– Меня это не удивляет, и нет у меня сомнений в правдивости как эдесского, так и палестинского преданий, – сказал епископ. – Ты помнишь, сестра, сколько жили Ной и его потомки? Так что Нимрод за свою долгую жизнь мог построить десятки и городов, и дворцов.
– Да, это верно…
– А Эдессу, опять же по преданию, Нимрод построил, удалившись из Вавилона. Он выбрал долину, богато орошаемую левым притоком Евфрата, называемым в Библии рекой Балих, на арамейском Дайсаном, а по-гречески Скиртом. Во время владычества Селевкидов город и был назван Эдессой, что значит Водный. В воде у нас и вправду недостатка никогда не было, слава Всевышнему… Но нам уже пора бы и во дворец! Где там наша молодежь?
Будто услышав владыку, скорыми шагами к ним подошли Товий с Мариам и Евфимией: у девушек на волосах блестела вода, тонкие льняные покрывала и лица под ними, края палл и даже подолы туник были мокрые, а с немного неуклюжего, но зато озорного брата Мариам так просто текло: ясно было, что молодежь плескалась друг в дружку водой из прудов. Но, подойдя к старшим, все трое остановились и приняли вид самый скромный.
– Освежились? – с улыбкой спросила София.
– С ног до головы! – честно признался Товий.
Стражники, охранявшие ворота дворца, увидев святого епископа в окружении паствы, не только не чинили им препятствий, но, сняв пернатые шлемы, чинно подошли под благословение, а затем скромно вернулись на свои посты. Не разрешили войти только ослику, велев проводнику остаться за воротами. Послушник, ничуть не огорчаясь, привязал скотинку в тени под большой чинарой, уселся рядом прямо на землю, опершись спиной о гладкий пятнистый ствол, и то ли задремал, то ли погрузился в молитву.
Мар Евлогий не только показал сестре Эгерии царский дворец, в котором снаружи теперь располагалось городское управление, но и провел ее в атриум, где стояли статуи всех государей, предшествовавших нынешнему царю Авгарю. По традиции владыка Эдессы носил имя предшественника, первым уверовавшего во Христа. Среди них выделялась статуя того самого Авгаря, который знаменит во всем христианском мире, ибо через него в этот мир пришло первое изображение Иисуса Христа – Спас Нерукотворный. Статуя была высечена из особенно белого мрамора, вероятно для того, чтобы подчеркнуть, как совершенно было дарованное исцеление от проказы.
– Этот мрамор похож на жемчуг! – воскликнула паломница. – И по лицу изваяния видно, что царь Авгарь был воистину муж богобоязненный и мудрый!
– Таков и был Авгарь, который, ни разу не видев Иисуса Христа, поверил, что Он есть воистину Сын Божий! – сказал епископ. – Я не погрешу против истины, предположив, что ты, сестра Эгерия, хорошо знаешь историю обретения Авгарем Нерукотворного Образа Господа нашего Иисуса Христа и чудесного исцеления этого царя.
На эти слова сестра Эгерия ответила кивком согласия и перекрестилась.
– Но известно ли тебе, что к этому чуду причастен и наш возлюбленный апостол Фома, покровитель нашего города?
– Да, конечно, Мар Евлогий! Потому-то я так стремилась посетить Эдессу, первую на земле христианскую столицу.
– Пусть не все, но многие потомки Авгаря были истинными и убежденными христианами, поэтому Осроэна и стала первым в Ойкумене христианским царством, именно на ее монетах впервые был вычеканен крест – символ христианства.
Эгерия записала его слова на своей табличке, с которой никогда не расставалась. Затем все снова вышли в сад и разбудили послушника и его ослика.
– Мы пройдем по Главной улице, мимо торговых рядов, – сказал Мар Евлогий юноше, – а тебе не стоит толкаться там с ослом и поклажей, ибо и в христианском городе базар без воров не обходится. Иди к Западным воротам и жди нас там. Дорогу знаешь?
– Знаю.
– Можешь даже выйти за ворота, чтобы ослик твой мог попастись среди колючек, растущих у стены. Только далеко не отходи! Ступай с Богом.
Послушник и ослик ушли вперед, а Эгерия, епископ и все остальные еще раз прошли мимо прудов, сверкавших в облицованных камнем ложах. Огромные карпы подплывали поближе к людям, ожидая подачки, и какое-то время сопровождали их, двигаясь тесными стадами, почти вплотную к берегу, так что бока их порой соприкасались.
– Эти рыбы вызывают совершенно напрасное предубеждение некоторых христиан, – сказал Мар Евлогий, – но это даже и хорошо: больше рыбы достается беднякам, которым зачастую бывает не до особого благочестия. Пруды питаются подземными ключами, вода в них чистая, вкусная и всегда свежая, а потому горожане охотно берут из них воду, не имея на этот счет уже никаких предубеждений, что не слишком логично, но весьма разумно. С самими же прудами тоже связана чудесная история.
На ходу Мар Евлогий поведал еще одно городское предание: будто бы по молитвам изнемогающих от жажды граждан осажденного язычниками города пруды эти были созданы чудесным образом свыше для снабжения города питьевой водой.
От прудов двинулись по набережной Дайсана, представлявшей собой главную улицу Эдессы, с одной стороны ограниченную рекой, а с другой – рядами крытых портиков. Под сводами портиков, а также под сенью самодельных шалашиков и навесов располагались лавки торговцев и мастерские ремесленников, работавших зачастую прямо тут же; в тени деревьев вдоль набережной тоже торговали и ремесленничали, здесь же исполняя заказы или продавая свое рукоделие; бедняки же раскладывали свой товар прямо на земле, подстелив под себя и под него старые коврики, а то и просто какую-нибудь дерюжку. Шум стоял изрядный: бодрый стук кузнецов и перезвон ювелирных молоточков, выкрики торговцев и специально нанятых зазывал, рев ослов и вопли их погонщиков.
– Вот здесь, на Главной улице прекрасного вашего города, уже становится ясно, что Эдесса расположена на Востоке, – сказала Эгерия, с любопытством вслушиваясь в многоязычный гомон толпы, – а вот ваши монастыри и храмы, а также дома, в которых меня принимали, больше напоминают Грецию.
– Так оно и есть, – сказала паломнице София, – ведь Эдесса – перекресток на пути с Запада на Восток, и наша Главная улица тоже часть этого пути.
– До Большого наводнения здесь было еще больше тесноты, толкотни и шума, – заметил епископ. – Когда же Дайсан разбушевался, он вышел из берегов и бурным течением снес все лавки и мастерские вместе с людьми и товарами. Много народу тогда погибло. Чтобы избежать таких бед в будущем, правивший тогда царь Авгарь Тринадцатый приказал, чтобы "все, кто сидят в портиках и работают около реки, от первого месяца года Тишри до месяца Нисан не ночевали в своих лавках". И заметь, сестра Эгерия, на самом берегу реки ни лавок, ни мастерских нет: это царь Авгарь приказал, чтобы никто не строился в опасных местах. По совету землемеров и знающих людей была отмечена граница возможного разлива реки, и все строения вынесены за ее пределы.
– Вот что значит истинно христианский государь! – заметила паломница. Эдесситы переглянулись и приосанились: слова паломницы были им приятны.