Синклер Льюис - Том 7. Гидеон Плениш. Статьи стр 11.

Шрифт
Фон

Вздыхая, профессор думал: "Она хорошая женщина. Одна она ценит меня по-настоящему. Какая жалость, что она так провинциальна и ограниченна! Просто нечестно было бы взять ее в Нью-Йорк или Вашингтон и отдать на съедение тамошним снобам и интриганам".

Она сказала, словно вкладывая в каждое слово совсем другой смысл:

- Ты проголодался. У меня для тебя приготовлен вкусный бифштекс.

- Пожалуй, с этим можно подождать, как ты думаешь, голубка?

- Пожалуй, - шепнула она.

6

Профессор Гидеон Плениш был не вполне доволен тем, как о нем позаботилось провидение в начале текущего 1921–1922 учебного года. Он не был доволен Теклой Шаум. О, разумеется, по-своему, по-женски, она восхищалась им, но она не понимала всей сложности карьеры государственного деятеля, не понимала даже проблему его бородки - борода придавала ему простоватый вид, а между тем, если бы он теперь сбрил ее, все стали бы над ним смеяться.

Она не могла научить его, как прыгнуть из колледжа в сенат, минуя утомительную процедуру бесчисленных рукопожатий. Она даже находила, что он может продолжать свою педагогическую деятельность, и не учитывала, как неудобно ему иметь на своем отделении соперником нового лектора по английскому языку, который был настоящим англичанином и ловко использовал это преимущество.

Да, он совсем один со своими грандиозными замыслами, некому помочь ему, некому держать его за руку на крутом пути к звездам.

Черт побери, он даже не уверен, следует ли ему оставаться любовником Геклы. Может, это не вполне нравственно.

Особенно его раздражало то, что в их небольшом колледже, где преподавательский штат состоял всего из тридцати человек, его заставили читать огромной группе первокурсников обязательный курс "Введение в риторику и стилистику". Он охотно удовлетворился бы узкими семинарами по нескольким увлекательным предметам: "Аргументация", "Толкование драмы", "Ораторская техника" и "Психология речи", - но обрабатывать столь неблагодарное сырье, как сотня первокурсников разного пола и разной степени невежества, означало тяжелый и напряженный труд у некоего интеллектуального конвейера. А Текла только и знала, что повторять: "Тебе должно доставлять большое удовлетворение будить все эти юные умы!"

И вот с неотвязным ощущением, что его эксплуатируют, он отправился читать первокурсникам вступительную лекцию.

Когда он вошел через боковую дверь в аудиторию имени Аткинсона, в руках у него была только тоненькая записная книжка. Он гордился тем, что благодаря своей организованности не нуждался ни в пухлом портфеле, ни в стопке темных потрепанных томиков, которыми старые ветераны-профессора безнадежно портили эффект своего появления на кафедре.

Властно и выжидательно он окинул взглядом огромную аудиторию - девяносто семь человек, все зеленая молодежь. Почти никто из них даже не побывал у него на консультации. Девяносто семь отпрысков гордых, но провинциальных семейств, и все увлечены яблоками, шоколадом, теннисными ракетками, газетами и друг другом, юноши тянутся к девушкам уже сейчас, на первой неделе учения, - кипит молодая жизнь, которой нет дела до профессоров, даже если у них пышные бородки. Он стоял, глядя на своих слушателей чуть иронически, как воплощение холодной, уверенной мудрости, но это была игра, и он был актером. Сердце у него тоскливо ныло, и он надеялся в лучшем случае не показаться им очень смешным или невыносимо скучным.

Он важно раскрыл перед собой записную книжку, постучал по кафедре и заквакал:

- Юные леди и джентльмены, разрешите мне положить начало этому консорциуму, в который мы вступаем на ближайшие девять месяцев, девять долгих, долгих месяцев (на лицах, как и следовало ожидать, замелькали улыбки), установив ряд основных принципиальных положений. Среди вас, несомненно, есть Шекспиры, "что в песнях душу изливают", но для большинства из нас волшебное искусство риторики не что иное, как правила, правила и еще раз правила.

Это дисциплина. Это - смиренное и добровольное следование гениальным формулам, давно уже выработанным для нас великими мастерами. Мы собрались здесь не для того, чтобы хвалиться друг перед другом или воображать, что мы можем все делать по-новому. Я расскажу вам, и вы, надеюсь, выслушаете с величайшим вниманием то, что я вам расскажу, о решениях, к которым пришли великие мастера в вопросе о высоких тайнах стиля, красоты, лаконизма, стремления к божественному, о правильном соотношении в художественной литературе между анализом и повествованием, описанием и диалогом, о законах разбивки на абзацы, о пробуждении благородных чувств, например, любви и патриотизма, о принятой пунктуации и - ах, черт…

Последнее не было произнесено вслух.

Можно было только предполагать, что ее фамилия начинается на А или Б, вот этой девушки на правом конце первой скамьи в среднем ряду, потому что группу еще не рассадили по алфавиту. Может быть, она села так близко, чтобы лучше его слышать. Но с какой бы буквы она ни начиналась - А, Б, В или Ю, - она его любовь до гроба.

Правда, плечи у нее, как и у него, обнаруживали опасную склонность к полноте, но ноги были стройные, щиколотки не толстые, а лапки с переплетенными пальцами, которые она, слушая его, положила на пюпитр, хоть и не маленькие, но белые, изящные и милые.

И мордочка у нее была потешная, как у обезьянки, круглая и задорная. Глаза умные, живые, необыкновенно умный и решительный взгляд для девушки не старше девятнадцати лет, а приветливые губы, в меру крупные, в меру полные, чуть шевелились от волнения. Лучшее ее украшение составляли темные волосы, блестящие, как полированный орех, и вопреки моде и местному обычаю не стриженые, а почти вызывающе женственные.

Мысленно он уже говорил ей под кленами, на залитом луной дворе колледжа, что она должна быть осторожной в еде, чтобы не слишком полнеть - она такая очаровательная, - а вслух между тем продолжал:

- …и возьмите, для примера, писателя, который менее знаменит, чем Диккенс, или Теккерей, или Гарриет Бичер-Стоу, но в моих глазах всегда останется одним из властителей языка, - Эндрю, ах, что это, я, конечно, хотел сказать Энтони, Энтони Троллопа. Вы думаете, что такой выдающийся писатель, как Троллоп, считал, обязательным жить в мансарде со всякими французами и прочей богемой и выдумывать всякие новые правила? Вовсе нет! Он был сама дисциплина. При постоянных разъездах в качестве… ээ… школьного инспектора по… по разным местам в Англии он каждый день заставлял себя садиться и писать… и писать… и писать, и все согласно принятым правилам!

Девушка в переднем ряду кивнула головкой. Вот это - действительно серьезное и отзывчивое юное существо. Легко представить себе, как она шутит у стойки с фруктовыми водами или подпрыгивает на месте, увлекшись бейсбольным матчем, - веселая егоза, душа общества, но с золотым сердцем, способным оценить идеальные устремления и честолюбивые мечты.

Он разъяснял аудитории, что в совершенстве владеть языком должны не только проповедники и авторы передовых статей, но также деловые люди. Он привел им пример: что лучше поможет продать пылесос - плавное, закругленное, ласкающее слух обращение к покупателю (и он изобразил в лицах сценку между коммивояжером и умиленной домашней хозяйкой) или набор бессвязных, грубых слов, какими пользуются люди, не учившиеся в Кинникинике и не прослушавшие с должным вниманием курса риторики.

Глаза девушки в переднем ряду безоговорочно с ним согласились.

А если кто из них думает посвятить себя политической деятельности… Что помогло Вудро Вильсону стать президентом? Его колоссальные познания в истории? Нет и нет! Исключительно его умение выбирать слова и соединять их в предложения согласно правилам.

Конец лекции профессора Плениша получился немного похожим на сцену суда в "Венецианском купце". Он сделал паузу, он вперил в слушателей пристальный взор, он поднял руку, он возгласил: "Разрешите мне закончить словами Горация". Он заглянул в листок бумаги, исписанный почерком Теклы Шаум.

Не первым Цезарь или Ньютон
Свершали славные дела,
Но был забвением окутан
Их путь; его сокрыла мгла.
Ведь лишь когда поэтов лира
Благое дело возвестит,
Великий станет знаменит;
Узнают все: закон для мира
Тем установлен, тем открыт!
Кто не воспет - тот позабыт!

Как знать, может, ему все же следует стать знаменитым актером, а не сенатором или ректором колледжа? Может быть, тогда эта девушка еще больше оценила бы его. Ему казалось, что она чуть не плачет. Он посмотрел на нее понимающе, глазами проникая в ее глаза, сердцем порываясь к ее сердцу. Когда студенты разошлись, задав ему всего каких-нибудь полсотни дурацких вопросов о расписании и домашних работах и о том, в какого рода учреждении совершается столь сверхъестественный подвиг, как покупка книги, он увидел, что она стоит у стены и ждет.

Она подошла к кафедре. Кто сказал, что у нее слишком полные плечи? Они круглые и нежные, и если положить голову…

Профессор Плениш мысленно одернул себя. Ведь он как-никак не мальчишка. Эта молодая девица очень миловидна, но все же она не Теда Бара. Стоя на кафедре, отделенный от нее спасительным барьером, он посмотрел на нее сверху вниз взглядом судьи.

- Можно вас побеспокоить, профессор?

- В чем дело?

(Именно таковы были первые слова, которыми обменялись кинникиникские Ромео и Джульетта.)

Ваша оценка очень важна

0
Шрифт
Фон

Помогите Вашим друзьям узнать о библиотеке

Популярные книги автора