Вскоре путешественники действительно вышли к ступеням, вытесанным в скале и, поднявшись выше облаков, вдруг оказалась напротив монастыря, построенного из коричневых камней. Они подошли к желтым воротам, и один монах что-то прокричал. Ему сразу же кто-то ответил из-за высокой стены.
Спустя несколько минут ворота заскрипели и монахов со путешественниками впустили на обширную площадку, окруженную приземистыми странными домами, с черепичными крышами, углы которых были загнуты наверх. Чиркудай приостановился, рассматривая загибы. Худу засмеялся и объяснил, что углы подняты для чертей, которые садятся на крышу и, хулиганя, скатываются по ней вниз.
– Они не падают на землю. Их подкидывает в небо, и черти разбиваются. – Худу отдышался и повеселел. Чиркудай сообразил, что они добрались до того места, куда Худу так стремился.
Площадка между домами была такой же, какая была у китайцев в Лаояне. Посреди нее тоже торчали вкопанные бревна. И здесь тренировалось несколько мужчин в желтых халатах, полы которых они подоткнули под пояс, чтобы не путались в ногах. Чиркудая уже не сильно удивили эти не взаправдашние войны и драки.
Монахи повели странников через площадку к одному из зданий мимо дерущихся мужчин. И тут Чиркудай рассмотрел: мужчины были не воинами, они такие же монахи, которые их сюда привели. И они совсем не тренируются: трое били одного крепкими бамбуковыми палками.
Тот, кого били, был без халата. Огромный человек, с широкими плечами и удивительно толстыми руками. И он совсем не сопротивлялся, а наоборот, поднял свои громадные руки над головой и поворачивался, чтобы истязателям было сподручнее бить.
Чиркудай остановился, разинув рот, и палачи, заметив новеньких, перестали колошматить богатыря. Их стали рассматривать с нескрываемым любопытством. Огромный мужчина, опустил руки, сделал зверское лицо и пошел на Чиркудая. Мальчик не отступил, пристально глядя в глаза нападавшему.
Нависнув над ним, монах скрючил руки над его головой я и зарычал по-звериному. Постояв немного в такой позе, богатырь не выдержал, хитро прищурился, собрав лицо в морщины, и захохотал во все горло. И Чиркудаю показалось, что это смеется не человек, а с гор катятся камни, как при обвале. Он видел и слышал по дороге сюда один камнепад. Отсмеявшись, силач весело спросил:
– Испугался?
Чиркудай подумал и честно ответил:
– Нет.
Худу, стоял в сторонке около монахов, приведших их сюда, и со странной усмешкой наблюдал: чем все это окончиться. Монахи тоже терпеливо наблюдали за мальчиком и богатырем.
– Совсем не испугался? – удивился огромный монах.
– Нет, – подтвердил Чиркудай.
– А почему ты не испугался? – вдруг спросил одни из сопровождавших их монахов.
Чиркудай помолчал и тихо ответил:
– Я не умею…
Смех постепенно затих. Монахи стали серьезными. А тот, кто задал Чиркудаю вопрос, повернулся к Худу и что-то тихо у него спросил. Старик недоуменно пожал плечами.
Могучий мужчина качнулся и, наклонившись к мальчику, стал щупать и тискать его плечи, руки, ребра, что-то объясняя окружающим на непонятном Чиркудаю языке. Монахи согласно кивали головами.
– Хочешь, чтобы тебя вот так, как меня, били палками? – неожиданно спросил богатырь.
Чиркудай посмотрел на его смуглую, со следами побоев, кожу, от которой на холоде валил пар и, отрицательно мотнув головой, ответил:
– Нет. Не хочу.
– Тогда приходи сюда завтра утром, и я покажу, что нужно делать, когда тебя начнут бить палками или чем-нибудь другим. Придешь?
Чиркудай вопросительно посмотрел на Худу. Но тот неопределенно передернул плечами, показывая этим, что выбор за тобой. И Чиркудай сказал:
– Приду.
Монахи одобрительно закивали головами и позвали гостей в дом. А богатырь опять поднял руки, и его снова стали лупцевать палками по бокам.
Следующее утро началось с легкого завтрака, состоявшего из лепешки с молоком. Они для Чиркудая имели странный запах.
Поколебавшись, Чиркудай вышел на площадь, где уже занималось много людей. Они нападали друг на друга с палками и мечами, дрались кулаками, били ногами и руками по вкопанным бревнам, обмотанными тростником. Валивший с темного неба снег им не мешал. Чиркудай рассмотрел в толпе могучего монаха, сегодня одетого. Он показывал молоденьким парням, как нужно выбивать палку из рук противника.
Заметив Чиркудая, богатырь поманил мальчика к себе пальцем, сграбастал его и стал мять плечи и руки своими железными пальцами. Затем заставил Чиркудая бегать вокруг площадки, чтобы тот разогрелся. После этого начал поднимать у мальчика ноги выше головы. Чиркудаю было немного больно, но он терпел. Монах удивленно цокал языком и одобрительно приговаривал по-айратски:
– Дзе, дзе…
На них никто не обращал внимания, каждый занимался своим делом.
Когда Чиркудай совсем устал, из самого большого дома вышел старый лама с рассказчиком, который встретил их вчера и говорил с Худу-сеченом до поздней ночи на непонятном языке. Однако Чиркудай разобрал в их беседе имя Ляо Шу, и сообразил, что они говорят о китайце, в одежде женщины.
Лама подошел к богатырю и о чем-то спросил его. Худу перевел для Чиркудая ответ могучего монаха. Оказывается, он хвалил мальчугана. Говорил, что у Чиркудая врожденная гибкость связок и суставов. Это бывает, но очень редко. Чиркудай из объяснений Худу-сечена почти ничего не понял. Он вежливо дождался окончания разговора, и его отпустили. Потом он начал махать руками и ногами, как его научил огромный монах. Вечером, поев каши из незнакомой крупы, Чиркудай уснул как убитый.
Они прожили в монастыре до весны. Чиркудай тренировался каждый день, и вскоре перестал сильно уставать, хотя кормили их только кашами – мясо тибетцы не ели. Но молоко пили.
Мальчик научился бить руками и ногами по вкопанным бревнам, немного освоил работу с палкой, уход от противника в сторону, и выучился нескольким обманным движениям.
Его учителя звали Бошу. Богатырь был доволен успехами Чиркудая. Монах научил его бросать маленькие дротики и очень удивился, когда Чиркудай с первого раза стал попадать точно в цель. Их окружили все, кто тренировался на площадке, с интересом наблюдая, как Чиркудай вонзал пять дротиков подряд в мишень на доске, размером не больше кулака, и которая была от него в десяти шагах.
Немного позже Чиркудай показал Бошу шесть наконечников дальних стрел и нож, который ему подарил Субудей. Монах попробовал нож на вес и сказал:
– Это для драки. Его бросить трудно. Не попадешь. А вот из наконечников мы сделаем дротики, которые тебе пригодятся, раз ты от природы такой понятливый, – и он опять сморщил лицо, как первый раз, и гулко захохотал. Отсмеявшись, сказал с удовольствием:
– Вот будет для кого-то неожиданность, если он столкнется с тобой. Но ты пока еще ничего не умеешь. Так что приходите к нам на следующую зиму, опять потренируемся.
Когда Чиркудай спросил у Худу, почему тот не учится защищаться, старик ответил:
– Я немного умею обращаться с посохом, большего мне и не нужно, – и хитро улыбнувшись, спросил: – А ты будешь меня защищать от врагов?
Чиркудай утвердительно покивал головой.
Худу-сечен погрустнел:
– За это спасибо. Мне бы только дожить до этого дня, – и непонятно добавил: – Запутался я совсем с этими китайцами. И вроде бы все правильно, но не нравится мне это.
Они ушли из монастыря весной. С опаской пересекли за две недели Уйгурию и спустились с холмов в родные степи.
– Все-таки у нас лучше, – заметил старик, вышагивая среди красных тюльпанов в сторону родных куреней.
Чиркудай уже не семенил за ним, а шел нормальным шагом. За последнее время он неожиданно заметил, что Худу-сечен стал ниже. Тот тоже это увидел и как-то сказал:
– Ты быстро растешь. Будешь выше простых кочевников, которые низенькие, как я. Вон как вытянулся за зиму. Наверное, ты тоже потомок Бодончара, но только черный, а не рыжий. Кстати, не помнишь, когда у тебя появился клок седых волос на голове?
Чиркудай отрицательно помотал головой:
– Не помню.
– Значит, ты родился во второй раз, – опять непонятно сказал Худу-сечен.
Чиркудай, как обычно, не стал приставать к старику с вопросами.
Он не страдал излишним любопытством. Если что-то случалось, то было немного интересно, но не настолько, чтобы дергать человека. Но если возникала крайняя необходимость задать вопрос, то об этом он говорил собеседнику сразу. И если кто-то начинал мямлить и юлить, Чиркудай отворачивался от него и терял к разговору всякий интерес. Он даже не говорил об этом, а просто отходил в сторону. Чиркудай уже стал догадываться, что не похож на обычных людей. Но его это не тревожило и не интересовало.
Они скитались без особых приключений по куреням и стойбищам айратов до самой поздней осени. Лишь однажды в степи на них налетели немногочисленные конники. Худу-сечен тихо сказал Чиркудаю, что это разбойники. А вообще они любят себя называть люди длинной воли.
Разбойники ничего им не сделали. Но их атаман, худой и злой, все время скалился и, дергая красивого коня за узду, смеялся:
– Такой почтенный старец с молодым нукером и пешком. Не можете лошадь отнять у разжиревших нойонов? Так украдите овцу и на ней скачите по степи.
Его товарищи долго ржали над шуткой атамана. Но, расспросив Худу-сечена и узнав, что он байщик, главарь немного подобрел и сказал:
– Поедешь в наш курень и расскажешь что-нибудь.