Лев Вирин - Солдат удачи. Исторические повести стр 7.

***

Две недели шел караван по степи. Пусто. Ни человека, ни жилья. Казалось, что людей тут вообще нет, только птицы да сурки в степи.

-Как можно оставить такую землю пустой, без хозяина! - удив­ляется синьор Спинола.

- Вот он, хозяин, - отвечает Ондрей. - Как раз Сафи бей едет. У него и спросим. Скажи, Сафи бей, чьи это земли? - спросил он по-та­тарски.

- Наши. Рода Мансур, - ответил тот. - Дядька мой, Омар-бей ко­чует со своим улусом сейчас севернее. А дней через десять будет пасти свои стада как раз тут. Правда, трусы - ордынцы из рода Сулеймания - тоже считают их своими. Да не видать им этих земель, как своих ушей!

- А то синьор удивляется, что здесь так пусто, людей нет.

- Как это нет? - засмеялся Сафи-бей. - Вон, впереди на холме, рощица. В кустах спрятана лошадь, а на дереве сидит человек.

Как ни вглядывался Ондрей, никого не увидел.

- Да где ж он?

- Глянь, там, на высоком дереве, у вершинки чернеется, - заме­тилВорон. - А в кустах, справа, видна голова гнедой лошади.

- Молодец, глаз у тебя, как у сокола! Я-то давно дозорного угля­дел. Где-то здесь он и должен быть. Через час приедем к казакам. На Донце их станица Волчья. А на холме казачий караул, - сказал Сафи- бей, сорвал с головы лисью шапку и замахал ею.

Издали послышался свист. Теперь уже и Ондрей увидел, как с де­рева спрыгнул человек, вскочил в седло и поскакал навстречу путни­кам. Сафи-бей погнал своего коня галопом. Два всадника неслись навстречу друг другу, как на поединке. Ондрей подгонял свою кобылку как мог. Вот всадники съехались, разом остановили коней и обняли друг друга.

-Ваня, жив, чёрт долговязый.

- Сафи, брат, здравствуй! - Они радостно колотили друг друга по плечам.

-Как ты, Волчонок? Как семья?

-Всё путем. Весной сын родился. Саввой назвал в твою честь.

-Ну, и у меня сын. Пятый, правда, - засмеялся Сафи-бей.

Ваня, наконец, оторвался от друга и поехал рядом. С его лица, изуродованного глубоким, от виска до подбородка шрамом, не сходила улыбка.

- Ладно. Поскачу вперёд, надо ж отца предупредить.

-Кто он тебе? - спросил Ондрей.

-Побратим. Он мне жизнь спас. Теперь ближе брата.

-Расскажи! - попросил Ондрей.

-Право, расскажи! - поддержал Васька по-татарски.

Сафи-бей прищурил и без того узкие глаза и начал рассказ:

- Узнал мой дядька, Омар-бей, что ордынцы пасут на наших зем­лях скот. Он тогда впервые взял меня в набег. Выследили мы табун, па­стухов разогнали и погнали домой с тысячу лошадей. Едем - не спешим. Думали, хозяин, Дауд-бей из рода Сулеймания, у устья Дона кочует. А он на Донец вернулся!

Загнали нас в излучину реки, не уйти. Нас-то дюжина, а у Дауд- бея в пять раз больше. Принялись они нас из луков расстреливать. Ра­нили коня у Омар-бея. Когда в тебя разом пятеро стреляют, не увернёшься.

Омар-бей крикнул: "Жизнь наша в руках Аллаха! За мной, братья!". Прорвались мы. Троих они свалили, а остальные ушли. Да они-то гонят нас одвуконь, а наши лошади пристали, едва бегут.

"Не уйти", - говорю я дядьке. А он отвечает: "Если до той рощи доскачем, значит, Аллах нас не оставил". Хлещем мы коней, гоним изо всех сил. Вот и роща. Вижу, в кустах вроде сталь блеснула. Тут я и понял: донские казаки!

Для них ордынцы - первый враг. Как те подскакали близко, ка­заки и вдарили из пищалей. Четверых убили сразу, Дауд-бея в плечо ра­нили. Ну, мы повернули и на них! Ордынцы - дёру.

Засадой как раз Ваня командовал. Тогда мы и побратались.

В позапрошлом году Менгли-Гирей воевал с Литвой. Ходили к Полтаве. Так я свою долю ясыря, пятнадцать пленных девок, пригнал к Ване в станицу.

У казаков в бабах завсегда нужда, одна на трёх мужиков. Ваня из них и выбрал себе жёнку. Казаки их не в рабыни берут, а в жёны. Цер­ковь в станице есть, и поп свой, венчает.

***

Скоро появилась станица. На высоком речном мысу поднимался земляной вал и тын из дубовых брёвен. Над ним виднелась крытая оси­новым лемехом маковка деревянной Михайловской церкви.

Седой атаман, Волк Андреич, встречал гостей у ворот. Обнял ста­рого приятеля Измаил-бея, но тут подъехал посол. Атаман в пояс по­клонился боярину Шеину и, взяв под уздцы его коня, повёл в станицу, к атаманской избе.

Матушка-атаманша с поклоном поднесла боярину чарку хмель­ногомёда и ломоть тёплого хлеба с солью. Поп возгласил: "Многая лета!" Ваня придержал стремя, помог сойти дорогому гостю.

В горнице был уже накрыт большой дубовый стол. Пятница, ничего скоромного. Но рыбный стол казаки приготовили - царя уго­стить не стыдно!

Боярина усадили в красный угол, под иконы. По правую руку - дьяк, по левую сел атаман. За дьяком посадили синьора Спинола. Онд­рей стоял у него за плечом, тихонько переводил на ухо. Первую чару выпили во здравие государя. Потом пир покатился.

- Отправил ли ты, атаман, своих в Серпухов, в городовые ка­заки? - спросил боярин.

-Лучших отобрал. сорок шесть человек, - ответил Волк Андреич.

-Почему сорок шесть? - рассердился посол. - Велено было по­слать сотню! И двух пушкарей. Гляди, атаман, вы теперича царские ка­заки. Это раньше у вас была вольница.

- Помилуй, Дмитрий Васильич! Где ж мне взять сотню? Мы ведь в степи не зря стоим, несём службу государеву. Подымутся ордынцы али ногаи в набег, а у нас все броды, все тропы на виду. Тотчас пришлём гонца в Серпухов, предупредим Великого князя. А отдам я всех своих молодцов, так меня враз степняки выжгут. Уж и так с великим трудом отбиваемся. Хорошо с Менгли-Гиреем в дружбе. А пушкарей в нашей станице отродясь не было. Да где ж их взять, коли пушек нету. Глянь, боярин, какие поминки мы государю приготовили!

Трое казаков внесли в избу два сорока отличных бобровых шкур, три больших медвежьих и отдельно чёрно-бурую лису.

-Какова красавица! Володька, младшой мой, добыл...

Шеин со знанием дела погладил, помял шкурку, поглядел изнанку:

-Впрямь хороша! А кто ж это у тебя так красно шкуры выделы­вает?

- Да прибежал к нам мужичок из Берестова, что под Киевом. Ма­стер! А ещё икры осетровой два бочонка добрых. И тебе, боярин, тож бочонок приготовил. Не откажи, прими.

-Ладно. Хитёр ты, Волк, - подобрел Шеин. - Чего тебе при­слать-то?

-Как всегда, хлебушка, соли, пороху да свинцу...

-Скажу государю. По первому снегу пошлём обоз.

- Спасибо, боярин! А государю скажи, донские казаки служат ему честно и грозно.

* * *

Наутро купцы выложили товары на церковной паперти: прямо ярмарка! Котлы, ножи, топоры, косы, дешёвые турецкие материи, соль, но главное - оружие. Алачьян выставил на продажу две пищали и бочонок пороха, Коста - бочонок свинцовых пуль.

Оружие шло нарасхват. Пищали, свинец и порох сразу отложил себе атаман. Казаки пробовали сталь клинков, примеряли на себя коль­чуги и панцири. Отобрав, начинали торговаться. Серебром платили редко, чаще шел обмен. В уплату шли большие круги воска, бочонки лесного мёда, икры, а главное, шкуры лис-огнёвок, бобра, волка, мед­ведя.

Синьор Гвидо приказал Донателло принести и развернуть ше­стой вьюк. Там хранились прославленные миланские клинки: тонкие мечи и шпаги, кинжалы с кружевными бронзовыми эфесами, треуголь­ные стилеты, широкие кинжалы "коровий язык".

Однако казаки не оценили непривычное нарядное оружие. Ваня вынул из ножен красивый меч, повертел. Не по руке. Правда, за кин­жал отдал две лисьих шкурки и горностая. Еще три кинжала купили другие казаки.

- Нам придётся везти эти меха в Москву, а потом обратно? - спросил синьор Гвидо Алачьяна.

- Зачем? Всё, что здесь выменяли, мы сложим в подвал под цер­ковью, а на обратном пути заберём. Казаки - народ честный.

После плотного завтрака посол отстоял в церкви раннюю обедню. Ондрей пел на клиросе. Потом они тронулись дальше, к рус­ским пределам.