Кирххорст, 13 апреля 1945 г.
На рассвете ушли американцы. Деревню они оставили после себя полуразгромленной. Мы все устали до изнеможения, как дети после ярмарки с ее толчеей, стрельбой, криками, балаганами, комнатами ужасов и музыкальными палатками.
Сегодня утром мы толковали об этом в школе с группой деревенских жителей и беженцев, которые собрались там после пролетевшей бури, все были немного взвинченные, немного обалдевшие, то есть в том настроении, которое берлинцы называют durchgedreht. Общее мнение гласило, что мы еще легко отделались. В других населенных пунктах, как например возле железнодорожного переезда в Элерсгаузене, где молодежь из гитлерюгенда подбила танк, дела далеко не так хороши. Главное, нам повезло, что в ночь перед вступлением американцев отсюда ушли зенитчики, предварительно подорвав свои орудия. Последние дни были заполнены переговорами между партиями, вермахтом и фольксштурмом. Мне, кроме того, что я сражался с гриппом, пришлось иметь дело со здешним крайслейтером, а Лёнинг информировал меня о том, что в это время происходило в гаулейтерстве. Когда партия удалилась в Голштинию, все стало гораздо проще. Мне с моими крестьянами было дано задание подстрелить два-три танка, чтобы прикрыть их отступление.
На этом примере я еще раз убедился в том, что у войны есть театральная сторона, о которой не узнаешь из документов, не говоря уже об истории. Тут, как и в частной жизни, порой действуют подспудные мотивы, которые почти никогда не проступают наружу. Ведется энергичный обстрел местности, чтобы наделать побольше шума и расстрелять снаряды и чтобы после можно было заявить, согласно заведенной традиции, что мы, дескать, "оборонялись до последнего патрона". Позицию удерживают до того момента, пока еще остается возможность для отступления, затем, отрапортовав обо всем в приукрашенном виде, испаряются, словно по волшебству. Я, разумеется, понимал, что эти голубчики задумывали, когда обсуждали планы обороны, но не подал виду, что догадываюсь: бывают такие положения, когда надо ставить друг для друга "золотые мосты". Кроме того, в игре такого рода время от времени кто-то ходит с козыря, то есть расстреливает того, кто слишком поторопился открыть свои карты. Это помогает, уходя со сцены, до конца сохранить достойный вид, что и можно было в очередной раз наблюдать в нашем случае.
Ради того, чтобы наглядно в этом убедиться, я по пути в школу заглянул в пожарное депо, чтобы взглянуть на тело, которое там лежало на цементном полу. Лицо было изуродовано, как будто от падения с высоты или удара. Мундир был расстегнут, под правым соском выделялось бледным пятнышком входное отверстие пули. Этого могучего силача все побаивались; накануне вечером он еще выступал с зажигательной речью и в ту же ночь вышел из дома, чтобы скрыться и залечь на дно, как сейчас сплошь и рядом поступают другие. Его подчиненные, ныне ставшие вервольфами, подстерегли его и без долгих разговоров застрелили. Что касается этих людей, то они таким образом подвели черту под прошлым: поворот к анархии начинается с преступления, с убийства, для этого человек должен повязать себя кровью.
На кладбище я повстречался с могильщиком, он рыл могилу возле самой ограды. Могильщик спросил меня, достаточно ли она глубока. Затем он заговорил о самоубийстве одного из власть имущих, о чем он только что услышал. "Вот он и помер, толстомордый-то". Он произнес это с благодушной улыбкой маленького человека, чувствующего себя в безопасности. Эти люди словно трава под дубами: их легко затоптать, но затоптанные они с той же легкостью снова выпрямляются. Падение власть имущих - для них всегда праздник.
В деревне и по окрестностям нет ни одного разрушенного дома. Говорят, что целы и мосты через канал и через Лейне, несомненно, благодаря Лёнингу. Гаулейтер еще вчера произносил кровожадные речи, призывая население сопротивляться до последнего, а наутро его уже и след простыл.
Так что не все сбылось, чего можно было опасаться. Таково было общее ощущение, как можно было заключить по разговорам, которые я слышал в школе. Конечно, всплывали отдельные огорчительные подробности. Во многом это напоминало детей, которых без присмотра пустили в зоопарк. Тут пробуждаются разрушительные инстинкты. Так, например, машины, стоявшие на дороге или в сараях, были разобраны на части. Откопанные или найденные в захоронках продовольственные припасы были подвергнуты бессмысленному уничтожению. Их сжигали, полив бензином. Возможно, к этому подталкивает страх перед микробами, принявший маниакальные размеры. Старик Гауштейн рассказывал, какие страсти разгорелись вокруг его окорока:
- Тут и пошло, господин Юнгер! - Это значило, что началась рукопашная.
Слышно об изнасилованиях, случившихся по соседству, как, например, в Альтвармбюхене, где пострадала четырнадцатилетняя девочка, на которую набросился негр. Меня поразили старинные выражения, в которых об этом говорили собравшиеся, так, например, один сказал: "Женщин они под себя подмяли".
Между тем справедливость требует добавить, что в целом для всех нас и в особенности для обитателей нашего дома все складывалось благополучно. Командир танкового подразделения, человек благородных правил, не допускал в своем окружении никаких беспорядков. Я подарил ему свой спортивный пистолет, которым сам уже не пользуюсь. На его людей тоже не приходилось жаловаться. Прежде чем двинуться на рассвете дальше, они подмели за собой пол. А когда Перпетуя пришла на кухню, она нашла там на столе целую гору подарков: кофе, консервы и сигареты.
Что можно сказать обо всем, что мы услышали и увидели за эти дни? Мимо нас прошли люди. Это все объясняет.
В саду расцвел большой рябчик.