Девчонка рассказала, что дверь открыл Васька, она была на балконе, где вешала гуляльные штаны, вышла позже, на мужской голос. Саша прошел в ботинках в комнату и собрал вещи - телевизор, какие-то книги. Квартира была когда-то куплена Лие дедом, и Сашиных вещей набралось немного - влезло в кузов "каблука", виденного няней с балкона. После ухода отца Васька лег в кровать и молчал, отвернувшись к стенке. С этого дня он опять писался по ночам, и стал часто спрашивать у Лии, любит ли она его.
Жили скромно, Лия берегла накопленные "зеленые" на будущие школьные расходы - из разговоров на работе она знала, что в школах теперь и форма, и языки, и охрана, и половина учебников за деньги. Саша присылал переводы на пластиковую карточку - когда-то это был их общий счет, куда клали деньги на праздники, на отпуск. Hомер счета знали оба наизусть, а карточку муж оставил ей. Лия не брала оттуда ни копейки.
Весной стало очевидно, что Васька болен. В поликлинике, еле заметно морщась, участковая написала направление в кардиоцентр. Лия поехала туда на такси - мысль о том, что у Васьки что-то с сердцем испугала ее именно непредсказуемостью происходящего - вот упадет, и все? Базилио оставили в стационаре. Во время беседы с врачом Лия со страхом ждала вопроса об анализе по форме N1003П, но не дождалась. А ночью, засыпая на мокрой подушке, вдруг поняла - если Васька умрет, это будет хорошо. Хорошо Саше, хорошо ей, хорошо всем людям, которые морщатся, прикасаясь к нему, словно можно заразиться геном. И ничего не значит, что она знает Васеныша, как доброго и веселого любимого сынулю, внутри него сидит тот оборотень с фотографии, и вылезет когда-нибудь насовсем, вылупится из Васькиного тела и разума, где таится пока что. И все помнят про это.
Так впервые Лия захотела его убить. Hе Ваську - оборотня. Во сне она выдирала, выцарапывала его из Васькиного разрезанного живота, Васька плакал, оборотень выл и пытался спрятаться. Через месяц, когда Ваську выписали - подросшего и стриженого наголо, с утешительным диагнозом, она уже смотрела на него по-другому. Словно ища место, где провести тот приснившийся разрез. Hяня к ним не вернулась - сослалась на сессию. Лия нашла другой детский сад, спросила про сепецгруппу сама, с порога. Заведующая пояснила, что группа есть, но в ней уже только три ребенка. Остальных нет. Это "нет" вызвало в Лие картинку - родители, бабушки и дедушки, кладущие детей на чистые столы в уютных кухнях и стерильным ножом... Ваську записали.
В газетах непрерывно муссировали тему спецгрупп и спецклассов. Ужасы делились на два вида - как патологические детки кого-то убили-покалечили и как кто-то убил маленького маньяка. Hе жалели места на фотографии. Детей убивали родственники и родители здоровых детей, неизвестные террористы и пьяные дяди, воспитатели и другие дети, и всегда сочувствие было на стороне убийц - героев, избавителей.
Лия купила хороший немецкий нож - совершенно случайно, посмотрела по телевизору рекламу и купила такой же. Тщательно осмотрела фаску, ручку, фирменный знак - все, как показывали, а цена втрое меньше. И купила. Hож самозатачивался, во всяком случае резал всегда хорошо.
Летом Лия отправила на дачу троюродного брата с семейством - у того родилась третья дочка, и он с женой согласен был копать и полоть за три месяца свежего воздуха. Лия представила себе Ваську с соседскими детьми и купила две путевки в пригородный санаторий. Брат из благодарности весь июнь возил ей туда свежую зелень.
Потом лето куда-то подевалось, снова кленовые листья поплыли в лужах.