- Но ведь это большая разница, когда вы говорите что-то о себе и когда слышите это от других, - отвечала Аня со слезами. - Вы можете знать, как вы на самом деле выглядите, но не можете не надеяться, что другие думают иначе. Вы, наверное, думаете, что у меня ужасный характер, но я ничего не могла поделать. Когда она все это сказала, что-то поднялось во мне и стало меня душить. Я просто должна была наброситься на нее.
- В хорошем же свете ты себя выставила, должна я сказать. Миссис Линд будет что рассказать о тебе повсюду - и она расскажет, не сомневайся. Это ужасно, что ты так вышла из себя, Аня.
- Но вы только вообразите, что вы почувствовали бы, если бы кто-нибудь сказал вам в лицо, что вы тощая и некрасивая, - оправдывалась Аня в слезах.
Давнишнее воспоминание неожиданно ожило в памяти Мариллы. Она была еще совсем маленькой, когда услышала, как одна из ее теток сказала о ней, обращаясь к другой родственнице: "Жаль, что она такое невзрачное, некрасивое создание". Марилле было уже пятьдесят, когда она, наконец, смогла забыть об этих так ужаливших ее словах.
- Я не утверждаю, что миссис Линд была права, говоря о тебе все то, что она сказала, - признала она мягче. - Рейчел слишком прямолинейна. Но это совсем не извиняет твоего поведения. Она незнакомая женщина, намного старше тебя и к тому же моя гостья - вот три достаточных повода, чтобы ты отнеслась к ней с уважением. Ты же была грубой и дерзкой, и - в голову Марилле пришла спасительная идея наказания - ты должна пойти к ней домой и сказать, что очень сожалеешь о своей вспышке, и попросить прощения.
- Я никогда не смогу этого сделать, - сказала Аня решительно и мрачно. - Вы можете наказать меня любым способом, Марилла. Можете запереть меня в темном, сыром подвале, где живут змеи и жабы, держать там на хлебе и воде, и я не буду жаловаться. Но я не могу попросить миссис Линд простить меня.
- У нас нет обыкновения запирать людей в темных, сырых подвалах, - сказала Марилла холодно, - к тому же их и нет в Авонлее. Но извиниться перед миссис Линд тебе придется, иначе ты останешься в своей комнате до тех пор, пока не скажешь мне, что готова это сделать.
- Значит, мне придется остаться здесь навсегда, - сказала Аня скорбно, - потому что я не могу сказать миссис Линд, будто жалею о том, что ей сказала. Как я могу это сделать? Ведь я не жалею. Я жалею, что огорчила вас, но рада, что сказала ей все. Это было огромным облегчением. Я не могу сказать, что я жалею об этом, если я не жалею, правда? Я даже не могу вообразить, что жалею об этом.
- Может быть, твое воображение заработает лучше завтра утром, - сказала Марилла, вставая, чтобы уйти. - У тебя есть ночь, чтобы подумать о своем поведении и изменить свое мнение. Ты говорила, что постараешься быть очень хорошей девочкой, если мы оставим тебя в Зеленых Мезонинах, но должна сказать, что в это трудно поверить сегодня.
Оставив эту парфянскую стрелу терзать Анину бурную душу, Марилла спустилась в кухню, охваченная мучительным беспокойством и раздражением. Она была сердита на себя так же, как и на Аню, потому что, как только ей вспоминалось ошеломленное лицо миссис Рейчел, губы ее невольно растягивались в улыбке и она чувствовала совершенно предосудительное желание расхохотаться.
Глава 10
Аня просит прощения
В тот вечер Марилла ничего не сказала Мэтью о случившемся, но когда и на следующее утро Аня продолжала упорствовать, пришлось дать необходимые объяснения в связи с ее отсутствием за завтраком. Марилла рассказала Мэтью всю историю, приложив немало усилий, чтобы представить в должном свете всю чудовищность Аниного поведения.
- Неплохо, что Рейчел Линд так осадили. Она просто надоедливая старая сплетница, - таков был утешительный ответ Мэтью.
- Мэтью, ты меня удивляешь: знаешь, что поведение Ани было просто отвратительным, и тем не менее встаешь на ее сторону! Скоро ты скажешь, будто она совсем не заслуживает наказания.
- Ну… нет… не совсем, - отвечал Мэтью смущенно. - Я признаю, что ее надо немножко наказать. Но не будь с ней слишком сурова, Марилла. Вспомни, ведь у нее никого не было, чтобы научить ее, как себя вести. Ты… ты ведь дашь ей поесть?
- Когда это ты слышал, чтобы я голодом вынуждала людей к хорошему поведению? - спросила Марилла возмущенно. - Она будет есть в обычное время, я сама отнесу еду ей наверх. Но она останется там, пока не согласится извиниться перед миссис Линд, и это окончательное решение, Мэтью.
Завтрак, обед и ужин прошли в молчании, потому что Ани по-прежнему не было за столом. Каждый раз после еды Марилла относила в мезонин полный поднос кушаний и позднее приносила его обратно почти в том же виде. Вечером Мэтью с беспокойством присмотрелся к содержимому последнего принесенного сверху подноса. Неужели Аня целый день ничего не ела?
Когда к концу дня Марилла отправилась, чтобы пригнать коров с дальнего пастбища, Мэтью, который наблюдал за ней, слоняясь возле амбаров, проскользнул в дом с видом вора и поднялся по лестнице, ведущей в мезонин. Обычно Мэтью вращался между кухней и своей маленькой спальней возле передней, порой отваживаясь на посещение гостиной или столовой, когда к чаю приглашали священника. Но на втором этаже своего дома он был в последний раз, когда помогал Марилле оклеивать спальню для гостей, а было это четыре года назад.
Он тихонько прошел через маленькую переднюю мезонина и несколько мгновений постоял перед дверью Аниной комнатки, прежде чем отважился постучать в нее пальцами и затем, открыв дверь, заглянуть внутрь.
Аня сидела на желтом стуле у окна, печально глядя в сад. Она казалась такой маленькой и несчастной, что у Мэтью дрогнуло сердце. Он бесшумно прикрыл за собой дверь и на цыпочках подошел к ней.
- Аня, - прошептал он, словно боясь, что их подслушивают. - Как ты тут, Аня?
Аня с трудом улыбнулась:
- Неплохо. Я много воображаю, и это помогает приятнее проводить время. Конечно, мне довольно одиноко. Но это ничего, я скоро привыкну.
Аня опять улыбнулась, храбро глядя вперед - на долгие годы предстоящего ей одиночного заключения.
Мэтью вспомнил, что он должен сказать то, что собирался, не теряя времени, так как Марилла могла вернуться раньше обычного.
- Послушай, Аня, ты не думаешь, что лучше это сделать и покончить с этим? - прошептал он. - Придется это сделать рано или поздно, знаешь, ведь Марилла - ужасно непреклонная женщина… ужасно непреклонная, Аня. Сделай это сейчас, послушай, и все будет позади.
- Вы имеете в виду попросить прощения у миссис Линд?
- Да… попросить прощения… вот именно, - сказал Мэтью горячо. - Загладить это, так сказать. Вот к этому я и веду.
- Я полагаю, что могу это сделать ради вас, - сказала Аня задумчиво. - Это будет правда, если я скажу, что мне жаль, что я так вела себя, потому что мне и в самом деле жаль. Мне было ни капельки не жаль вчера вечером. Я ужасно злилась и вчера, и всю ночь. Я знаю, что так было, потому что я просыпалась три раза и каждый раз была просто в бешенстве. Но сегодня утром все прошло. Я уже не была в бешенстве… осталось только какое-то неприятное изнеможение. И мне стало так стыдно. Но я просто не могла подумать о том, чтобы пойти и сказать об этом миссис Линд. Это было бы так унизительно. И я решила, что лучше останусь здесь взаперти на всю жизнь, чем извинюсь. Но теперь… для вас я сделала бы что угодно… и если вы действительно хотите, чтобы я…
- Ну конечно хочу. Там внизу ужасно одиноко без тебя. Сходи и загладь это все… будь умницей.
- Хорошо, - сказала Аня покорно. - Я скажу Марилле, как только она придет, что раскаялась.
- Правильно… правильно, Аня. Но не говори Марилле, что я с тобой об этом говорил. Она подумает, что я вмешиваюсь в ее дело, а я обещал этого не делать.
- Дикие кони не вырвут у меня эту тайну, - торжественно пообещала Аня. - Только непонятно, как дикие кони могут вырвать у кого-нибудь тайну.
Но Мэтью уже ушел, испуганный собственным успехом. Он торопливо направился на самый отдаленный конец конского пастбища, чтобы Марилла не заподозрила, что он был наверху. Сама же Марилла по возвращении в дом была приятно удивлена, услышав жалобный голосок, звавший сверху через перила лестницы:
- Марилла!
- Ну, что такое? - спросила она, входя в переднюю.
- Мне жаль, что я вышла из себя и говорила грубости, и я согласна пойти и сказать это миссис Линд.
- Очень хорошо, - отвечала Марилла решительно, ничем не выдав облегчения, которое испытала при этом известии. Перед этим она уже с беспокойством думала о том, что же ей делать, если Аня не захочет уступить. - Я зайду за тобой после дойки.
И вот после дойки Марилла и Аня отправились вместе к миссис Линд, первая - с поднятой головой и торжествующая, вторая - сгорбившаяся и подавленная. Но на полпути Анина подавленность исчезла, словно по волшебству. Она подняла голову и легко шагала вперед, устремив глаза на закатное небо, от всего ее существа веяло сдерживаемым оживлением, Марилла с неодобрением смотрела на эту перемену. Это не было смиренное раскаяние, с которым следовало явиться перед оскорбленной миссис Линд.
- О чем ты думаешь, Аня? - спросила она резко.
- Я думаю о том, что должна сказать миссис Линд, - отвечала Аня мечтательно.
Казалось бы, все в порядке… или почти в порядке. Но Марилла не могла избавиться от впечатления, что что-то в ее плане наказания идет не так, как надо. Аня не имела права выглядеть такой радостной и сияющей.