- Берите руль. Поведете. Я вздремну немного.
И действительно вздремнул, проспал ровно час, потом, просыпаясь, потер, как сонный ребенок, глаза кулаками, покосился на спидометр и положил ладонь на руль, бросив Рою:
- Ладно, хорош. Подвиньтесь.
К рассвету не существовало уже больше ничего, кроме стремления на предельной скорости вперед. Землю заслонила сплошная стена воя и скорости. Ничто человеческое не пробудилось в нем даже тогда, когда он, побив рекорд, с триумфом вылетел на Коламбус-Серкл.
Прежде всего он пошел и лег спать и проспал двадцать шесть с четвертью часов, потом присутствовал на устроенном в его честь обеде, где произнес речь, на редкость несвязную, так как сам все время думал о том, что через восемь дней ему надо быть в Сан-Франциско. Оттуда он отбывал в Японию, где должен был принять участие в гонках вдоль побережья острова Хондо. Прежде чем он возвратится, Ориллия Риверс уже, конечно, выйдет замуж за своего преподобного мистера Доусона и отправится в свадебное путешествие на мыс Кейп-Код. И большие, сильные мужчины с измазанными машинным маслом лицами будут внушать ей только отвращение.
На поездку туда и обратно уйдет один день. Машиной до Кейп-Кода быстрее, чем поездом. А по дороге на Сан-Франциско у него будет еще один час для разговора с Ориллией. Он произведет на нее большее впечатление, если сможет потолковать с нею о родине ее предков. Можно будет показать ей снимки, привезти ей какое-нибудь кресло из фамильного особняка.
На Морской улице Вест-Харлпула он увидел дом, в точности такой, как на картине у Ориллии, и дощечка с названием потонувшего корабля - "Пеннинский Воробей" - была прибита к стене сарая. Проехав чуть дальше по улице, он прочитал вывеску над лавочкой: "Гайус Бирс. Продажа всевозможных товаров - остроги, мельницы, сувениры". На пороге лавочки возился какой-то человечек. Баффем зашагал прямо к нему и, приблизившись, увидел, что человечек очень стар.
- Доброе утро. Это вы - капитан Бирс? - спросил Баффем.
- Самый я и есть.
- Не скажете ли, капитан, кто теперь живет в доме Риверсов?
- В котором, вы говорите, доме?
- У Риверсов. Вон через дорогу.
- А, в этом? А это дом Кендриков.
- Но ведь его построил Риверс?
- Вот и нет. Капитан Сефас, вот кто его построил. И всегда в нем жили Кендрики. Теперешнего владельца зовут Уильям Дин Кендрик. Сам он в Бостоне, по шерстяному делу, но семья приезжает сюда, почитай, каждое лето. Уж кому и знать, как не мне. Кендрики со мной в родстве.
- Но… где же тогда жили Риверсы?
- Риверсы? А-а, они-то? Вы, стало быть, с Запада приехали? Думаете провести здесь лето?
- Нет. Почему вы решили, что я с Запада?
- Да Риверс на Запад переселился, Брэдли Риверс. Вы-то про него, что ли, спрашивали?
- Да.
- Приятель вам будет?
- Нет. Просто слыхал о нем.
- Ну тогда я вам вот что скажу: никаких Риверсов никогда и не было.
- То есть как это?
- Отец этого самого Брэдли Риверса называл себя Зенас Риверс, Да только настоящее-то имя ему было Фернао Рибейро, и был он всего-навсего португалец-матрос. И добром он не кончил, хоть и знал толк в промысле. Но как запьет, то уж, не дай бог, себя не помнил. Он грабил затонувшие корабли. А сюда он приехал с островов Зеленого Мыса.
- Я так понял, что предки этого Брэдли Риверса были самые что ни на есть аристократы и прибыли сюда на "Мэйфлауэре".
- Может, и так, может, и так. Аристократы по части как бы нализаться ямайского рома. Но они не на "Мэйфлауэре" приехали. Зенас Риверс пришел сюда на бриге "Дженни Б. Смит".
- Но, значит, Зенас до Кендриков владел этим домом?
- Это он-то? Да если он или Брэд и переступали когда порог Кендрикова дома, то разве чтобы дров охапку принести или раков на продажу.
- А какой он был с виду, этот Зенас?
- Да такой плотный из себя, смуглый - одно слово, португалец.
- А нос у него был с горбинкой?
- У него нос с горбинкой? Что твоя слива у него был нос.
- Но ведь у Брэдли был римский профиль. Откуда же у Брэдли взялся нос с горбинкой?
- От мамаши. Мамаша у него янки, только их семья совсем была никудышная, вот она и вышла за Зенаса. Брэд Риверс всю жизнь был отпетый враль. Лет семь-восемь назад он вдруг объявился, так он тогда хвастал, будто стал первым богачом в Канзасе или в Милуоки он говорил, не помню.
- Не знаете, он покупал здесь картину дома Кендриков?
- Вроде бы покупал. Он подрядил одного живописца нарисовать Кендриков дом. И купил кое-что у меня в лавке - старый диван и портрет покойного капитана Гулда, что оставила здесь Мэй Гулд.
- А этот капитан Гулд… у него нос с горбинкой? Лицо такое суровое, с бакенбардами?
- Он, он. Что же вам про него Брэд нарассказал, а?
- Ничего, - вздохнул Баффем. - Так, значит, Риверс был самый обыкновенный простолюдин вроде меня?
- Брэд Риверс? Простолюдин? Он у Зенаса, правда, учился года два в Тэнтоне, но все равно, его здесь на задворках у Кендриков, или у Бирсов, или Доунов всякая собака знает, привыкли. Да вы спросите хоть кого из старожилов, вам всякий скажет.
- Спрошу. Спасибо вам.
Он шел по единственной улице Апогея в густом облаке пыли - ничем не примечательный высокий господин в котелке.
В его распоряжении была всего пятьдесят одна минута до возвращения местного поезда Апогейской ветки, который должен был доставить его на ближайшую узловую станцию для пересадки в Западный экспресс.
Он позвонил; он постучал кулаком в парадное; он обошел дом кругом, и здесь застал матушку Ориллии за стиркой салфеток. Она поглядела на него поверх очков и гордо осведомилась:
- Что вам угодно?
- Вы не помните меня? Я проезжал здесь недавно в гоночном автомобиле. Могу ли я видеть мисс Риверс?
- Нет. Она в школе. На уроках.
- А когда вернется? Сейчас четыре.
- Возможно, что прямо сию минуту, а возможно, что и до шести задержится.
Его поезд отходил в 4:49. Он ждал на ступеньках парадного крыльца. Было уже 4:21, когда в калитку вошла Ориллия Риверс. Он бросился к ней навстречу, держа часы в руках, и, прежде чем она успела промолвить слово, выпалил одним духом:
- Узнаете меня? И прекрасно. У меня неполных двадцать восемь минут. Должен поспеть на поезд в Сан-Франциско, пароходом в Японию, оттуда, возможно, в Индию. Рады мне? Пожалуйста, не будьте мисс Риверс, будьте просто Ориллией. Осталось двадцать семь с половиной минут. Скажите, вы рады?
- Д-д-да.
- Думали обо мне?
- Конечно.
- А вам хотелось, чтобы я когда-нибудь опять проехал через ваши места?
- Какой вы самонадеянный!
- Нет, я просто очень тороплюсь. У меня осталось всего двадцать семь минут. Вам хотелось, чтобы я вернулся? Ну, пожалуйста, скажите! Разве вы не слышите свисток парохода, уходящего в Японию? Он зовет нас.
- В Японию!
- Хотите посмотреть Японию?
- Очень!
- Пойдемте со мной! Я распоряжусь, чтобы в поезде нас встретил пастор. Можете позвонить в Детройт и навести обо мне справки. Соглашайтесь! Скорее! Будьте моей женой. Осталось двадцать шесть с половиной минут.
В ответ она смогла только прошептать:
- Нет! Мне нельзя об этом даже думать. Это так заманчиво! Но мама никогда не согласится.
- При чем тут ваша мама?
- Как при чем? В таких семьях, как наша, судьба одного человека - ничто, важна и священна судьба рода. Я должна помнить о Брэдли Риверсе, о старом Зенасе, о сотнях славных пионеров-янки, возродивших нечто величественное, по сравнению с чем не имеет значения счастье отдельного человека. Дело в том, что… о! Noblesse oblige.
Мог ли он, не пощадив этой страстной веры, сказать ей правду? Он выпалил:
- Но вы бы хотели? Ориллия! Осталось ровно двадцать пять минут. - Он сунул часы в карман. - Слушайте. Я должен поцеловать вас. Я уезжаю отсюда за семь тысяч миль, и я этого не вынесу, если… Я сейчас вас поцелую вон там в беседке.
Он ухватил ее под руку и увлек по дорожке.
Она слабо сопротивлялась: "Нет, нет, о, пожалуйста, не надо!" - пока он не смел ее слова поцелуем, и в поцелуе она забыла все, что только что говорила, и прильнула к нему с мольбой:
- О, не уезжайте! Не оставляйте меня тут, в этой мертвой деревне. Останьтесь, поезжайте следующим пароходом! Уговорите маму…
- Я должен ехать этим пароходом. Меня ждут там: будут большие гонки. Поедем со мной!
- Без… без вещей?
- Купим все по дороге, в Сан-Франциско!
- Нет, не могу. Я должна подумать и о других, не только о маме.
- О мистере Доусоне? Неужели он вам нравится?
- Он очень деликатен и внимателен, и он такой образованный человек! Мама хочет, чтобы мистер Доусон получил приход на Кейп-Коде, и тогда, она думает, я могла бы возобновить прежние связи нашей семьи и стать настоящей Риверс. Сделавшись миссис Доусон, я, может быть, разыскала бы наш старый дом и…
Ее прервали его руки, легшие ей на плечи, его глаза, смотревшие прямо в ее глаза с горькой прямотой.
- Неужели вам не надоедают предки? - воскликнул он.
- Никогда! Хороша я или дурна, у меня славные предки. Однажды во время мятежа на клиппере, которым командовал Зенас Риверс, он…
- Дорогая, никакого Зенаса Риверса не было. Был только иммигрант-португалец по имени Рибейро, Фернао Рибейро. На портрете у вас в доме изображен некий капитан Гулд.
Она отпрянула. Но он продолжал говорить, стараясь взглядом и голосом выразить свою нежность: