- Ну и пойду! - он встал, одернул гимнастерку, повздыхал, посопел, но все же прошел на крыльцо канцелярии, где в одиночестве курил командир эскадрона. - Разрешите обратиться, товарищ командир?
- Тише, - с неудовольствием сказал командир. - Бойцы отдыхают.
- Виноват, - шепотом сказал Алексей. - Я спросить.
- Слушаю вас.
Алексей вздохнул, потоптался. Выпалил вдруг:
- Какой взвод принять прикажете?
- Пока никакой, - комэск с трудом сдержал улыбку. - В распоряжение комвзвода Вараввы.
- Есть, - уныло сказал Алексей и, откозыряв, вернулся к Любочке.
И вздохнул, усиленно пряча глаза. А Любочка глядела на него с тем великим сочувствием, с каким женщины смотрят на заболевших ребятишек. И вздохнула. Алексей вздохнул в ответ.
Скрипнула позади дверь. Из казармы вышел старшина.
- Вечеруете? Отбой был, между прочим.
- Да нам вроде некуда, - почему-то виновато улыбнулся Алексей.
- Как это некуда? В казарму ступайте. Командир приказал угол для вас выгородить, - сказал старшина и пошел через двор к эскадронному.
- Ну вот, видишь? - вдруг воодушевился Алексей. - Пошел, поговорил, и сразу…
Любочка так глянула на него, что он тут же нагнулся за вещами.
В длинной казарме, тускло освещенной свисавшей с потолка керосиновой лампой, фанерными щитами была выморожена комнатка. Там тоже горела лампа, и свет ее прорывался в казарму через многочисленные пулевые пробоины.
Алексей и Любочка пробирались между нар, на которых вповалку спали бойцы. Откинули брезентовый полог выгородки и… вошли в крохотное помещение. Здесь стояли два топчана, покрытых тощими солдатскими одеялами, и маленький столик с керосиновой лампой.
- Какая прелесть, Алеша! - шепнула Любочка, восторженно оглядывая первую в ее жизни армейскую квартиру.
Алексей скептически оглядел тонкие фанерные стенки, за которыми слышались храп и бормотание бойцов, и сказал:
- Ничего. Жить можно.
Любочка начала было расстегивать кофточку, но вдруг замерла, прижав руки к груди.
- Ты чего? - спросил муж. - Спать пора, тут подъем в четыре.
- Дырки!.. - почти беззвучно прошептала она. Алексей внимательно осмотрел мишени, проверил растопыренной пятерней расстояния, сказал с удовлетворением:
- Кучно стреляют. Молодцы!
И задул лампу.
Усталый храп стоял в казарме. На нарах, сунув скатанные шинели под головы, спали бойцы.
Алексей тихо прошел мимо и подошел к дневальному, который чинил латанную-перелатанную гимнастерку при свете маленькой керосиновой лампы.
- Не спится, товарищ командир?
- Где мне комвзвода Варавву найти?
- Наверняка еще в канцелярии. Книжки он учит.
В канцелярии за столом друг против друга сидели командир эскадрона и Иван Варавва.
- Первый закон воинской службы?.. - тянул Иван, соображая. - Атаковать, Георгий Петрович?
- Первый закон нашей службы - дисциплина, - строго сказал командир. - А ты его сегодня нарушил. Грубейшим образом!
- Георгий Петрович, но курбаши…
- Командир думать обязан, Ваня. Думать, а не просто шашкой махать. Увести эскадрон без приказа, без разведки…
- Некогда думать было, Георгий Петрович. Курбаши мог опять за границу сбежать.
Вошел Алексей. Увидев командира, неуверенно затоптался у порога.
- Что, взводный, не спится на новом месте? - улыбнулся комэск. - Ну, у вас еще вся жизнь впереди: привыкнете приходить к командиру только тогда, когда он вас вызывает.
- Да я, это…
Алексей вздохнул и замолчал. А Иван засмеялся.
- Спряжения повторить, - строго сказал ему комэск и встал. - Завтра спрошу. Счастливо оставаться.
И вышел. Алексей подошел к столу, спросил удивленно:
- Какие спряжения?
- Английские, - очень серьезно сказал Иван. - У меня, понимаешь, к языкам способности оказались. Местный сам выучил, а с английским Георгий Петрович помогает.
- Крутой командир, - вздохнул Алексей, закуривая. - А тебя и ночью в покое не оставляет?
- Все правильно, - сказал Иван. - Командир думать обязан, а не только шашкой махать.
- Это я только что слышал.
И оба весело рассмеялись.
- Слушай, Алешка, а как ты Любу уговорил замуж за тебя выйти? - вдруг очень заинтересованно спросил Варавва. - Вроде не нашего поля ягода.
- Любаша? - Алексей улыбнулся. - Сбила меня эта ягода.
- Как сбила?
- Санками. И полетел я, Ваня, вверх тормашками.
Алексей встал, распахнул окно, присел на подоконник.
И тотчас же чья-то гибкая тень выскользнула из освещенного круга.
- Я, знаешь, чего к тебе, - уже серьезно продолжал Алексей. - Любаша-то у меня беременна. Да. Ребенка ждем, - он говорил солидно, как будущий отец, но - вздохнул, не удержался. - Может, и вправду ее лучше в город отправить, а? Что скажешь?
Иван подошел, вынул из кармана монетку, подбросил, поймал, накрыл ладонью.
- Что? - заинтересованно спросил Алексей.
Иван убрал ладонь, глянул:
- Остается.
И спрятал монетку в карман, так и не показав ее Алексею.
Ночь на дворе. Южная, густая.
Всхрапнула неподалеку лошадь. Выскочил из будки полусонный часовой:
- Стой? Кто идет?..
Тишина.
Полумрак в казарме. Еле светит прикрученная лампа. Спит дневальный, уронив голову на стол и недолатав гимнастерку.
Вошел Алексей. Постоял над спящим дневальным, прикрутил фитилек лампы, тихо прошел в свой закуток.
- Спишь, Любаша? - шепотом спросил он.
Тишина. Только храп за фанерными стенками.
Алексей повалился на свой топчан и мгновенно уснул, так и не заметив, что соседний топчан, на котором должна была бы спать Любочка, пуст…
- Как это могло случиться?
Гневный голос командира эскадрона гремит в притихшей канцелярии. Здесь - Варавва; подавленный, за считанное время осунувшийся Алексей и растерянный виноватый дневальный.
- Заснул маленько.
- Арестовать.
Во дворе неожиданно гремит выстрел. И - крик дежурного:
- Басмачи!..
Двор. Раннее утро.
Из казармы выбегают бойцы. Тащат пулемет, коробки с лентами. Занимают боевые ячейки вдоль глиняного дувала.
На крыльце канцелярии - комэск, Варавва и Трофимов.
- С белым флагом они! - кричит с вышки боец.
- Комвзвода Варавва, выехать на переговоры, - сухо распоряжается командир.
- Есть.Керим!
- Есть Керим! - слышится бодрый голос: от группы бойцов идет переводчик.
Старшина уже выводит из конюшни лошадей. Иван легко вскакивает в седло, одергивает бешмет.
- В пустую болтовню не вступайте… - комэск вдруг замолкает, глядя на Керима.
Керим садится в седло, откинув полу халата. И теперь отчетливо видно, что брюки его испачканы сухой глиняной пылью.
- Понятно, товарищ командир, - нетерпеливо говорит Варавва. - Разрешите выполнять?
- Выполняйте.
Дневальные распахивают тяжелые створки ворот, и Иван с переводчиком выезжают со двора.
Трое верховых ждут на бархане. Один - с белым флагом - чуть в стороне. В центре - полный мужчина и ловкий молодой басмач в английском френче. Он нервничает, дергается и вдруг, бросив поводья, начинает кричать, бурно жестикулируя.
Против басмачей стояли Варавва и переводчик.
- Илляз-бек знает, кто взял в плен его отца, - не без удовольствия переводил Керим. - Он поклялся бородой пророка, что казнит тебя самой мучительной смертью.
Варавва невозмутимо поклонился и спокойно сказал:
- Моггабит-хан пока жив и здоров. Но если вы попытаетесь атаковать нас, мой командир пристрелит его без суда. Так мне приказано передать, и вы знаете слово моего командира.
Керим перевел. Затем медленно и солидно заговорил по-русски полный басмач:
- Джигиты не должны угрожать друг другу. Джигиты должны уважать друг друга. Мы уважаем слово вашего начальника и не будем отбивать Моггабит-хана. Мы предлагаем обмен.
- Обмен? - Варавва сразу перестал улыбаться.
- Мы предлагаем обменять курбаши на молодую жену нового командира. Это хороший обмен: мы предлагаем две жизни за одну.
- Я должен посоветоваться.
- Мы согласны ждать до вечернего намаза.
- Нет, - решительно сказал Иван. - До утреннего намаза.
Опять что-то страстно закричал Илляз-бек. Но ни полный басмач, ни переводчик не стали его переводить.
- Хорошо, мы ждем до утра, - сказал полный. - Но с первым криком муэдзина мы вынем неверного гаденыша из грешной утробы его матери, джигит. И пришлем в подарок новому командиру.
Басмачи вдруг круто развернули коней и мгновенно скрылись за барханом.
- Я не могу взять этого на свою совесть! - выкрикнул Иван.
Канцелярия. Здесь - Варавва, командир эскадрона. В углу, сгорбившись, - потерянный Алексей.
- Что же ты предлагаешь? - тихо спросил комэск.
- Отбить!
- У нас - триста сабель, у Илляз-бека - раза в три больше. Думать надо, Варавва. Думать.
- Ничего не надо, - с глухим отчаянием сказал вдруг Алексей. - Нельзя отдавать курбаши, нельзя. Мы не можем, не имеем права. Это не выход.
- Выход, - вздохнул комэск, доставая деревянный портсигар. - Закуривайте. Сама женщина уйти не могла, значит, кто-то ее увел. А увести мог только тот, кого она считала своим.
Все молча курят. Думают.
- Керим, - размышляя, не очень уверенно сказал Иван. - Керим вчера неточно переводил, Георгий Петрович. Мелочь, конечно.