Рядом отчужденная Труди. Волосы у нее зачесаны назад и собраны под черной заколкой. Темно-карие глаза гипнотизируют глянец "Идеальной невесты", в то время как алый ноготок уже подцепил следующую страницу.
Каждая девочка мечтает об этом великом дне, каждая хочет стать идеальной невестой - перевоплотиться в сказочную принцессу на законных основаниях.
Бедная малютка тоже мечтала?
Нет, не успела...
Самолет потряхивает, и на Ленноксовой рубашке проступают темные пятна пота. Внезапно Леннокс осознает, что летит в железной капсуле со скоростью шестьсот миль в час и на высоте шесть миль над океаном. Капля в море: пылинка, жаждущая забвения. Леннокс смотрит на Труди: алая полоска маленького невозмутимого рта, секундный презрительный взлет выщипанной бровки. Как будто авиакатастрофа просто слегка изменит свадебные планы;
Моторы "Боинга-747" вскрывают очередной слой атмосферы, и тряска прекращается. У Леннокса гудит в ушах. "Боинг" рвется вперед. В черноту. Видимость нулевая. Полет проходит вслепую.
Понятно, почему террористы и правительства - то есть те, чья доля в наших страхах особенно велика, приходит к выводу Леннокс, - почему они делают ставку на авиаперелеты. Мы еще и на борт не ступили, а душа уже в пятках. Остается только направить наш страх в нужное русло - либо с помощью жестокости, либо с помощью ее вечной спутницы, безопасности с медвежьими ухватками.
Колени Труди укрыты пледом.
Вокруг Леннокса стягивается темнота. Кажется, даже манит, кивает.
Чего ему волноваться? Он же в отпуске. Он сделал свою работу. О чем жалеть? Идти на поводу у своих эмоций, вот как это называется. Но Леннокс ничего не может с собой поделать. Во рту металлический привкус. Не может не терзать себя мыслями. Нервы колются, как остриженные волоски. Он снова сам себя боится. Надо было больше таблеток брать.
- А вдруг самолет разобьется? - шепчет Леннокс. Смерть представляется ему огромным пустырем. - Это будет полное освобождение.
- Я все же думаю, подружки невесты должны быть в бледно-голубом, - говорит Труди, не отвлекаясь от журнала. - Но
выглядеть мышкой рядом с Аделыо у меня ни малейшего желания. - Она поворачивается к Ленноксу, в глазах ее ужас. - Ты
ведь не хочешь сказать...
Рэй Леннокс вспоминает фотографию, что родители Труди держат на камине. Труди там совсем малышка. К сердцу поднимается теплая волна. Труди - единственное дитя; единственный шанс родителей не кануть в безвестность. Что, если бы все было...
Очередной укол тревоги.
- Труди, ты же знаешь, я тебя никому в обиду не дам. Ты мне веришь? - с отчаянной настойчивостью спрашивает Леннокс.
В расширенных глазах Труди - пафос героини мыльной оперы.
- По-твоему, она хорошенькая, да? Не отпирайся, Рэй, за милю видно, что ты к ней неровно дышишь.
Труди резко поворачивается к Ленноксу. Она в облегающем коричневом свитере в поперечную полоску, на небольших острых грудях каждая полоска образует волну. Когда-то (несколько недель назад) этот резкий поворот и эти волны Леннокса возбуждали.
"Она хочет быть идеальной невестой. Бедняжка Бритни Хэмил, наверно, тоже хотела".
Леннокс обнимает Труди, прижимает к себе, вдыхает ее парфюм, запах ее шампуня. Чувствует удушье. Будто в горле застряло инородное тело. Голос у Леннокса такой слабый, что Труди, пожалуй, его и не слышит.
- Труди, я люблю тебя... Я...
Она изворачивается, высвобождается из объятий, отталкивает Леннокса. Впервые за время полета смотрит ему в глаза.
- Что не так, Рэй? Что?
- Дело, которое я вел... о похищении маленькой девочки...
Труди резко встряхивает головой, Труди поспешно прикладывает пальчик к его губам.
- Рэй, никаких разговоров о работе. Ты ведь обещал. Ты должен был оставить проблемы дома. Мы же все распланировали. Тебе и Боб Тоул то же самое сказал. Вот его слова, если я правильно помню: даже не думай о работе. Не думай. Отдыхай. Все оставь в Шотландии. Наша цель - улететь от проблем и как следует спланировать свадьбу. А ты опять пьешь, хотя и знаешь, как я к этому отношусь, - выдает Труди на одном затянувшемся выдохе, тон становится сварливым. - Но ты этого хотел, а я согласилась. Дура потому что. Расслабляйся. В конце концов, у тебя транквилизаторы с собой.
Леннокс отмечает, что Труди говорит по-американски: "оставить проблемы", "улететь от проблем". Оба клише стучат у него в висках. Оставить. Улететь.
Куда?
Куда улетает душа, оставив проблемы?
Появляется стюардесса с напитками. Труди просит белое вино. Шардоне. Леннокс берет две "Кровавые Мэри".
Труди откидывается в кресле. Головка ее клонится к плечу. Голосок воркующий, напевный.
- В наше время любай работа связана со стрессом. Поэтому надо учиться оставлять проблемы за бортом.
"Опять!"
- Мы целых две недели проведем на море, на песчаных пляжах, под солнцем... Это же здорово! - Труди толкает Леннокса локотком, надувает губки. - Рэй, я тебе по-прежнему нравлюсь! - И снова проделывает трюк с резким поворотом.
- Конечно, нравишься. - У Леннокса в груди и в горле спазм. Его гортань не шире соломинки. Он в ловушке; прижат к иллюминатору, слишком маленькому, чтобы вырваться в небо, чтобы забыться. Леннокс смотрит на свою искалеченную, забинтованную правую руку - мешок поломанных костяшек, фаланг и пястных костей. Сколько еще кальция придется искрошить, сколько времени понадобится, чтобы в попытках пробить дыру в этом вот самолете оба кулака стали бесформенной массой? Между Ленноксом и проходом сидит Труди, рядом с Труди - пожилая женщина. Черты лица у нее резкие, тело усохшее, руки костлявые. Должно быть, ровесница его матери. Леннокс вдыхает грязный, сухой, многократно прокондиционированный самолетный воздух.
У пожилой женщины кожа цвета плавленой пластмассы. Впечатление, будто кондиционеры ее окончательно иссушили. Вдобавок у нее возрастные пигментные пятна оранжеватого оттенка. Интересно, на сколько часов можно состариться за время восьмичасового перелета. Не надо говорить Труди, что с собой у него не более полудюжины таблеток; не надо говорить, что в Майами он намерен с них слезть.
Голос у Труди упавший.
- Рэй, если хочешь, я это сделаю. Если таково твое истинное желание...
Леннокс подносит к губам пластиковый стаканчик и цедит водку. Рука его дрожит. Дрожь передается телу. Сколько еще понадобится таких вот смехотворно маленьких стаканчиков, чтобы заставить отступить, чтобы унять дрожь?
- Дело в том... - выдавливает Леннокс.
- ... Потому что я, Рэй, хочу доставить тебе удовольствие именно такого рода, правда хочу, - молит Труди, пожалуй, не сколько громче, чем позволительно - в баре аэропорта она выпила пару коктейлей, да еще шардоне, да самолет набирает высоту. Труди оборачивается к соседке, женщины - молодая и старая - обмениваются сахариновыми улыбками, потом приветствиями.
Леннокс думает о преступлении. В то утро он сидел у себя за столом, и...
Труди толкает его локотком под ребро. Повышенные тона сменились у нее тихим шепотом. Над глянцевой верхней губкой пушатся тончайшие волоски.
- Меня это только поначалу шокировало. Я пыталась сжиться с фактом, что ты, адекватный мужчина из плоти и крови, традиционной ориентации, хочешь постоянно растравлять себе душу, да еще таким способом...
Леннокс подкрепляется глотком "Кровавой Мэри". Стакан почти пуст.
- Я никогда не просил тебя делать то, что тебе не по душе, - говорит Леннокс, натягивая улыбку.
- Ты такой милый. - Труди целует его в щеку, тетушкин поцелуй, думает Леннокс. "Идеальная невеста" открыта на странице, где в разном шрифтовом исполнении предлагается одно и то же приглашение на образцово-показательную свадьбу. - По-моему, вот этот шрифт симпатичный. Как тебе? - Ноготок
большого пальца скользит по синей рамке в стиле арнуво.
Леннокс рассматривает шрифты. С легким презрением столичного жителя думает о Глазго.
- Виньеток многовато. - Он указывает на готические образчики. - Мне этот больше нравится.
- Боже, только не готика! - Труди едва не задыхается от смеха. - Ты сумасшедший, Рэй Леннокс, честное слово! Да таким шрифтом только на похороны приглашать! Я ведь не за Франкенштейна выхожу. - Труди вскидывает ресницы, подливает себе вина. - Хорошо, что именно я свадьбой занимаюсь. Страшно подумать, каких бы ты дел наделал, свались все хлопоты на тебя одного. - Труди теперь обращается к старушенции, широкая, словно за ушами завязанная улыбка которой начинает вызывать у Леннокса тошноту. - Ох уж эти мужчины! Ну никуда не годятся!
- А что я всегда говорила, - поддакивает старушенция.
Они с энтузиазмом квохчут над "Идеальной невестой", Труди восторженно описывает свое платье, Леннокс устанавливает кресло в положение лежа, веки совсем отяжелели. Вскоре мысли возвращаются к преступлению. Они точно оползень: вот вроде успокоились, зафиксировались, и вдруг, прежде чем Леннокс успевает что-либо предпринять, они снова в движении, снова стремятся вниз по склону. Конечный пункт - преступление. К преступлению неизбежно смещается центр тяжести.
В то утро раздался звонок.