Болеслав Прус - Эмансипированные женщины стр 2.

Шрифт
Фон

"Уж не Малиновская ли, приятельница Говард, наведывается в мой пансион? - думает пани Ляттер. - От этих сумасшедших всего можно ждать! Есть у нее десять - пятнадцать тысяч, вот она и задумала открыть пансион, чтобы разорить меня. Разумеется, года через два прогорит, но ей кажется, что именно она призвана совершить переворот в воспитании девочек. Говард ей составит программу. Ха-ха! То-то будут довольны редакции, хоть на некоторое время Говард перестанет засыпать их своими статьями. Независимые женщины! Я не принадлежу к их числу, хоть на пустом месте создала пансион; теперь они станут учить меня независимости за те тринадцать тысяч, которые Малиновская хочет по указке Говард пустить на ветер…"

Стрелка английских часов медленно приближается к пяти, напоминая пани Ляттер, что наступает время вечернего приема. Она напоминает пани Ляттер и о том, сколько тысяч посетителей прошло уже через этот кабинет; все они чего-то требовали, о чем-то просили, спрашивали. Всем приходилось отвечать, давать советы, объяснения - и что же? Что осталось от всех этих тысяч советов, которые она дала другим? Ничего. Сегодня все возрастающий дефицит, а завтра, быть может, банкротство.

- Нет, я не сдамся! - прошептала пани Ляттер, хватаясь руками за голову. - Я не сдамся… Я не отдам моих детей, я ничего не отдам! Это неправда, что бывают безвыходные положения… Если в Варшаве слишком много пансионов, закроется не мой, а слабые.

Острый слух пани Ляттер уловил шорох в приемной. Вместо того чтобы позвонить, кто-то дважды нажал на ручку двери; лакей отворил, кто-то, вполголоса переговариваясь с ним, медленно стал раздеваться.

Пани Ляттер сделала гримасу, догадавшись по всему, что посетитель явился к ней по своему делу.

В дверях показались седые бакенбарды лакея.

- Там пан учитель, - шепотом сказал лакей.

Через минуту в кабинет вошел полный, среднего роста мужчина в черном сюртуке. Лицо у него было бледное, спокойный взгляд выражал добродушие, клочок волос на лысине, зачесанный к левому виску, темной прядью тянулся надо лбом. Посетитель ступал медленно, на ходу высоко поднимая колени; большой палец левой руки он заложил за лацкан сюртука; все, казалось, свидетельствовало о том, что этот тихий человек не отличается энергией.

Пани Ляттер стояла, скрестив на груди руки и вперив пылающий взгляд в его стеклянные глаза; но посетитель был настолько невозмутим, что не смешался под ее взглядом.

- Я, собственно… - заговорил он.

В эту минуту стенные часы в приемной, английские в гостиной и часики где-то в дальних комнатах на разные лады пробили пять часов.

Посетитель оборвал речь, словно не желая мешать часам, а когда они смолкли, снова начал:

- Я, собственно…

- Я все решила, - прервала его пани Ляттер. - У вас будет не шесть, а двенадцать уроков в неделю…

- Я чрезвычайно…

- Шесть уроков географии и шесть естествознания.

- Я чрезвычайно… - повторил посетитель, кивая головой и все еще держа за лацканом большой палец левой руки, что начало раздражать пани Ляттер.

- Это даст вам, - снова прервала его пани Ляттер, - сорок восемь рублей в месяц.

Посетитель умолк и быстро забарабанил пальцами по лацкану. Затем он устремил кроткий взгляд на нервное лицо пани Ляттер и произнес:

- Разве не по десять злотых за час?

- По рублю, - ответила начальница.

Раздался сильный звонок, кто-то с шумом вошел в приемную.

- Мой предшественник получал, кажется, по два рубля за час?

- Сейчас мы не в состоянии платить за эти предметы больше чем по рублю… В конце концов у нас три кандидата, - глядя на дверь, сказала пани Ляттер.

- Что ж, я согласен, - проговорил посетитель с прежним спокойствием. - Но, быть может, тогда моя племянница…

- Если позволите, мы поговорим об этом завтра, - прервала его с поклоном начальница.

Посетитель, не выказав удивления, постоял минуту, собираясь с мыслями, затем кивнул головой и направился к двери. Уходя, он по-прежнему высоко поднимал колени и держал палец за лацканом сюртука.

"Совершенный тюфяк!" - подумала пани Ляттер.

Лакей отворил дверь, и в кабинет вкатилась низенькая, толстая и румяная дама в шелковом платье орехового цвета. Казалось, шелест ее пышного платья наполнил всю комнату и догорающий дневной свет прянул от блеска ее цепочек, колец, браслетов и множества украшений, сверкавших в прическе.

Поздоровавшись с посетительницей, пани Ляттер подвела ее к кожаному дивану, и дама присела так, будто вовсе и не садилась, а только стала еще меньше ростом и еще больше распустила хвост своего пышного платья. Когда служитель зажег два газовых рожка, впечатление было такое, что дама с трудом удерживает в пухлых ручках целое море шелка, которое может залить весь кабинет.

- Я отвела дочек наверх, - заговорила дама, - и хочу попросить вас разрешить им завтра еще раз проститься со мной.

- Вы завтра уезжаете?

- Да, вечером, - со вздохом сказала дама. - Десять миль по железной дороге да три мили на лошадях. Единственной радостью в этом путешествии будет для меня то, что мои девочки остаются на вашем попечении. Ах, какая благовоспитанная особа панна Говард, ах, какой пансион!

Пани Ляттер в знак благодарности склонила голову.

- Такой лестницы я не видала ни в одном пансионе, - продолжала дама, отдавая поклон с грацией, как нельзя более отвечавшей непомерной пышности ее орехового платья. - И дом прекрасный, вот только у меня просьба к вам, - прибавила она с милой улыбкой. - Мой брат подарил девочкам очень красивые пологи к кроваткам, - они сделаны на его собственной фабрике. Нельзя ли повесить их у кроваток? Я сама этим займусь…

- Я бы ничего не имела против, - сказала пани Ляттер, - но доктор не разрешит. Он говорит, что пологи в дортуарах задерживают движение воздуха.

- У вас девочек лечит доктор Заранский? - прервала ее дама. - Я его знаю, два года назад он четыре раза приезжал к нам из Варшавы, - десять миль по железной дороге да три мили на лошадях, - когда у моего мужа было, простите, плохо с мочевым пузырем. Я доктора Заранского прекрасно знаю - каждый его визит обходился нам в сто двадцать рублей! Может, для моих детей он сделал бы исключение?

- Сомневаюсь, - ответила пани Ляттер, - в прошлом году он не разрешил повесить полог у кровати племянницы графа Киселя, которая спит в одной спальне с вашими девочками.

- Ну, если так! - вздохнула дама, вытирая лицо кружевным платочком.

Наступила пауза; казалось, обе дамы хотят что-то сказать, но не могут найти нужных слов. Дама в ореховом платье уставилась на пани Ляттер, а та старалась изобразить на своем лице учтивую холодность. Глаза дамы говорили: "Ну, скажи ты первая, тогда я буду смелей!" А каменное лицо пани Ляттер отвечало: "Нет, ты бросайся в атаку, а уж я тогда с тобой разделаюсь!"

В этой борьбе между нетерпением и хладнокровием отступила дама в шелках.

- У меня к вам еще одна просьба, - заговорила она. - Моим девочкам надо развивать таланты…

- Я слушаю вас.

- Одна могла бы учиться, ну, скажем, играть на цитре. Мой муж очень любит этот инструмент, у него даже есть своя цитра; будучи на практике в Вене, он состоял в клубе цитристов. Другая могла бы учиться рисовать, ну хотя бы пастелью. Так приятно смотреть, когда барышни рисуют пастелью! В прошлом году я была в Карлсбаде, так там все молодые англичанки, когда им не удавалось составить партию в крокет, раскладывали свои альбомы и рисовали пастелью. Это очень украшает молодую девушку!

- Которая же из них хочет рисовать?

- Которая? Да ни одна не хочет, - со вздохом ответила дама. - Но я думаю, что учиться следует старшей, она ведь первой должна выйти замуж.

- Простите, к чему вашим девочкам таланты? - мягко спросила пани Ляттер. - Им, бедняжкам, и без того больше других приходится учить уроки.

- А! Вот не думала, что вы придерживаетесь таких взглядов! - возразила дама, поудобней усаживаясь на диване. - Как, в наше время девушке не нужны таланты, когда все говорят, что женщина должна быть независимой, должна развиваться во всех отношениях?..

- Но у них нет времени…

- Нет времени? - повторила дама с легкой иронией. - Если у них хватает времени на то, чтобы шить белье приютским подкидышам…

- Они учатся таким образом шить.

- Моим девочкам, благодарение богу, шить не придется, - с достоинством возразила дама. - Впрочем, оставим этот разговор. Если вы не хотите, что ж, девочкам придется подождать.

Пани Ляттер в холод бросило от этих слов. Итак, уйдут еще две пансионерки, за которых она получает девятьсот рублей!

- В таком случае, - продолжала дама притворно сладким голосом, - нельзя ли девочкам хотя бы танцевать…

- Они учатся танцам у лучшего артиста балета.

- Да, но они танцуют только друг с дружкой и не встречаются с молодыми людьми. Между тем сегодня, - со вздохом говорила дама, - когда от женщины требуют, чтобы она была независимой, когда в Англии барышни катаются с кавалерами на коньках и ездят с ними верхом, наши бедняжки так робеют в обществе молодых людей, что слова не могут вымолвить… Муж в отчаянии, он говорит, что девочки совсем поглупели…

- Я не могу приглашать кавалеров на уроки танцев, - возразила пани Ляттер.

- Что ж, в таком случае, - понизив голос, сказала дама, - думаю, вы не удивитесь, если после каникул…

- Вы ничем меня не удивите, - ответила пани Ляттер, которой кровь ударила в голову. - Что же касается наших с вами расчетов…

Дама сложила пухлые ручки и сказала сладким голосом:

- Я как раз хотела расплатиться с вами за первое полугодие… Сколько я должна вам?

- Двести пятьдесят рублей.

Ваша оценка очень важна

0
Шрифт
Фон

Помогите Вашим друзьям узнать о библиотеке

Популярные книги автора

Кукла
3.8К 181