- Опасное место, - сказал старшина, сделав вид, что вытирает пот, а на самом деле тайком перекрестившись. - Пронесло…
Теперь они ехали по степи, и кони вроде бы шли куда бодрее, чем до Чертовой щели. Но старшина вдруг остановился.
Впереди послышался конский топот, а затем из-за холма выехали трое вооруженных всадников в красноармейской форме. Это был дозор, и старший подъехал к Любочке, старшине и Алексею.
- Комэск приказал узнать, где вы тут. Чего задержались?
- Поезд опоздал, - сказал Алексей.
- Значит, все нормально?
- Проскочили, - улыбнулся старшина.
- В щели тихо?
- Даже перекрестился. Туда нацелился?
- Поглядим заодно. Вы езжайте покуда.
- С Богом, как говорится.
- С пролетарским напутствием, - строго поправил старший дозора. - Бога нет, выдумки империалистов.
И они разъехались.
Затерявшиеся в песках несколько казенных строений. Коновязь, колодец, глиняный дувал, будка с часовым, сложенная из почерневших бревен вышка.
Во дворе - много бойцов. Они занимаются выездкой и рубкой, чистят лошадей, стоят в очереди у кузницы с расседланными лошадьми в поводу. Или просто балагурят вместе со старшиной в узкой полоске тени.
А посреди двора - хмурый командир эскадрона. Он выглядит не молодо, но по-кавалерийски жилист и перетянут перекрестием офицерских ремней. Перед ним - Алексей: красные штаны его среди бойцов, одетых в потрепанное и разностильное обмундирование, выглядят нелепо.
Позади у корзин и чемодана - растерянная Любочка. Комэск придирчиво изучает документы нового взводного. Потом возвращает их Алексею и громко спрашивает:
- А жену зачем привезли? У меня - три сотни бойцов, общая казарма, общая баня.
- Но, товарищ командир…
- Никаких "но". Дам сопровождающих, три дня отпуска. Отвезете в город. Все!
Резко повернувшись, он уходит в канцелярию. И почти сразу оттуда же выбегает молодой командир в казачьем бешмете с газырями, шашкой и кинжалом на узком наборном ремешке и лихим чубом из-под кубанки:
- Господи, неужто и вправду из самой Москвы? С прибытием! Командир первого взвода Иван Варавва.
- Трофимов, - Алексей делает неуверенный жест. - А это - Люба. Жена моя.
- Ваня, - Варавва звонко щелкает шпорами. - Извините, что встречаю без цветов. Клянусь, это в последний раз.
Любочка видит перед собою веселого, ловкого, подтянутого командира, в котором все - от сапог до кубанки - граничит со щегольством, и впервые несмело улыбается:
- Лю…
И замолкает, глядя мимо Вараввы. И улыбка постепенно сходит с ее лица.
Во двор на полном скаку влетел всадник. Это - старший дозора. Осадив коня, крикнул сорванным голосом:
- Курбаши у Чертовой щели!..
И упал на песок, подставив солнцу окровавленную спину.
Варавва срывается с места:
- По коням!..
С разбега прыгнул в седло, бросил лошадь в галоп, тут же скрывшись за воротами. А за ним уже скачут бойцы. Скачут вразброд, полуодетыми, на скаку хватая оружие, на неоседланных лошадях, порою прыгая из окон казармы на конские спины.
Вмиг пустеет двор. Остались только растерянный старшина, местный боец-переводчик, чумазый кузнец да Алексей с Любочкой.
Чуть позже - разгневанный комэск на крыльце канцелярии.
- Куда?.. Стой!..
Но исполнять команду уже некому…
А убитый все еще лежит посреди двора. И пока старшина с переводчиком уносят его, командир эскадрона в упор смотрит на Алексея Трофимова.
И Алексей виновато опускает глаза.
- В прошлый четверг комиссара моего зарубили, - тихо говорит комэск. - За букварями для бойцов ездил… - и вдруг сухо и требовательно:
- Пулеметом владеете?
- Владею… - Алексей теряется: он не привык к таким стремительным переходам. - Награжден красными революционными шароварами…
- Возьмете пулемет, установите на вышке.
- Есть!
Алексей убегает. Комэск поворачивается к Любочке:
- А вы…
Командир вдруг замолк на полуслове, и Любочка со страхом ждала, что он еще скажет. А комэск молча взял чемодан, обе корзины и перенес их в тень.
- Пожалуйста, старайтесь как можно меньше бывать на солнце. Здесь оно беспощадно, мадам.
Щелкнул шпорами, резко, по-офицерски, кивнул, точно говоря непрозвучавшее, но такое для нее знакомое "Честь имею", и ушел.
На вышке Алексей уже установил пулемет, когда туда поднялся комэск. Молча проверил прицел, просмотрел пулеметные ленты. Поймав веселый взгляд Алексея, усмехнулся:
- Какого года?
- Второго, товарищ командир.
- Значит, сразу - на курсы?
- Так комсомол приказал.
- А жениться вам тоже комсомол приказал?
- Это мой личный вопрос, - нахмурился Алексей.
- Ваш личный? Ошибаетесь, взводный. Женитьба - дело чести вашей, а не вопроса.
Алексей растерялся настолько, что, поморгав, совсем не по-уставному протянул:
- Чего-о?..
- Когда вы просите женщину вручить вам руку и сердце, вы внутренне даете самому себе слово чести, что всю жизнь будете служить ей щитом и опорой. Что в любых несчастьях, болезнях, горестях вы не покинете ее и никогда не предадите. Никогда.
- Ну это - само собой, - рассудительно сказал Алексей.
- На всю жизнь - слово чести, взводный. А жизнь может оказаться длинной. Даже при нашей с вами профессии.
- Какая же это профессия? - с ноткой превосходства удивился Алексей. - Военный - это никакая не профессия. Это просто служба такая.
- И долго же вы просто служить собираетесь?
- До победы мировой революции, - чуть запнувшись, но твердо сказал взводный.
- А потом?
- Когда - потом?
- После победы мировой революции?
- После победы? - Алексей смущенно улыбнулся. - После победы я учительствовать пойду. Вот учитель - это настоящая профессия, товарищ командир эскадрона.
- А я, представьте себе, всю жизнь гордился своим делом, - комэск вздохнул. - И отец мой им гордился, и дед. Другие знатностью гордились или богатством, а мы - профессией.
- Что же это за профессия такая?
- Родину защищать. Есть такая профессия, взводный: защищать свою родину.
И застеснявшись патетики, поднял к глазам бинокль.
Вечерело. Любочка сидела на ступеньках крыльца, а за ее спиной, в казарме, бойко стучал молоток. Двое бойцов пронесли мимо нее щиты от мишеней, густо пробитые пулями.
- Едут! - закричал дежурный. - Наши возвращаются! Дневальные распахнули тяжелые створки ворот, и во двор въехал Варавва. За ним в окружении бойцов следовал верхом на лошади тяжеловесный угрюмый туркмен в дорогом халате со связанными руками.
- Курбаши взяли! - восторженно закричал старшина. - Варавва самого Моггабит-хана повязал!
Кричали "Ура!", салютовали клинками, подбрасывали фуражки. Переводчик, потрясая кулаками, кричал что-то, приплясывая перед белой лошадью, на которой сидел пленный курбаши, чумазый кузнец почему-то бил железным шкворнем по вагонному буферу, подвешенному у кузницы.
Комвзвода Варавва, спешившись, подошел к крыльцу и протянул Любочке букет диких тюльпанов.
- Еще раз - с приездом.
- Спасибо, - Любочка во все глаза смотрела на Варавву.
- Кто это на лошади, Ваня?
- Это? Бандит, Любочка. Командир басмачей, - он прислушался к гортанным крикам переводчика, нахмурился. - Странно. Керим неточно переводит.
- А вы знаете местный язык?
- Поживете здесь, не то еще узнаете.
И тут вдруг весь многоголосый двор примолк, замер: на крыльцо канцелярии в полной форме и при оружии вышел командир эскадрона. Только переводчик Керим все еще бесновался перед пленным курбаши. Комэск строго глянул на него. И увидел вдруг, что глаза Керима совсем не соответствуют его истерическому торжеству: в них были растерянность и страх… Впрочем, это длилось мгновение: заметив командира, переводчик сразу замолчал и скрылся среди бойцов.
- Имейте в виду, Моггабит-хан, - громко сказал комэск, - если ваши бандиты надумают освободить вас налетом, я собственноручно прострелю вам голову. Увести!
Курбаши увели. Площадь снова возликовала, но командир эскадрона поднял руку, и все смолкли.
- Комвзвода Варавва.
- Ну вот, опять влетит, - без особого, впрочем, огорчения сказал Иван Любочке и, подойдя к командиру, молча отдал честь.
- Товарищи бойцы! - громко сказал комэск. - За поимку крупнейшего бандита и ярого врага трудящихся Моггабит-хана объявляю вам благодарность!..
- Ур-ра!.. - восторженно закричали бойцы.
…И Алексей кричал вместе со всеми.
Быстро темнело. Переговариваясь, бойцы расходились со двора. Зажглись керосиновые лампы в дежурке и в казарме, засветилось окно канцелярии: за занавеской виднелась тень командира эскадрона. А Любочка с Алексеем сидели на крыльце, и за их спинами все так же бойко стучал молоток.
- Лучше ты меня в Москву отправь, - вдруг сказал она.
- Москва далеко.
- Ты меня только в поезд посади. Посади и все. Я до самой Москвы выходить не буду… - Она беззвучно заплакала, и в казарме враз смолк молоток.
- Ну ладно, ладно, - с неудовольствием сказал Алексей. - Ну поговорю завтра, потребую.
Из канцелярии вышел командир эскадрона. Прикурил: спичка на миг осветила лицо.
- Зачем же завтра? - шепотом спросила Люба. - Ты сегодня иди. Сейчас.
Алексей хмуро молчал.
- Может быть, ты только с налетчиками смелый? - настойчиво продолжала она. - Нет, уж, пожалуйста, ничего на завтра не откладывай. Ты прямо сейчас иди.
- Ну и пойду, - злым шепотом отвечал Алексей, не трогаясь с места.
- Ну и иди. Иди.