* * *
Выйдя на Главную улицу, София своими глазами увидела нашествие, но не эфталитов и персов, а беженцев из окрестных деревень. Некоторые из них были с телегами, запряженными волами, лошадьми или мулами и нагруженными скарбом и мешками с припасами, на телегах сидели дети и старики. Большинство же шло пешком, иногда толкая перед собой небольшие тележки, но чаще с мешками и корзинами за плечами. Но это были не самые скорбные беженцы: то и дело в толпе попадались те, кто шел с пустыми руками и при этом вел, поддерживая, раненых и обожженных.
Вдоль Главной улицы, распределяя поток беженцев и следя за порядком, стояли городские стражники. София подошла к одному из них и спросила:
– Куда идут эти несчастные?
– На площадь Совета. Там перед ними выступят префект и епископ, объяснят, какой порядок они должны будут соблюдать в городе, а потом их разведут по местам временного расселения.
– И где же их всех намерены расселить городские власти?
– А это ты у них спроси, госпожа! Наше дело – следить за порядком.
На ходу беженцы сумрачно объясняли прохожим, стоявшим вдоль пути их следования, что эфталиты проходили через их деревни, на ходу грабя, убивая и сжигая все на своем пути. Многие из беженцев были без вещей, лишь в чем успели выскочить из домов и спрятаться. Некоторые горожане раздавали им подаяние, другие выносили из домов еду, но кое-кто глядел на беженцев неприязненно, ворча, что из-за них теперь в городе непременно начнется голод.
Храм был недалеко, и София довольно скоро подошла к церковным воротам. К ее немалому удивлению, они были заперты. Она протянула руку сквозь отверстие у ворот, нащупала веревку колокола и позвонила. Ей отворил не кто иной, как их сосед, молодой купец Товий.
– Я с другими прихожанами помогаю готовить палатки для беженцев, – пояснил он Софии, даже не успевшей ни о чем спросить. – Как только примем их и разместим, пойду проситься в ополчение.
В саду рядами стояли походные купеческие шатры. София вспомнила визит префекта и поняла, зачем тому понадобились старые палатки ее покойного мужа. Наученные горькой историей прежних осад города, веками привлекавшего врагов богатством и удобным местоположением, власти, как видно, успели хорошо подготовиться к новому приливу беженцев. На душе у нее стало немного спокойней.
В саду хлопотали причетники, в том числе и диакониссы, им помогали многочисленные прихожане, в основном женщины и подростки. "Мужчины уже ушли в ополчение!" – догадалась София. Со стороны кухни доносился запах готовящейся еды. "Когда же они все успели?" – подумала она. Будто отвечая на ее невысказанный вопрос, Товий объяснил:
– Разведчики еще с вечера сообщили, что к городу движутся толпы беженцев, и Мар Евлогий сам обошел живущих рядом с храмом прихожан и позвал их на подмогу, а уже они позвали остальных.
– А кто тут у нас сейчас главный?
– Всеми делами заправляет отец Феодосий.
София отыскала диакона Феодосия, спросила, что ей делать, и отправилась помогать женщинам на кухню.
Через час, когда уже были расставлены все палатки и столы в трапезной и на аллее, явился Мар Евлогий, а за ним – толпа запыленных и уставших беженцев. Их сразу же распределили по шатрам, потом повели умываться к ручью, а уже после усадили за столы и накормили. После недолгого благодарственного молебна беженцы разошлись отдыхать в свои временные полотняные жилища, женщины принялись убирать столы и начали готовить еду к вечерней трапезе, а Софию Мар Евлогий пригласил в свою келейку.
– София, доченька, а ведь у меня для тебя есть особое послушание, очень трудное, – сказал он, садясь и снимая сандалии с усталых ног.
– Благослови, владыко! – коротко сказала София, проходя в хозяйственный угол: там она взяла таз, налила в него воду из стоявшего у двери кувшина, поднесла к епископу и поставила у его ног; он с блаженным вздохом опустил ступни в прохладную воду. Она было склонилась, чтобы самой омыть ему ноги, но Мар Евлогий ее остановил.
– Я сам, София. Ты лучше слушай меня внимательно.
София послушно села у его ног, держа наготове полотняное полотенце.
– Как ты знаешь, самую большую опасность для города во время осады, пока он не взят врагами, представляют внутренние враги.
– Лазутчики?
– Хуже. Голод, болезни и эпидемии. Среди беженцев много больных, обожженных и раненых. На Совете было решено, что их по возможности надо отделить и лечить. Сад у тебя большой, постояльцев своих ты теперь навряд ли увидишь до конца осады; может быть, ты согласишься принимать к себе больных и раненых, которых мы обнаружим среди наших беженцев? Прокормить их поможет городской Совет, а для лечения мы назначим лекаря. Вот только ухаживать за ними некому – все люди у нас наперечет и нужны здесь.
– Сами справимся. У меня людей полон дом, да еще девушки помогут, Евфимия и Мариам. Им от этого только польза для души будет. Благослови, владыко святый! – София приняла благословение и все-таки вытерла ноги епископу.
– С сегодняшнего вечера, – сказал Евлогий, – начинаем строгий пост и постоянные молитвы в храме и по кельям, чтобы умолить Господа помочь богохранимой Эдессе избавиться от вторжения варваров. Так советует блаженный Алексий, человек Божий.
"Вот и экономия продуктов, – усмехнулась невесело София, – с постом-то мы протянем подольше".
* * *
Домой она возвращалась почти в сумерках. Последние беженцы шли от уже запертых городских ворот, как ей сказал спрошенный по дороге стражник. София заметила молодушку в совершенно пропыленной одежде, которая вела не раненого, а просто очень полную пожилую женщину, едва передвигавшую ноги; на плече у молодой женщины, оттягивая его, висели две большие переметные сумы, правда, наполовину пустые. По инерции она прошла какое-то время по улице, но затем, опомнившись, повернула назад, догнала беженок и предложила свою помощь.
– Нам бы поскорее найти гостиницу! – сказала молодая. – Матушка совершенно измучилась, да и мне идти нелегко. Из Харрана мы выехали на осликах и с двумя слугами, но во время отдыха, когда мы обе уснули, слуги бросили нас и увели наших животных вместе с кладью. У нас остались только сумки с некоторыми вещами, которые мы положили под голову.
София протянула молодой женщине серебряную монетку, но та отстранила ее руку.
– Нет-нет, спаси Господь! Мы со свекровью успели захватить деньги и драгоценности, и даже приданое для моего первенца, которого я еще ношу под сердцем и, даст Бог, доношу. Просто нам пришлось выезжать из дома внезапно, а тут еще это ограбление… Муж мой, купец Абсамия из Харрана, остался в городе, а нам велел отправляться в Эдессу, беспокоясь и о нас, и о будущем ребенке, и вот мы теперь не знаем, что с ним и увидимся ли мы еще.
Молодая харранка распахнула дорожный плащ, и София увидела большой округлый живот женщины. Она поняла, что ждать той первенца уже недолго, месяц или два, не больше.
– Нам бы только найти гостиницу, где еще есть свободные места, – вмешалась старшая женщина, которая, пока они разговаривали, успела немного отдышаться. – Не беспокойся о нас!
– Гостиниц свободных в городе нет, да и не надо вам искать гостиницу, – решительно заявила София, – мой дом рядом, и у меня найдется для вас место. Идемте со мной, дорогие!
– Мне скоро рожать… – предупредила молодая.
– Потому-то я вас и зову к себе!
– Спаси тебя Господь, сестра! – сказала старшая харранка. – Да благословит Бог весь дом твой и всех твоих родных за твою доброту и заботу!
– Это мой долг – опекать христианок, я ведь диаконисса. София меня зовут.
– А мое имя Нонна, и меня так назвали в честь диакониссы Нонны Нианзинской!
– Ну вот, видишь, мы почти родственницы, и теперь ты уже никак не можешь пренебречь моим гостеприимством! – с улыбкой сказала София.
– Но мы за него заплатим и постараемся не быть тебе в тягость.
– Оставь, сестра! – отмахнулась София. – А тебя как зовут, молодка?
– Фамарь, – ответила младшая харранка. Она еле-еле стояла на ногах, хотя продолжала поддерживать свекровь под руку.
– Как хорошо, что мы тебя встретили, София! – сказала Нонна и облегченно заплакала.
Все трое повернули назад и стали с трудом пробираться сквозь поток беженцев в обратном направлении.