- Но что это значит? - спросил дядя Клеопа. - Что он крестит в признание грехов? Когда и кому позволено так делать? Он крестит как священник, каким был его отец?
- Нет, - сказал рабби. - Сомневаюсь, что он делает это как священник.
Он передал письмо Иакову.
- Послушайте вот это, - сказал Иасон. - Вот что сказал он фарисеям и саддукеям, которые пришли к нему из Иерусалима задавать вопросы.
- "Вы, порождения ехидны, - стал читать он из своего письма, - кто внушил вам бежать от будущего гнева? Сотворите же достойные плоды покаяния. И не думайте говорить в себе: отец у нас Авраам. Ибо говорю вам, что Бог может из камней сих воздвигнуть детей Аврааму".
Иасон остановился и посмотрел на меня, на Иосифа, снова на рабби.
Заговорил мой брат Иосий:
- Но что это может значить? Заявляет ли он вместе с ессеями, что Храм нечист, что в нем совершаются греховные жертвоприношения?
- Он теперь направляется на север, в Перею, - сказал Иасон. - Я пойду туда. Хочу своими глазами увидеть эти новшества.
- И ты будешь креститься? Ты пройдешь через этот обряд ради очищения от грехов? - негромко спросил рабби. - Ты станешь это делать?
- Я сделаю это, если мне покажется, что так нужно, - заявил Иасон.
- Но что это может значить, когда один человек крестит другого, может быть, даже женщину? - спросила тетя Есфирь. - Что это значит? Разве не все мы евреи? Разве мы не очищаемся, когда выходим из купальни и входим во дворы Храма? Разве даже прозелиты не совершают омовения ради прощения грехов? Или он говорит всем нам, что мы должны стать прозелитами?
Я поднялся.
- Я иду, - сказал я.
- Мы все идем вместе с тобой, - сказал Иосиф.
И моя мать тотчас повторила его слова. Все мои братья закивали.
Мама протянула мне письмо, пришедшее от сестры, Маленькой Саломеи. Я заметил слова: "из Вифсаиды, из Капернаума".
Заговорила Старая Брурия.
- Я хочу совершить это путешествие. Мы возьмем с собой и это дитя, - прибавила она, обнимая одной рукой Авигею.
- Мы все совершим это путешествие, - сказал Иаков. - Все, без промедления, как только рассветет, соберемся и выйдем, и возьмем с собой еду, как берем на праздники. Мы все пойдем.
- Да, - согласился рабби, - как будто идем в Храм, на праздник, и пойдем все вместе. Да. Я тоже отправляюсь с вами. А теперь идем, Иасон, я должен поговорить со старейшинами.
- Я слышу снаружи голоса, - поднял голову Менахем. - Послушайте. Все говорят об этом.
Он выбежал в темноту, и дверь захлопнулась за ним.
Моя мать наклонила голову и приложила к уху ладонь, словно прислушиваясь к далеким голосам. Я подошел ближе.
Иасон кинулся на улицу. Рабби вышел за ним. Старая Брурия подошла к нам.
- "И Духа Святого исполнится еще от чрева матери Своей, - моя мама вспоминала слова, - и многих из сынов Израилевых обратит к Господу Богу их; и предъидет пред Ним в духе и силе Илии, чтобы возвратить сердца отцов детям, и непокоривым образ мыслей праведников, дабы представить Господу народ приготовленный".
- Но кто сказал это? - спросил Маленький Иосиф.
Шаби и Исаак обратились к нам с тем же вопросом.
- Чьи это слова? - спросил Сила.
- Они были сказаны другому, - ответила мама, - но тем, кто являлся и мне.
Она посмотрела на меня. Глаза ее были печальны.
Все засыпали друг друга вопросами, говорили о приготовлениях к путешествию.
- Не бойся, - сказал я маме.
Я привлек ее к себе и поцеловал. Я едва мог сдержать свою радость.
Она закрыла глаза и прижалась к моей груди.
Внезапно среди этой суеты и болтовни, что пойдут все, что сейчас, в темноте, ничего делать нельзя, что придется ждать рассвета, я, крепко прижимая к себе маму, понял то выражение, которое видел в ее глазах. Я понял то, что казалось мне страхом или печалью.
Буду ли я оглядываться на эти дни, эти долгие и утомительные дни, буду ли когда-нибудь взирать на них из иного места, невообразимо далекого отсюда, и думать: "Ах, то были благословенные дни"? Будут ли они вызывать во мне сладостные воспоминания?
Никто, кроме меня, не услышал, когда она заговорила.
- В Храме был один человек, когда мы принесли тебя туда, - сказала мама, - сразу после того, как ты родился, раньше, чем пришли с дарами волхвы.
Я слушал.
- И он сказал мне: "Тебе Самой оружие пройдет душу".
- Ты никогда раньше не говорила мне об этих словах, - шепнул я украдкой, как будто целуя ее.
- Нет, но я думаю, не настал ли теперь этот миг, - сказала она.
- Сейчас счастливое время. Радостное, хорошее время, все мы отправляемся на реку одной семьей. Разве не так?
- Да, - прошептала она. - Теперь отпусти меня. Мне еще многое надо успеть сделать.
- Еще минуту, - попросил я.
И прижал ее к себе.
Я отпустил маму только тогда, когда кто-то крикнул, что из Каны прискакал Рувим, он тоже получил известия. И что Шемайя стоит на улице напротив нашего дома и заглядывает во двор.
Я знал, что должен выйти к нему, взять за руку и привести к Авигее.
Глава 19
Это было долгое путешествие на юго-восток, шаг за шагом и песня за песней.
К вечеру первого дня к нам присоединилась огромная толпа паломников, такая обычно собиралась на дороге в Иерусалим. Из деревень и городов в одну сторону с нами шло столько же народу, сколько хаживало в Храм.
Шемайя и все его наемные работники отправились с нами. Однако Авигея ехала в тележке с моей матерью, старшими тетками и Маленькой Марией, хотя они редко втискивались туда все разом. Иосиф с дядей Клеопой ехали вместе с дядей Алфеем в большой телеге, среди бесчисленных корзин и узлов. Рабби ехал на своем белом ослике, Рувим и Иасон - на могучих неутомимых конях, которые часто стремительно уносили их вперед, и они дожидались нас в очередном городке на рыночной площади или у колодца или возвращались к нам медленным шагом.
Старый Хананель из Каны со своими рабами нагнал нас на третий день и так и остался с нами, хотя мы двигались с черепашьей скоростью. И вечерами все в точности походило на паломничество: расстеленные одеяла, разбитые палатки, костры, молитвы и гимны.
Где бы мы ни останавливались, мы встречали тех, кто уже побывал на реке, кого крестил Иоанн и его ученики, кто слышал "пророка Иоанна" своими ушами. Возвращавшиеся домой пребывали в веселии, охваченные новой надеждой, хотя она никак не была связана с каким-то определенным пророчеством.
Разумеется, люди то и дело задавались вопросом: что же это за крещение? И что оно означает? Учителя и книжники присоединялись к нам, молодые люди на лошадях обгоняли нас. Встречались отряды царских солдат, которые побывали на реке и могли сказать об этом только хорошее. И даже группки римских солдат, идущих к реке из Кесарии, останавливались, чтобы выпить с нами глоток вина, съесть немного похлебки с хлебом.
Римлянам было интересно, что это за странный человек, который привлекает на берег реки целые толпы. С нами они говорили о нем немного устало, однако тоже хотели увидеть человека в верблюжьей шкуре, который стоит по колено в Иордане, предлагая всем очищение. В конце концов, говорили они, у них дома тоже есть святилища и обряды, как и у нас. Мы кивали. Мы были рады, что они присаживаются ненадолго у нашего костра или берут у нас немного еды, прежде чем поспешить дальше.
Ученые люди по вечерам собирались в кружок, цитируя выдержки из Писания относительно великого дела очищения в водах реки Иордан. Они вспоминали пророка Элишу и то, как он направил Наамана, Прокаженного, искупаться семь раз в Иордане.
- Однако пророк его не крестил, - сказал один из ученых. - Нет, сам не крестил, точно, однако велел Прокаженному совершить омовение.
- И вспомните, - однажды вечером торопливо заметил рабби, - прокаженный смеялся над пророком. Глумился над ним, да-да, вспомните-ка, и злился, что пророк даже не пришел к нему, но отправил его на реку. Так что же, спрашиваю я вас, вот-вот произойдет?
Часто всплывала одна и та же тема: не празднование ли это нашей недавней победы в Кесарии? Раввины и фарисеи говорили об этом, и солдаты тоже. Раввины указывали, и в строгих выражениях, что место для вознесения благодарностей Господу не на берегу реки, но в Храме, который был так ужасно осквернен присутствием знамен Пилата. Никто не возражал.
И когда римские солдаты спрашивали, не празднуем ли мы, поскольку правитель отказался от своих притязаний, они вовсе не были враждебны или подозрительны, их только интересовало, почему столько народу идет, чтобы увидеть этого человека, с севера и юга, с востока и запада, даже из греческих городов Декаполиса.
В самом деле, рано или поздно почти каждый невольно отпускал какое-нибудь замечание по поводу одного только размера толпы, направлявшейся в сторону реки.
- Неужели мы так заждались появления истинного пророка за сотни лет, - задавался вопросом Иасон, - что встали и покинули свои дома и поля и пустились в путь из-за одного лишь предположения, что этот человек может привести нас к новой мудрости, дать нам какое-то особенное утешение?
- Неужто прошло четыре сотни лет, - вопрошал его дядя Иаким, - с тех пор, как говорил пророк, или мы просто были глухи к пророкам, каких посылал нам Господь? Я невольно спрашиваю себя об этом.