики, ее не касалось. У Веры Рученко почти взрослая дочь, учится в девятом классе. Больше ни Иван, ни в школе про Веру Рученко ничего не знали. Нет, знали еще одно: до нынешнего года Вера Семеновна жила в Минске. И вот месяца два тому назад оставила город, переехала жить и работать на Полесье, в Великий Лес.
- Гм, - оторвался от своих мыслей Иван. - Что ж, если хочет меня видеть, пусть войдет.
- А может… сказать, что вы заняты, пусть в другой раз зайдет? - осторожно спросил Харченя.
- Нет, Апанас, я тебе об этом говорил уже, запомни и наперед. Не может быть никаких неотложных дел, если пришел человек. Мы живем и работаем не ради чего-либо, а для людей. Потому первым делом наше внимание и должно отдаваться людям. Зови Веру Семеновну, пусть заходит…
Апанас Харченя выскользнул в дверь. И в ту же минуту в боковушку как-то очень осторожно, словно робея, вошла Вера Семеновна. Тщательно притворила за собой дверь.
- Добрый день вам, - произнесла она, как показалось Ивану, в смущении и потупила глаза.
Иван Дорошка поднялся из-за стола, жестом пригласил ее сесть на тяжелую самодельную табуретку, стоявшую посреди боковушки:
- Прошу вас…
Вера Семеновна не села, а как бы примостилась на краешке табуретки.
- Вот мы наконец с вами и встретились, - сказал Иван Дорошка, чтобы хоть что-то сказать, начать разговор.
- А что? - насторожилась, испуганно вскинула на Ивана ясные, голубые, хотя и с заметным оттенком печали глаза Вера Семеновна. - Вам… разве надо было со мною встретиться?
- Конечно, надо было, - добродушно улыбнулся Дорошка.
- Так чего же вы меня не вызвали? - еще больше насторожилась, даже как будто обозлилась Вера Семеновна, и белое, красивое лицо ее передернула гримаса боли. - Вам что… написали про меня?.. Прислали?..
В голосе Веры Семеновны послышалась слеза.
Тут уж смутился Иван Дорошка. "Что с нею? Она… будто ждет чего-то, боится?.. Ощетинившаяся, колючая…"
Вышел из-за стола, сказал:
- Я кое-что слышал о вас…
- Что же вы слышали? - прикусила тонкие губы Вера Семеновна. - И от кого?..
"Почему она так остро, нервно воспринимает каждое мое слово?" - подумал Иван.
- Хорошее о вас слышал… Только хорошее… От жены, Кати. Она в восторге от вас, от того, как вы держитесь с учениками, как излагаете предмет… А что я хотел встретиться, так это… вы должны понять. Вы приехали в наш Великий Лес, живете здесь, работаете с моею женой, а я вас так и не знаю, не встречались ни разу, не поговорили…
Странно, однако слова Ивана не успокоили женщину, а насторожили еще больше. Вера Семеновна как бы ушла в себя и некоторое время молчала, не отрывая от пола глаз.
- Я слышала, что вы сказали своему секретарю, - наконец произнесла она. - Мне понравились ваши слова: "Все для человека". Так давайте же человека и уважать…
"А я что, не уважаю?.. Ну хотя бы и ее? - снова подумал Иван Дорошка. - Странно… То она на что-то намекает, то вдруг чуть ли не упрекает в чем-то".
- Вера Семеновна, простите, но я не совсем вас понимаю, - сказал, нажимая на слово "вас", Иван Дорошка.
- Зато я очень хорошо понимаю вас, - тоже сделала ударение на этом слове Вера Семеновна.
- Что вы понимаете? Скажите.
- И скажу. Вы все знаете обо мне. И хотите… это скрыть, чтобы я не догадалась.
Вера Семеновна даже задыхалась - так нелегко было ей сказать то, что она все же осмелилась сказать.
- Гм, - улыбнулся как будто немного деланно Иван Дорошка. - Что, к примеру, как вам кажется, я знаю?
- Что? То, что и я знаю… - И Вера Семеновна подняла от пола глаза, посмотрела на Ивана. Иван уловил - взгляд холодный, ледяной. И чужой-чужой. - Ну, раз вы мне не говорите, я сама вам скажу, - зашептала горячо, торопливо, почти без передышки сквозь зубы Вера Семеновна. - Да, это правда, я жила с человеком, который… сейчас не со мною… не с нами… не здесь…
"Вот оно что!"
- Простите, но я об этом ничего не знаю, - спокойно смотрел на женщину Иван Дорошка, радуясь в душе, что понял наконец причину настороженности и скрытности Веры Семеновны.
- Вы все, вы все знаете, - снова насквозь пронзила Ивана колючим взглядом ледяных глаз Вера Семеновна. - И вы, и ваш брат Костик…
- При чем тут мой брат Костик? - удивился еще больше Иван.
- А при том… - Вера Семеновна вскочила с табуретки, подбежала к столу, за которым стоял Иван Дорошка. Худыми, длинными пальцами нервно расстегнула сумочку, которую до этого держала, как бы пряча, сбоку в руке, и достала оттуда увесистый булыжник. - Видите этот камень? - спросила у Ивана.
- Ну-у, вижу, - ничего не понимал Иван Дорошка.
- Так вот, этим камнем вчера ночью ваш брат Костик запустил мне в окно. Разбил, конечно, стекло и просто случайно не попал в голову…
- Откуда вы знаете, что камнем, как вы говорите, запустил мой брат Костик?
- Больше некому. Костик, вероятно, думает, что я нажаловалась директору и его исключили из школы из-за меня. Но это не так, я никому на него не жаловалась. Больше того - я была против исключения вашего брата из школы. Но сам Костик, наверно, этого не знает. И мстит. Мне и моей дочери Тасе. Не столько мне, сколько Тасе. Если он думает, что я это так оставлю, он вшибается. Я… подам на него в суд.
Иван Дорошка тяжело опустился на стул. Оплел руками голову, уперся локтями в стол. Задумался. "Ничего себе беседа вышла! А собирался встретиться, поговорить… Вот и встретились, поговорили…" Услыхал - Вера Семеновна всхлипывает, плачет. Поднял голову. Она сидела на табуретке и, отвернувшись, спрятав лицо в ладони, плакала. Худые плечи вздрагивали вместе с легким цветастым платьем, изящно, по-городскому сидевшем на ней.
- Успокойтесь, - как можно мягче, с сочувствием сказал Иван Дорошка. - Поверьте моему слову - я ничего не знаю про вашего мужа… А что Костик, как вы говорите, не дает покоя вашей дочери, Тасе, надо будет мне самому… Хотя… Я порвал всякие отношения с отцом, вернее - отец со мной. Но с Костиком… Поговорю. Это я вам обещаю. Ишь ты, что выделывает! Нет, надо серьезно им заняться, пока хлопец совсем не отбился от рук… Что же касается камня, который Костик бросил вам ночью в окно… Смотрите сами. Считаете, что дело надо передавать в суд, - что ж, передавайте. Никаких препятствий вам чинить никто не будет. Не думайте, что раз Костик мой брат, я стану его защищать. Я коммунист, председатель сельсовета… И родственные отношения… ни при чем… Я с отцом родным… Э-э, да не об этом речь…
Вера Семеновна достала белый платочек, вытерла, будто промокнула, глаза. Сказала, все еще глядя не на Ивана, а куда-то в сторону:
- Не верить вам… У меня… Словом, я знаю немного вашу жену, Екатерину Антоновну, и хочу думать: муж у нее такой же честный и правдивый, как она сама. Простите, если я… обидела вас. Но поймите меня. Я столько пережила, переволновалась. А тут… еще этот ваш Костик… Это совсем выбило меня…
Вера Семеновна повернула лицо к Ивану, и он снова увидел перед собою ту женщину, которую до сих пор ему доводилось раза два-три видеть из президиумов разных заседаний и собраний, - скромную, спокойную и… красивую. Очень красивую, как отметил про себя Иван. Может, потому так бросилась сейчас в глаза красота Веры Семеновны, что от волнения и слез та слегка раскраснелась, на щеках у нее пробился едва заметный румянец. Румянец как бы подсвечивал голубизну глаз, светлые, вьющиеся кудряшками волосы. "А она умеет держаться", - подумал с одобрением Иван Дорошка.
- Кроме того, что я Тасина мать, я еще и педагог, - говорила между тем Вера Семеновна. - Потому я пришла именно к вам, Иван Николаевич. И как к председателю сельсовета, и как к старшему брату Костика. Возьмите Костика в руки. Иначе ни за что ни про что пропадет парень. Кто-то не лучшим образом влияет на него.
- Хорошо, я поговорю с ним… Обо всем поговорю. Спасибо, открыли мне глаза, сказали о том, что я упускал из виду, о чем не думал…
Иван Дорошка поднялся из-за стола, потому что почувствовал: разговор окончен, Вера Семеновна высказала все, что было у нее на душе, что хотела высказать. Но та не спешила уходить. Она сосредоточенно о чем-то думала и вдруг попросила:
- А о муже моем… не говорите. Никому ничего не говорите. Даже Екатерине Антоновне. Хорошо?
И так доверчиво, почти заговорщицки посмотрела прямо в глаза Ивану, улыбнулась.
- Хорошо, - посмотрел также доверчиво, заговорщицки и Иван Дорошка на Веру Семеновну и улыбнулся, хотя про себя и подумал: "А где же ее муж?.. Что с ним могло стрястись, почему он не с семьёй, не здесь? Да и сама Вера Семеновна… Ее поведение… Чего-то боится, что-то недоговаривает… Гм…"