ШТЫК
Как-то Суворов гостил у своего приятеля в Новгородской губернии. Вечерами друзья сидели дома, вспоминали старых товарищей, бои и походы. А днем Суворов отправлялся побродить по лесу, посмотреть на округу. Здесь в лесу, у старого дуба, он и встретил мальчика Саньку Выдрина.
- Ты, дяденька, солдат? - обратился Санька к Суворову.
- Солдат, - ответил фельдмаршал.
- Откуда идешь?
- С войны.
- Расскажи про Суворова.
Фельдмаршал сощурил глаза, хитро глянул на мальчика:
- Про какого это еще про Суворова?
- Не знаешь? Ну, про того, что с турками воевал. Что Измаил брал. Про фельдмаршала.
- Нет, - говорит Суворов, - не знаю.
- Какой же ты солдат, - усмехнулся Санька, - раз не знаешь Суворова! - Схватил мальчик палку, закричал по-суворовски: - "Ура! За мной! Чудо-богатыри, вперед!"
Бегал Санька вокруг фельдмаршала, все норовит пырнуть Суворова палкой в живот.
"Вот так мальчишка!" - подивился Суворов. А самому приятно, что и имя его и дела детям и тем известны.
Наконец Санька успокоился, сунул палку за пояс, проговорил:
- Дяденька, подари штык.
- Зачем тебе штык?
- В войну играть. Неприятеля бить.
- Помилуй бог! - воскликнул Суворов. - Так ведь нет у меня штыка.
- Не бреши, не бреши, - говорит Санька. - Не может так, чтобы солдат - и штыка не было.
- Видит бог, нет, - уверяет Суворов и разводит руками.
- А ты принеси, - не унимается Санька.
И до того пристал, что ничего другого Суворову не оставалось, как пообещать штык.
Прибежал на следующий день Санька в лес к старому дубу прождал до самого вечера, да только "солдат" больше не появлялся.
"Брехливый! - ругнулся Санька. - Никудышный, видно, солдат".
А через несколько дней к Санькиной избе подскакал верховой, вызвал мальчика, передал сверток.
- От фельдмаршала Суворова, - проговорил.
Разинулся от неожиданности Санькин рот, да так и остался. Стоит мальчик, смотрит на сверток, не верит ни глазам своим, ни ушам. Да разве может такое статься, чтобы сам фельдмаршал к Саньке прислал посыльного!
Набежали к выдринской избе мужики и бабы, слетелись мальчишки, прискакал на одной ноге инвалид Качкин.
- Разворачивай! Разворачивай! - кричат мужики.
Развернул Санька дрожащими руками сверток - штык.
- Суворовский, непобедимый! - закричал Качкин.
- Господи, штык, настоящий! - перекрестились бабы.
- Покажи, покажи! - потянулись мальчишки.
К этому времени Санька пришел в себя. И рот закрылся. И руки дрожать перестали. Догадался. Рассказал он про встречу в лесу отцу, матери, и ребятам, и Качкину, и всем мужикам и бабам.
Несколько лет во всех подробностях рассказывал Санька про встречу с Суворовым.
А штык?
Больше всего на свете Санька берег суворовский штык. Спать без штыка не ложился, чехол ему сшил, чистил, носил за собой, как драгоценную ношу. А когда Санька вырос и стал солдатом, он вместе со штыком ушел на войну и по-суворовски бил неприятеля.
ШУБА
Подарила императрица Екатерина Вторая Суворову шубу. Сукно заграничное. Мехом подбита. Воротник из бобровой шкуры. Хорошая шуба. Однако Суворову она ни к чему. Даже в самые лютые морозы фельдмаршал одевался легко, по-солдатски.
Спрятал бы ее Суворов на память в сундук, да только наказала царица фельдмаршалу с шубой не расставаться. Тогда Суворов пошел на хитрость.
Стал он возить за собой Прошку. Сидит Суворов в санках, рядом с фельдмаршалом - Прошка, важно держит в руках царскую шубу. Идет Суворов по улице. Следом за ним Прошка - в руках шуба.
Может быть, так до самой смерти своей и таскался бы Прошка с шубой, если бы вдруг кто-то не донес про суворовское непослушание императрице.
Разгневалась Екатерина Вторая, приказала позвать Суворова.
- Ты что же! - говорит. - Тебе что же, милость царская не по нутру?
- Помилуй бог! - воскликнул Суворов. - По нутру, матушка. По нутру. Премного обязан.
- Ослушником стал! - укоряет царица. - Волю монаршую попираешь!
- Никак нет, - оправдывается Суворов. - Я же солдат, матушка. Мне ли, как барчуку, нежиться! А про непослушание это кто-то по злобе донес. Шуба всегда при мне. Как же. К ней Прошка специально приставлен… Прошка! Прошка! - позвал фельдмаршал.
Входит Прошка - приносит шубу. Рассмеялась царица.
- Ладно, - сказала, - бог с тобой. Твоя шуба, твоя и воля. Не насилую. Поступай как хочешь.
Повесил Суворов шубу в дубовый шкаф. Там и висела шуба.
ПРО КОРМ И ХВАСТЛИВЫХ ПОМЕЩИКОВ
Суворовская армия стояла на отдыхе в одной из южных губерний. Время было осеннее. С прокормом неважно. Особенно для лошадей. Суворов нещадно ругал своих интендантов, писал прошения губернским начальникам, но дело не двигалось.
А тут ко всему постоянно надоедали местные помещики. Приезжали посмотреть на Суворова, и каждый непременно приглашал фельдмаршала в гости.
Ездить же Суворов по гостям не любил и всем отвечал:
- Не могу. Не могу. Занят!
Приезжали помещики на тройках, четверках. Кони у всех резвые, сытые. Каждый пытался похвастать, пустить пыль в глаза - вот, мол, какой он богатый. А помещик Сопелкин приехал даже на целой восьмерке лошадей, запряженных цугом. Решил всех превзойти. Подумал: такому-то Суворов уж не откажет.
Глянул фельдмаршал на сопелкинскую восьмерку, задумался и вдруг действительно согласился.
На следующий день приказал Суворов собрать со всей армии восемьдесят самых тощих лошадей и запрячь их цугом в одну коляску. Запрягли. Уселся Суворов в коляску, поехал в гости.
Растянулся фельдмаршальский поезд на полверсты. Переступили первые пары через ворота сопелкинской усадьбы, а коляски с Суворовым еще и не видно - где-то за бугром тащится. Забили армейские кони весь барский двор - повернуться негде.
Понял помещик насмешку Суворова, однако смолчал. Распорядился развести коней по конюшням, пригласил фельдмаршала в дом.
Целую неделю гостил Суворов у Сопелкина. Съели за это время армейские кони у помещика все запасы овса и сена, разжирели, поправились.
Простился Суворов. Уехал. Вернулся в армию, спрашивает:
- Как корм для лошадей? Есть ли ответ от губернских начальников?
- Плохи дела, ваше сиятельство, - отвечают Суворову. - Нет ответа от губернских начальников.
Тогда Суворов наказал собрать новых лошадей. И снова поехал в гости. На сей раз к помещику Рачкину. Потом ездил к Шляндину, потом к Утконосову.
Другие помещики заволновались. Поняли - разорит их Суворов. Уж и не рады знаменитому гостю. Уж и не приглашают Суворова. А фельдмаршал все ездит и ездит.
Кончила армия отдых, ушла в дальние походы. А в южной губернии еще долго вспоминали Суворова и потешались над хвастливыми помещиками.
"ПУДРА - НЕ ПОРОХ…"
После смерти Екатерины Второй русским царем стал ее сын, Павел Первый.
Император Павел принялся вводить новые порядки в армии. Не нравилось императору все русское, любил он все иностранное, больше всего немецкое. Вот и решил Павел на прусский, то есть немецкий манер перестроить российскую армию. Солдат заставили носить длинные косы, на виски наклеивать войлочные букли, пудрить мукой волосы. Взглянешь на такого солдата - чучело, а не солдат.
Принялись солдат обучать не стрельбе из ружей и штыковому бою, а умению ходить на парадах, четко отбивать шаг, ловко поворачиваться на каблуках.
Суворов возненавидел новые порядки и часто дурно о них отзывался.
"Русские прусских всегда бивали, чему же у них учиться?" - говорил фельдмаршал.
Однажды Павел Первый пригласил Суворова на парад. Шли на параде прославленные русские полки. Глянул Суворов и не узнал своих чудо-богатырей. Нет ни удали. Нет ни геройства. Идут солдаты, как заводные. Только стук-стук каблуками о мостовую. Только хлесть-хлесть косами по спине.
А император доволен. Стоит, говорит Суворову:
- Гляди, гляди, еще немного - и совсем не хуже немецких будут.
Скривился Суворов от этих слов, передернулся.
- Радость, ваше величество, невелика, - ответил. - Русские прусских всегда бивали. Чему же здесь радоваться?
Император смолчал. Только гневный взор метнул на фельдмаршала. Постоял молча, а затем снова к Суворову:
- Да ты смотри, смотри - косы какие! А букли, букли! Какие букли!
- "Букли"! - буркнул фельдмаршал.
Император не выдержал. Повернулся к Суворову, ткнул на до сих пор не смененную фельдмаршалом старую русскую форму, закричал:
- Заменить! Немедля! Повелеваю!
Тут-то Суворов и произнес свою знаменитую фразу:
- Пудра - не порох, букли - не пушки, коса - не тесак, а я не немец, ваше величество, а природный русак! - и уехал с парада.
Павел разгневался и отправил упрямого старика в ссылку в село Кончанское.