Герберт Эрнест Бейтс (Herbert Ernest Bates) (1905–1974), английский прозаик и эссеист. Автор 24 романов, 9 томов эссе, 30 сборников рассказов. Но в истории английской литературы он остался как мастер "малого жанра", рассказа. Более того, в критике существует выражение "типично бейтсовский рассказ" - для писателя характерна своя тема, свой круг героев, а главное, лишь ему присущая повествовательная интонация.
Содержание:
КАК ГОРЕСТНА ТЩЕСЛАВИЯ ЦЕНА 1
РОЖДЕСТВЕНСКАЯ ПЕСЕНКА 5
ЭТЮД С ЦВЕТАМИ 6
ВЕСЕННЯЯ ШЛЯПКА 7
ПУНЦОВОЙ РОЗЫ ЛЕПЕСТОК УСНУЛ 9
ПЕРЕВЕРНУТЫЙ МИР 13
ГОЛОС ЗИМЫ 16
СТАРУШКИ И ВЕЧНОСТЬ 18
ПЕЙ-ГУЛЯЙ 20
ПИКНИК 23
ЖЕЛТЫЙ КРАБ 27
ТИХИЙ, СКРОМНЫЙ, СИМПАТИЧНЫЙ 30
МЕРТВАЯ КРАСОТА 31
ДИКАЯ ВИШНЯ 33
ФИЛОСОФИЧЕСКОЕ ПУТЕШЕСТВИЕ 35
НА МАЛЕНЬКОЙ ФЕРМЕ 41
Примечания 48
Герберт Бейтс
КАК ГОРЕСТНА ТЩЕСЛАВИЯ ЦЕНА
Со стороны моря дюны ослепительно сверкали на солнце, словно присыпанные сахарным песком. Бело-желтый пляжный мяч беззвучно, с обманчивой неторопливостью перекатывался с места на место, тычась в островки высохшей травы, как большая разомлевшая улитка; но вот он взвился, подхваченный свежим ветерком, и понесся по берегу, высоко подпрыгивая.
Уже в третий раз юноша по имени Фрэнклин побежал за мячом, догнал его и вернул рыжеволосой женщине в открытом изумрудно-зеленом купальнике, сидевшей там, где начинались дюны. Она в третий раз взмахнула рукой с розовыми ногтями, как бы порываясь остановить его, и одновременно улыбнулась такими же, как ногти, розовыми губами.
- Вам это, наверное, страшно надоело. Кому хочешь надоест. Спасибо вам большущее, но в следующий раз, право же, пусть себе катится куда угодно.
- Ничего-ничего, мне все равно нечего делать, я…
- Вы случайно не видите, где там мои дети и чем занимается эта бестолковая немка? Следить за мячом - ее дело.
- Кажется, они вон туда пошли, к соснам. По-моему, они собирали ракушки.
- Ну да, лишь бы бить баклуши. Эти девчонки все такие. Лишь бы бить баклуши.
Он стоял перед ней, немного смущаясь, по-прежнему сжимая в руках полосатый мяч. На вид ей было лет сорок, ее красивое, точеное тело покрывал ровный золотой загар, на изящном плоском животе дивной раковиной темнел пупок. Рядом с ней на песке стояла корзина, из которой выглядывало розовое полотенце, желтые пляжные тапочки и желтый платок, и еще одна корзина с низкими бортами была наполнена бананами, персиками и грушами. Ее пальцы с длинными розовыми ногтями похлопали по песку.
- Хотите фруктов? Должна же я вас хоть как-то вознаградить. Да вы садитесь, садитесь.
Он заколебался, опять смутившись, не зная, что делать с мячом.
- Да бросьте вы этот мяч. Как он мне надоел! Видеть его больше не желаю!
Поискав глазами, он сказал:
- Я его вот тут, в ямку положу. Отсюда, наверное, не унесет…
- Да оставьте же вы его!
Он опустил мяч в заросшую травой ложбинку и набросал по сторонам песка. Она подождала, а когда он собрался сесть, сказала:
- Ой, пока вы не сели, можно вас еще кое о чем попросить?
- Конечно.
- Будьте ангелом, принесите мне из киоска бутылку молока. Весь мой обед - это фрукты и молоко.
Как слишком послушный слуга, он в ту же секунду повернулся, готовый бежать.
- Подождите, подождите. Вот деньги. Может, и себе что-нибудь купите? Пива, например? Или не хотите перебивать аппетит?
- А я в гостиницу обедать не хожу. Обычно тут что-нибудь перехвачу, и готово.
- Ну, купите себе что хотите. Я тоже не хожу обедать. Дети с Хайди возвращаются в отель - и слава богу! Хоть пару часов их не вижу.
Когда минут через пять он принес молоко, две бутылки пива и четыре бутерброда с ветчиной, она лежала на животе, вытянув красивые длинные ноги. Что-то такое в чистой сморщенной белизне ее пяток так сильно подействовало на него, что на мгновение он весь будто оцепенел.
Внезапно она перевернулась и поймала его взгляд. Он слегка покраснел, как будто его уличили в чем-то нескромном; она села и проговорила:
- Вы просто метеор. Я думала, вас еще сто лет не будет.
- Я купил себе пива и бутербродов, ничего?
- Ну конечно ничего. Вы, должно быть, жутко проголодались.
Несчетные сахарные песчинки испещрили ее руки, бедра, купальник, груди. Смахивая их руками, один раз даже запустив пальцы между грудей, она посетовала, что песок - ужасная вещь. Попадает буквально всюду. Смотрите, чтоб не попал вам на бутерброды. Он сел и поставил бутылку молока и две бутылки пива на песок.
- Черт! Забыл открывалку.
- Это не страшно. Я человек опытный. У меня все есть.
Тем временем наступил полдень, и пляж с удивительной быстротой начал пустеть. Там и тут французские семейства поспешно вытирались, собирали свое имущество и устремлялись прочь.
- Где мои дети и эта горе-нянька, вы их не видите? Наверное, пошли другой дорогой. Мы остановились в "Англетере". А вы?
- В "Сальдоре".
- Один?
- С родителями.
Вдруг она помахала длинными пальцами и предложила ему взглянуть на пляж. Все-таки французы - удивительный народ, все у них по расписанию. После полудня на пляже ни души. Как чумой покосило. Все врут, что французы взбалмошные, легкомысленные, непостоянные и так далее. На самом деле они, как никто, чтут условности.
- Вы согласны? Как вам вообще Франция?
- Вообще скучновато.
Она впервые посмотрела прямо ему в глаза, и его поразили ее удивительные зрачки. Точно экзотические птичьи яйца, все в зеленых и оранжево-бурых проблесках и разводах. Она секунд пятнадцать не отрываясь и не мигая глядела на него и лишь потом сказала:
- Так. Выходит, мы единомышленники.
Сильно разволновавшись, он опустил глаза и слишком торопливо стал откупоривать пиво. Брызнувшая из бутылки пена потекла у него по бедрам.
- Вот, возьмите салфетку, - сказала она и тут же сама стала вытирать пену неторопливыми, уверенными движениями.
Он ощутил мгновенный прилив сильнейшего возбуждения. Казалось, кровь в жилах вот-вот закипит на обжигающе жарком морском воздухе. Он поспешно отхлебнул пива. А она, будто и не замечая, что он чем-то растревожен, вынула из корзины красный пластмассовый стакан и до краев наполнила его молоком. При виде молока, которое казалось розовым сквозь пластмассовую стенку, и ее оранжево-розовых губ, прильнувших к стакану, он испытал новый приступ возбуждения, еще сильнее первого.
- Вы не сказали, как вас зовут.
- Фрэнклин. А проще Фрэнки, меня все зовут Фрэнки.
- Так чем же вам наскучила Франция?
Он отхлебнул еще пива и ответил, что сам точно не знает. Может быть, дело в родителях. Они уже довольно старые и помешаны на гастрономических удовольствиях: вечно отыскивают какие-то ресторанчики, пробуют новые блюда, ну и так далее. Это же скучно. По крайней мере, если только этим и заниматься. Ему лично вполне хватает пива с бутербродами и чтоб купаться с утра до вечера.
- Вы, надо сказать, чудесно загорели.
- Вы тоже. Удивительно хорошо.
- Это, знаете ли, целое искусство. Тут главное - не торопиться. Сегодня уж до вечера буду лежать в тени.
Он начал есть бутерброд, запивая пивом. Она достала серебряный ножичек и принялась чистить персик, изящными движениями срезая тонкую нежно-розовую кожицу и аккуратно, почти педантично, укладывая ее кусочки на салфетку. Когда же наконец она вонзила зубы в спелую персиковую плоть, он впервые заметил, какие у нее полные губы. Рядом с чистой белизной зубов и зеленовато-кремовой мякотью персика они казались особенно сочными и яркими, и когда по ним потек сок, она сладострастно слизнула его кончиком языка.
- Обожаю эти персики, - произнесла она и внезапно смолкла, причем на лице ее появилось выражение крайней досады. В то же мгновение он услышал детские голоса и, повернувшись, увидел метрах в тридцати мальчика с девочкой и высокую блондинку в простом белом купальнике с синим пляжным полотенцем в руках. Несмотря на расстояние, ему показалось, что вид у девушки холодно-аристократический, пожалуй даже высокомерный.
Мальчонка, на котором не было ничего, кроме коротких голубых плавок, возбужденно подбежал к ним.
- Знаешь, что мы нашли? Старый якорь, он весь оброс ракушками, и еще канат, и здоровенного краба. Я краба хотел взять, но Хайди и Джун говорят, что он слишком мертвый…
- Хорошо, хорошо, милый, теперь марш обедать. - Она раздраженно повернулась к высокой девушке. Крапчатые зелено-карие зрачки смотрели прямо в бледно-голубые, почти прозрачные глаза немки с нескрываемой неприязнью. Ответный взгляд холодных голубых глаз был неподвижен, спокоен и столь же враждебен. - Я же вам столько раз говорила, к двенадцати дети должны быть в гостинице. А сейчас почти половина первого. Сами знаете, как эти алчные французы штурмуют ресторан.