Кир - единственный в своем роде великий властитель, который проводил в высшей степени мирную политику по отношению к покоренным народам. Он запрещал своим воинам грабить и разрушать города и селения. Он крайне уважительно относился ко всем культам и верованиям, брал под свое покровительство чужие храмы и часто поддерживал средствами их жрецов. Наконец, он сохранил жизни всем низложенным правителям, и некоторые из них, в частности знаменитый царь Лидии Крез, стали его ближайшими советниками.
В период его правления в империи практически не было мятежей и восстаний порабощенных племен. Известно, что в державе Ахеменидов подданные называли Кира Отцом или Пастырем. Ни один из его преемников не удостоился такого "звания".
Став самым могущественным правителем своего времени, царем царей, шестидесятипятилетний Кир пошел с большим войском на север, в бесплодные скифские земли, и погиб в битве с массагетами, как простой воин.
Все древние летописцы отмечали в Кире доброжелательность и мягкость нрава. Своим характером персидский царь явно отличается от всех последующих завоевателей, творцов империй.
И разве не загадка: как такому "доброму персу" удалось создать первую на земле великую Империю?
Свитки, найденные в пустыне между Каспийским и Аральским морями, проливают свет на эту загадку истории.
1. КНИГА КPATOHA МИЛЕТСКОГО
Когда колесница Феба блеснула последним золотым лучом за краем эгейских вод, кто-то окликнул меня по-персидски:
- Вернись, Кратон!
Очень удивившись, я повернулся лицом к городским воротам.
Там толпились торговцы, спешившие управиться до первой ночной стражи. Одни рабы разгружали повозки, другие уже отводили мулов к стойлам, что располагались за пристанью моего родного Милета.
Никто из тех потных, суетливых и занятых своими важными делами людей не мог так подшутить надо мною. Тогда я невольно посмотрел в небеса и не поверил своим глазам.
Вестница ночи, тень, быстро всползала, поднималась в рост по сторожевой башне, а над ней, в лучах Феба, уже недоступных простым земнородным тварям, парил и нежился златокрылый орел.
Сорок лет назад один из первых весенних вечеров начинался так же. Я был немного пьян - в той мере, когда еще можешь пустить гальку по воде не меньше чем на десять скачков,- и здесь, на краю пристани, стоял и смотрел, как колесница Феба исчезает в дымке эгейских вод. Точно такая же перистая полоска тянулась по небосклону, и море было таким же спокойным. И тогда мне тоже послышался странный оклик. И, обернувшись, я увидел над крепостной башней большую вещую птицу. То была очень хорошая примета. Сердце мое тогда сильно забилось, ведь судьба готовила мне царский подарок и много лет жизни, чтобы такой большой и дорогой подарок смог вместиться в нее.
Вечер повторился, и хороших примет в нем хватало, но теперь не хватало меня самого - моей молодости, моих сил и здоровья. Я не верил, что может повториться жизнь.
Как любит говаривать мой старый друг Гераклит, с которым мы часто сиживаем в нашей любимой таверне "У Цирцеи", что неподалеку от Северных ворот: "Нельзя войти дважды в одну и ту же реку".
Осмелюсь добавить:
"И нельзя войти дважды в одну и ту же судьбу".
Но сердце мое взволнованно колотилось. Теперь, вернее, гремело со скрипом, как старое мельничное колесо в половодье. Я глядел на орла, удивленный волей богов, пока меня не окликнули вновь - звонким отроческим голоском и на эллинском наречии:
- Господин! Господин!
С бурдюком вина ко мне мчался из города мой раб, мальчишка-фракиец, которого недавно - уж никак не сорок лет назад - я послал в таверну.
- Господин! Там тебя спрашивал какой-то человек! - выпалил мой мальчишка, подскочив ко мне и чуть не задохнувшись, - Он сказал, что будет ждать тебя в "Золотой сети". Чужестранец.
- Каков из себя? - спросил я, недоумевая.
Мальчишка засунул бурдюк между ног, растопырил пальцы и провел руками перед собой сверху вниз, показывая знатный вид и богатство одежд:
- Он весь такой. И чуток шепелявит.
"Варвар,- решил я. - Что ж, дареному коню в зубы не смотрят. Будь рад и такому собеседнику. Немного их тебе осталось". И велел:
- Веди меня к нему, Сартак.
Мальчишка служил мне не только "походным обозом", но и - живым посохом. Левую ногу я потерял в битве со скифами. Вместо нее меня подпирает крепкая колонна из эктабанского кипариса с маленькой резной капителью в виде бычьих голов.
У ворот торговцы поприветствовали старика и велели рабам расступиться. Мы стали протискиваться между тюков, и по запаху я определил персидские ткани. Все в этот вечер тревожило мою душу, поднимало волны дорогих воспоминаний.
Людей на улицах было еще немало. Многие любят обращаться ко мне с незначащими вопросами, а потом хвалиться домашним: "Сегодня я беседовал с Кратоном, ведь он друг Гераклита и знал самого царя царей". Я всем отвечаю приветливо и никем не брезгую, а потому переход к "Золотой сети" занял не меньше пяти пехотных парасангов. "Этот посланец чужих богов должен быть терпелив",- думал я.
Еще за два угла до таверны показались слуги ее хозяина. С радостными возгласами они бросились навстречу и, подхватив меня на руки, понесли по знакомой дороге. Едва мы достигли таверны, как из нее выскочил и сам хозяин, Силк.
- Кратон! - с волнением обратился он ко мне. - У меня первый раз такой богач! Он за жареное седло заплатил целый дарик!
Силк раскрыл кулак, и у него на ладони засветилась золотая лужица. Это была монета, недавно введенная царем персов Дарием Первым. Одной такой монеты хватило бы на месячный наем гоплита с полным вооружением.
- Я не верю своим глазам! - воскликнул Силк и, спрятав монету, сказал: - Он ищет Кратона Милетянина! Я спросил, кто отец этого Кратона, ведь у нас в городе не один Кратон. А он сказал, что не знает, кто твой отец, но ищет того из них, который был слугой Пастыря.
И тогда я понял, что мои стариковские глаза все же не обманули меня и орел - орел великих Ахеменидов - появился у меня над правым плечом неспроста.
Чужеземец сидел за отдельным столом, у самого очага. Его богатое персидское одеяние темно-синего цвета с золотым шитьем отбрасывало блики, словно спокойное море в ясный полдень.
Силк сам вызвался быть моей опорой, довел меня до стола и, подходя к гостю, все кланялся, так что меня качало из стороны в сторону, как в лодке.
Когда я сел за стол, мы посмотрели друг другу в глаза. Несомненно, передо мной был перс: прямое лицо, светло-серые глаза и золотистые волосы. Однако не черты его, а скорее движения рук, плеч и торса (а затем, как я приметил, и манера есть) выдавали в нем примесь скифских кровей. На вид можно было дать ему немногим больше тридцати лет. Он обратился ко мне на арамейском:
- Итак, ты - Кратон. Здравствуй!
- И я желаю чужестранцу здоровья и спокойных дорог,- с осторожностью ответил я, - Но имени его не знаю.
- Мое имя ничего не скажет Кратону, слуге самого Пастыря,- с улыбкой сказал незнакомец.
- Значит, мне должен быть известен тот, кто тебя послал,- заметил я.
Перс отвел взгляд к огню и некоторое время задумчиво смотрел на пламя.
- Да,- тихо сказал он по-персидски, - Азелек.
Сердце чуть не выскочило у меня из груди прямо на стол, превратившись в блюдо, поднесенное персу. Я с трудом перевел дыхание, и, раз уж поверил своим глазам, ничего не оставалось, как только поверить теперь и ушам.
- Она жива?! - Я невольно заговорил на персидском наречии, и мое волнение чудесным образом улеглось.
Перс оторвал взгляд от огня.
- Нет,- по-скифски резко качнул он головой, - Ее давно нет в Царстве живых. Но я послан ею.
Он надолго замолк, и я тоже хранил молчание.
- Значит, ты готов, Кратон из Милета? - спросил перс, когда молчание переполнилось тревогой.
- Если боги желают вернуть мне молодость... и ногу, то готов,- был мой ответ.
Взглянув на мою "колонну", перс широко улыбнулся:
- То-то я заметил, что в Эктабане не хватает одной такой.
- То, чего там не хватает, подарено мне Камбисом, сыном Пастыря,- не желая шутить на эту тему, сказал я.
Действительно, царь персов Камбис лично распорядился выделить для меня, калеки, молодой кипарис из дворцового сада.
- Значит, ты, Кратон из Милета, готов исполнить последнюю волю Азелек? - сказал перс, перестав улыбаться.
- Последнюю волю? - изумился я, но размышлять над ответом мне вовсе не требовалось.- Если боги дадут мне силы...
- Ахурамазда даст тебе силы, Кратон! - вздохнув с облегчением, проговорил перс. - Азелек хотела, чтобы ты, Кратон, написал о том, как умер Пастырь.
- Как умер Пастырь?! - несказанно удивился я, - Но ведь об этом знают все.
- Не лги, Кратон,- тихо проговорил перс. - Правду знаешь только ты.
Знал ли я правду?
Шум битвы раздался в моих ушах. Я услышал свист стрел и вопли умирающих. И увидел стаи тех скифских стрел, облака пыли и песка, окровавленные лица бессмертных, увидел вражеских коней - тысячи и тысячи - табуны, обрушившиеся на нас, как горный обвал. И я увидел то предательское копье. И увидел глаза Пастыря, его голубые, как небо над горами, глаза. Он спокойно смотрел на то копье, летевшее прямо в его грудь.
- Ты знаешь правду, Кратон, - донеслось до меня.