С того момента как роли розданы, в театре складывается обычно два мнения: одно – что в пьесе отличные роли, но ансамбль подобран никудышный, другое – что роли плохи и из пьесы, хоть лопни, ничего путного не сделаешь.
Режиссёрская трактовка
Режиссёр, которому поручена пьеса, исходит из здравой предпосылки, что "вещь надо поставить на ноги", – иными словами, перекроить всё, что там накропал автор.
– Я, видите ли, представлял себе этакую тихую камерную пьесу, – говорит автор.
– Это не годится, – отвечает режиссёр. – Её надо подать совершенно гротескно.
– Клара – запуганное, беспомощное существо, – поясняет далее автор.
– Откуда вы взяли? – возражает режиссёр. – Клара – ярко выраженная садистка. Взгляните, на странице тридцать семь Данеш говорит ей: "Не мучь меня, Клара!" При этих словах Данеш должен корчиться на полу, а она будет стоять над ним в истерическом припадке. Понимаете?
– Я совсем не так представлял себе всё это, – защищается автор.
– Это будет лучшая сцена, – сухо объявляет режиссёр. – Иначе у первого акта не было бы впечатляющей концовки.
– Сцена изображает обычную комнату городского типа, – продолжает автор.
– Но там должны быть какие-нибудь ступени или помост.
– Зачем?
– Чтобы Клара могла стать на них, когда она восклицает: "Никогда!" Этот момент надо акцентировать, понимаете? Минимум трёхметровые подмостки! С них потом в третьем явлении прыгнет Вчелак.
– А зачем ему прыгать?
– Потому, что там ремарка "врывается в комнату". Это одно из самых сильных мест. Видите ли, пьесу надо оживить. Не хотите же вы, чтобы у нас получилась заурядная, нудная канитель?
– Разумеется, нет! – спешит ответить автор.
– Ну, вот видите!
Для того чтобы ещё больше открыть вам тайны драматургии, скажу, что творчески настроенный автор – это такой, который не хочет связывать себя условиями сцены, а творчески настроенный режиссёр – тот, который "не намерен идти на поводу у текста". Что касается творчески настроенного актёра, то он, бедняга, не имеет другого выбора, как или играть по-своему (в этом случае говорят о режиссёрской недоработке), или во всём слушаться режиссёра (тогда говорят о пассивности актёра).
И если на премьере случайно никто из актёров не запнётся в монологе, не свалится плохо закреплённая кулиса, не перегорит прожектор и не произойдёт какая-нибудь другая авария, критика с похвалой напишет, что "режиссура была добросовестная". Но это чистая случайность.
Однако, прежде чем говорить о премьере, надо пройти чистилище репетиций.
Чтение в лицах
Если вы намерены написать или уже написали пьесу, не советую вам ходить на её первое чтение в театре. Впечатление получите самое удручающее.
Собираются шесть – восемь актёров, все они выглядят смертельно усталыми, зевают и потягиваются. Одни сидят, другие стоят, и все тихонько кашляют. Во всеобщем унынии проходит с полчаса, наконец режиссёр возглашает:
– Начинаем.
Изнурённый ансамбль рассаживается у расшатанного стола.
– "Посох паломника", комедия в трёх действиях, – начинает режиссёр скороговоркой. – Бедно обставленная комната. Направо двери в переднюю, налево в спальню. Посередине стол и прочее. Входит Иржи Данеш…"
Молчание.
– Где пан Икс? – сердится режиссёр. – Что он, не знает, что у нас чтение в лицах?
– Репетирует на сцене, – хмуро бурчит кто-то.
– Ах, так! Тогда я буду читать за него, – решает режиссёр. – "Входит Иржи Данеш". "Клара, со мной приключилось нечто необыкновенное"… Клара!
Молчание.
– Чёрт побери, где Клара?
Молчание.
– Где пани Игрек?
– Кажется, болеет, – мрачно предполагает кто-то.
– Уехала на халтуру, – провоцирует другой.
– Мари вчера говорила мне, – начинает кто-то, – что у неё…
– Ладно, я прочту за неё, – вздыхает режиссёр и во весь дух, точно его подхлёстывают, читает диалог Данеша и Клары. Никто его не слушает. На другом конце стола завязывается тихий разговор.
– "Входит Катюша…" – выпаливает наконец с облегчением режиссёр.
Молчание.
– Слушайте, мадемуазель, – сердится режиссёр, – будьте повнимательнее! Ведь вы Катюша?
– Я знаю, – отвечает инженю.
– Ну так читайте. "Первый акт. Входит Катюша".
– Я забыла роль дома, – мило заявляет Катюша.
Режиссёр произносит что-то страшное и сам отбарабанивает диалог Катюши и Клары в темпе, в котором дьячок читает заупокойную на бедных похоронах. Один только автор пытается слушать, никто не проявляет ни капли интереса.
– "Входит Густав Вчелак", – хрипло кончает режиссёр.
Один из актёров спохватывается и начинает искать в карманах пенсне; найдя, он листает роль.
– Какая страница?
– Шестая.
Актёр переворачивает страницу и начинает бубнить свою роль мрачным, замогильным голосом.
"Господи боже мой, – ужасается автор, – и это удалой бонвиван!"
Режиссёр, заменяющий Клару, и актёр, играющий удалого бонвивана, обмениваются заунывными репликами, которые должны быть искромётным диалогом.
– "Когда вернётся ваш сурпуг…"– уныло произносит бонвиван.
– Супруг! – поправляет режиссёр.
– У меня здесь "сурпуг", – настаивает актёр.
– Это ошибка машинистки. Исправьте.
– А пускай она переписывает как следует! – обиженно говорит актёр, царапая карандашом в тексте.
Агонизирующий ансамбль постепенно набирает ходу и наконец несётся вскачь. Вдруг – стоп! в одной роли не хватает фразы. Снова стоп! – здесь купюра: от слов "…была первая любовь" до "вам нравится это блюдо?". Ещё раз стоп: перепутаны роли… Поехали дальше. Косноязычно, торопливо, заунывно звучит текст "нетерпеливо ожидаемой новинки". Актёры, закончившие свою роль, встают и уходят, даже если до конца пьесы осталось три страницы. Никого не интересует, чем кончится интрига. Наконец звучит последнее слово и наступает молчание – первые интерпретаторы взвешивают и обдумывают пьесу.
– А какое мне надеть платье? – среди удручающего молчания восклицает героиня.
Автор, пошатываясь, устремляется прочь, подавленный уверенностью, что во всей истории театра не было ещё такой скверной, безнадёжно унылой пьесы.
Репетиция
Следующий этап – репетиции.
– Здесь двери, – режиссёр тычет в пустое пространство, – вешалка – другие двери. Стул – это диван, а другой стул – окно. Вот этот столик – пианино, а вот тут, где пустое место, – стол. Всё. Вы, сударыня, войдёте в двери и остановитесь у стола. Так, хорошо. В другие двери входит Иржи Данеш. Что за чертовщина, где опять пан Икс?
– Репетирует на сцене, – сообщают два голоса.
– Ну так я изображу Данеша, – вздыхает режиссёр и вбегает в воображаемые двери. – "Клара, со мной приключилось нечто необыкновенное…" Сударыня, сделайте три шага мне навстречу и изобразите лёгкое удивление. "Клара, со мной приключилось нечто необыкновенное…" Потом Данеш должен будет подойти к окну. Не садитесь, пожалуйста, на стул – это же окно. Итак, ещё раз. Вы входите слева, а Данеш вам навстречу. "Клара, со мной приключилось нечто необыкновенное…"
– "Отнюдь нет, отец мой, – читает Клара по бумажке, – я его не видела с утра…"
Режиссёр столбенеет.
– Что вы читаете?
– Первый акт, вторая страница, – спокойно отвечает Клара.
– Ничего подобного там нет! – кричит режиссёр и вырывает у неё роль. – Где это?.. "Отнюдь нет, отец мой…" Но это… Сударыня, это же из другой пьесы!
– Вчера мне прислали это, – безмятежно говорит сударыня.
– Возьмите пока пьесу у сценариуса и будьте повнимательней. Итак, я вхожу справа…
– "Клара, со мной приключилось нечто необыкновенное…" – начинает актриса.
– Это не ваша реплика! – приходит в отчаяние режиссёр. – Вы сами Клара, а не я!
– Я думала, это монолог, – возражает Клара.
– Никакой не монолог. Я вхожу и говорю: "Клара, со мной приключилось нечто необыкновенное…" Итак, внимание! "Клара, со мной приключилось нечто необыкновенное…"
– А какая у меня будет причёска? – осведомляется Клара.
– Никакая! "Клара, со мной приключилось нечто необыкновенное!.."
– "Уте с табак трясло", – по складам читает Клара.
– Что-о-о?
– Тут неразборчиво…
– О, господи боже мой! – стонет режиссёр. – Там написано: "Что с тобой стряслось?" Читайте же как следует!
Клара берёт в свидетели весь ансамбль, что в её копии это больше похоже на "Уте с табак трясло". Когда дискуссия по этому поводу закончена, режиссёр в пятый раз вбегает в воображаемые двери и, как горячечный больной, хрипит: "Клара, со мной приключилось нечто необыкновенное…"
Автор с отвращением чувствует, что в мире ещё не бывало более нелепой и топорной фразы. Никогда, никогда уже не распутается этот хаос, никогда мир не опомнится от потрясающего факта, что "приключилось нечто необыкновенное". Никогда пьеса не двинется дальше…
– "Входит Катюша", – заявляет режиссёр.
– М-м-м-м! – раздаётся сзади, где Катюша одновременно поедает сосиску, танцует пасодобль и трещит без умолку.
Бац! Два стула летят кувырком. Катюша стоит посередине зала и держится за коленку.
– Катюша вошла, – объявляет она. – Мать честная, ну и стукнулась же я!
– Вы должны выйти слева, – поправляет режиссёр.
– Не могу, – жалуется Катюша – я ушибла ногу.
– Ладно, внимание! – кричит режиссёр. – "Входит Густав Вчелак".
Густав Вчелак смотрит на часы.
– Мне пора репетировать на сцене, – говорит он ледяным тоном. – И так я торчал здесь целый час. Моё почтение.