Я поспешно вскочил. Шеф, то есть мой непосредственный начальник, заведующий отделом новостей Григорий Ефимович Разумовский, он же Колобок, был человеком быстрым и скорым на выводы. Людей Григорий Ефимович оценивал исключительно по их способности реагировать на "внешние раздражители", как он выражался. У него самого эта скорость была близка к световой. Что совсем не вязалось с его комплекцией, за которую он и получил свое забавное прозвище. Шеф действительно не ходил и не бегал, он катался. Точнее, перемещался на своих коротких ножках настолько стремительно, что частенько не вписывался в крутые повороты редакционных помещений, заставленных столами и шкафами, и порой бывал причиной местных катаклизмов, обрушивая полки с разложенными бумагами и сметая со столов рукописи и корректуры.
- Слушаю, Григорий Ефимович, - схватил я трубку.
- Где вас носит, Котов? - сварливо осведомился Колобок. - Вам что, особое приглашение нужно? Я же сказал вам в пятницу: чтобы с утра были у меня в кабинете!
- Елы-палы! - только и смог сказать я и выскочил из комнаты.
Разумовский действительно в пятницу, подписывая мое заявление, буркнул что-то типа "жду вас в понедельник", но я счел фразу чисто фигуральной.
- Вот что, Дмитрий Алексеевич, - сказал он, изучая мою смущенную физиономию, - я понимаю, что в медицине крайне важно все тщательно обдумывать и взвешивать, и торопливость зачастую может выйти боком не только пациенту, но у нас здесь - отдел новостей. А новость, она только тогда новость, когда свежая, с пылу с жару, прямиком с места своего рождения. И в этом случае скорость реакции на нее репортера имеет огромное значение!
- Совершенно с вами согласен, - поддакнул я, чтобы не выглядеть уж полным идиотом.
- Очень хорошо. Но с другой стороны, случаются события, требующие тщательной проверки, перепроверки, наконец более детального изучения, прежде чем о них следует сообщать читателю. Но и здесь мы не должны пускать на самотек! Поэтому от расторопности и скорости мышления изучающего материал журналиста зависит, насколько быстро и во всей полноте событие будет донесено до потребителя.
- Весьма тонкое наблюдение, - ляпнул я и тут же прикусил язык.
Колобок несколько секунд пристально вглядывался мне в глаза, затем, видимо, решив, что я сказал от чистого сердца, неожиданно продолжил:
- Поручаю вам первое задание. Надеюсь, вы уже слышали об ограблении в краеведческом музее?
- Да, - соврал я не моргнув глазом.
- Очень хорошо. Так вот, это как раз тот самый случай, когда одного факта мало. "Ну, ограбление, ну, музея - и что?" - скажет наш придирчивый читатель. И будет прав! Ограбление - это не новость, это не пища для ума. Интерес представляют обстоятельства дела, участники события, мнения разных сторон.
Колобок сделал многозначительную паузу.
- Да-да, конечно, - поспешно отреагировал я, надеясь, что правильно.
- Вот вы и займитесь этим, - заключил шеф.
- То есть как?
- Буквально. Разберитесь: кто, каким образом, с какой целью… Не мне же вас учить!
Разумовский снова пристально уставился на меня, словно взвешивая мои кондиции, и я, сделав решительное лицо, поспешил ретироваться из начальственного кабинета.
Вернувшись в редакцию, я налил себе полную чашку уже остывшего чая и залпом выпил. Потом в три приема сжевал бутерброд и снова наполнил чашку. В комнате присутствовал лишь Дон Теодор и наблюдал за моими действиями с видимым интересом. Когда я принялся за второй бутерброд, Федя глубокомысленно изрек:
- Заедание стрессов калорийной пищей ведет к ожирению.
- Наедаюсь впрок, - пояснил я. - Как верблюд.
- Вообще-то, они пьют впрок, а не едят. Наедаются хищники. Потому что не знают, когда им в следующий раз улыбнется удача на охоте.
- Грамотный да?
- Образованный. Я так понимаю, тебе дали задание. И не из легких.
- Кошмар!
- А поконкретнее?
- Ограбили краеведческий музей. И мне надо разобраться что да как.
- Ага. Независимое журналистское расследование.
- Тьфу на тебя!
- Как минимум, колонка в "уголовке". А это - тысячи три знаков. Не хило! - заключил Дон Теодор. - Если понадобится моя помощь, звони, - он перебросил мне свою визитку.
- Я даже не знаю, с чего начать! - возопил я в отчаянии.
- Спокойно, сэр, эмоции вредны. Особенно в таком деле, как независимое расследование.
- Да я ж не смогу…
- Сможешь. Начни… как это у вас, медиков?.. собирать анамнез. То есть пойди в музей и покрутись там, расспроси людей, поговори со следователем.
- Спасибо, Федор. - Я искренне пожал ему руку. - Ты вселил в меня надежду - аналогия удачная.
Рассовав по карманам казенный диктофон, блокнот, визитки и пару бутербродов, я покинул редакцию.
Летний день уже разгулялся вовсю, но жары не обещал. Солнце лишь выглядывало в просветы кучерявых облаков, разливая по улицам приятное тепло. До музея я решил добираться пешком, чтобы собраться с мыслями и настроиться на нужный лад. Полчаса по освеженным ночным дождем улицам, под сенью тополей и кленов - это куда приятнее, чем тряска в переполненной "маршрутке" или медленная езда в сонном, как улитка, троллейбусе.
Богатое воображение рисовало мне картины одну заманчивей другой. Мне виделось, как я крадусь под покровом ночи к тайному убежищу грабителей, бесшумно снимаю стоящего "на стреме" громилу и, завладев его огромным пистолетом, беру в плен остальную банду, ошеломленную моим внезапным появлением. Или наоборот, я путем хитрых вопросов заставляю проговориться главного подозреваемого - директора музея, а он, поняв, что попался, пытается от меня откупиться и выкладывает целый кейс "евриков", но я неподкупен, гордо отвергаю гнусное предложение и сдаю мерзавца и его подельников в руки подоспевшей опергруппы. Блицы, крики "ура!", занавес.
Я очнулся перед самым входом в музей. Когда живешь всю жизнь в относительно небольшом городе, ходить по нему можно даже с закрытыми глазами, а уж на "автопилоте", думая о чем-нибудь приятном и отвлеченном, - запросто. А город наш, хоть и достаточно древний - четыреста лет, не кот чихнул! - топографически вовсе не представляет собой чего-то сложного. Говорят, любой, самый захудалый городишко где-нибудь в Средней Азии или у арабов невозможно пройти без проводника - настолько запутаны там улочки и переулки. А в наших городах, особенно в сибирских, где пространства хоть отбавляй, ни к чему сложности и путаница. Один раз прошел и запомнил без труда.
Театр, как известно, начинается с вешалки. Музеи в этом смысле неоригинальны, но наш краеведческий все же начался с бдительного дежурного смотрителя.
- Музей закрыт!
Сухонький суровый старичок в вылинявшем кителе советского образца храбро загородил мне дорогу. Седые кустистые брови для пущей важности съехались к вздернутому носу-пуговке, а такие же белые усы, слегка потравленные по концам никотином, встопорщились не хуже тигриных.
- Так это же хорошо, отец! - жизнерадостно воскликнул я, протягивая руку. - Дмитрий Котов, журналист из "Вестника".
- Журналист? - прищурился дед, однако руку подал. Пожатие оказалось на удивление крепким. - А ну, покажь удостоверение!
Я не без гордости продемонстрировал новенькие хрустящие "корочки" с золотым тиснением "Еженедельная газета "Городской вестник"". Дедок внимательно изучил мое фото, сличил с оригиналом, пожевал губами и заключил:
- Новенький.
- Ага, первое задание, - решил я не скрывать своей неопытности.
- И что же это за задание?
- Так ограбили же музей! Вот я и пришел разузнать что да как?
- А уже были вчерась тут двое, из "Ведомостей", - развел руками дед. - Все записали…
- Все, да не все, - не сдавался я. - И потом, с кем они говорили?
- С начальством, конечно.
- Вот! А я, наоборот, с вами хочу поговорить. Вы-то наверняка много чего знаете, что и начальству неведомо?
- Вестимо! - улыбнулся наконец дедок. - Нам, смотрителям, намного виднее, что где делается, да кто куда ходит, на что смотрит… На то мы и смотрители!
- Вот и хорошо! - искренне обрадовался я. - Давайте где-нибудь присядем и поговорим. Как вас по имени-отчеству?
- Петр Силантьевич…
- Замечательно. Ну а меня все-таки Дмитрием называйте - не люблю я по отчеству.
- А зря! - дед посмотрел на меня укоризненно. - Отчество - это же память отцовская. Кто тебя породил, уму-разуму учил, в люди выводил?.. раньше-то и фамилия была по отцову имени: Иван Михайлов сын - Иван Михайлов! Так правильно. А нынче напридумывали себе - Милорадов, Благолепный, Алмазов, Воплощанский… Тьфу! Ровно цирк какой или семинария.
- А ваша фамилия как?
- Шишкин я…
- Ну, вот видите…
- Так я же и говорю, чего попало навыдумывали!
- Ладно, Петр Силантьевич, - примирительно сказал я, стараясь вернуть разговор в нужное русло, - фамилию, как и родителей, не выбирают. Вы лучше расскажите мне, что тут за ограбление случилось?
- А! Аккурат вчерась и произошло. - Дед поманил меня за собой и шустро заковылял вверх по широкой каменной лестнице, истертой поколениями посетителей еще в ту пору, когда в здании размещались музыкальная и художественная школы, плюс концертный зал.
Мы вошли в распахнутые высоченные двери с лепниной и позолотой и сразу наткнулись на большой яркий стенд с надписью кириллической вязью "Региональная выставка "История Сибирского края до эпохи присоединения, X–XVI вв."".
- Надо же, - не удержался я, - никогда не думал, что кто-то всерьез интересуется такой древностью.