Когда Пятая армия, освобождавшая Сибирь от Колчака, подвинулась к нам поближе, а причулымские партизаны развернули навстречу ей свое наступление, брат с товарищами вышел из таежного плена и вступил в ряды Красной Армии.
Свыше пяти лет прослужил он главным образом на погранзаставах молодого Советского государства. Он был опален огнем схваток с белогвардейцами, ушедшими за кордон, но долго не оставлявшими своих надежд на возврат на землю Родины, отринувшую их.
Третий брат мальчишкой в шестнадцать лет добровольно вступил в Красную Армию. Сын таежника, и сам уже познавший первые трудовые заботы жителя тайги, он вдруг обнаружил горячий интерес к технике. В военных мастерских, а потом в авиационных частях он прошел хорошую школу товарищества и слесарно-токарного ремесла.
В эти годы я еще был мал, и события жизни не захватывали меня, донося в нашу избу, стоявшую за деревней, лишь отсвет далеких гроз войны и всплески мирных зарниц.
Но вот подошло и мое время.
На призыв я пошел с твердым намерением стать военным моряком. В те дни поднималась слава молодого Тихоокеанского флота, и кое-кто из моих товарищей, что были возрастом постарше, уже носили флотскую форму.
Комиссия из военных врачей в белых халатах доброжелательно отнеслась к моему желанию. Но именно почему-то после этого врачи долго и тщательно выстукивали, выслушивали, высматривали меня… Я понимал, что чем-то не подхожу морскому флоту.
- Объем груди у тебя мал. Мальчишка ты. Пойдешь в саперы, - беспрекословным тоном сказал один военный.
И стал я сапером - бойцом отдельной саперной роты 73-й стрелковой дивизии и отслужил положенное время.
Уходил на "гражданку" с чувством, что ухожу ненадолго. Тревожно было на наших дальневосточных рубежах. Японские самолеты систематически нарушали границы нашего воздушного пространства, наземные подразделения то и дело вторгались на советскую землю. Еще более нагло вели себя японские самураи в отношении нашего доброго друга и верного соратника - Монгольской Народной Республики.
Сгущались тучи и на Западе. Фашизм все решительнее и безапелляционнее заявлял о своих претензиях то к одной стране, то к другой. Не скрывалась и главная цель - покорить весь мир, подчинить его интересам германского империализма.
Наш народ видел, что правительство прилагает все усилия к тому, чтобы продлить мирную жизнь, укрепить экономику государства, перевооружить армию и флот. Но многие понимали, что одного лишь нашего желания мало. Война неотвратимо надвигалась.
В начале лета 1941 года я приехал в деревню к родителям, и первое, что услышал от матери.
- Быть, сынок, большой беде, - сказала она.
Я подумал, что, может быть, в дороге пропустил какие-то важные новости, и потому спросил ее:
- А что произошло, мама? Какие-нибудь сообщения поступили?
- Приметы, сынок. Все совпадает с четырнадцатым годом. Закаты кровавые, солнце в кровь садится. Сам посмотришь! Черемуха второй раз зацвела. А тут вчера выхожу утром на крыльцо и вижу прямо какое-то светопреставление: кукушки, штук тридцать, уселись на изгородь огорода и кукуют, кукуют истошно. Пошла я к Бакулихе (это девяностолетняя старуха, человек большой мудрости и практического ума), та послушала меня и говорит: "Не у одной тебя, Дуня, побывали они, негодные. Вон у Новоселовых и у Ивана Ермохина на крышах домов куковали. Быть, Дунюшка, беде, быть! Чует земля-природа недоброе!"
Мать говорила озабоченно и вполне трезво, убежденно, без какого-либо оттенка суеверного исступления.
Не помню, как я отозвался на рассказ матери. Вполне допускаю, что этак скептически улыбнулся наивной вере в приметы и предсказания земли-природы.
Но не прожил я в деревне и десяти дней, как грянула война, Великая Отечественная война с фашизмом.
Первыми в ряды Красной Армии влились мы - четверо братьев. А вслед за нами поднялись, как юный подлесок в тайге, еще одиннадцать парней и девок из нашей родовы.
Поднялись одни - по призыву, другие - не дожидаясь призыва, по зову сердца. И каждый прошел свой путь. Кому было суждено выжить - выжили, кому пасть в битве - пали.
Живые сами о себе рассказывают, а о погибших поют свои нескончаемые песни деревья, посаженные в память о них в палисаднике, под окнами школы родного села.
2
13 декабря 1942 года
Странно, но это может быть: ночные бдения над газетной полосой, ночевки в тесных землянках солдат, тряские бессчетные поездки на попутных грузовиках и подводах по степным гарнизонам, жуткие леденящие дыхание морозы и зной, от которого жухло виснет лист на тополях, пестрые от песка и снега улицы Читы, комната со сводами, похожая на монастырскую келью, крутые чаи в голубом чайнике - все, все уйдет в прошлое и станет историей.
Возможно, тогда, при воспоминании обо всем этом, что-то откроется трогательное и дорогое.
Война вошла в быт. Думаю, как будет после нее? Что будет поражающим в жизни? Силюсь представить, но трудно. Война заполнила все поры бытия.
Посещают какие-то "толчки", когда вдруг начинаешь думать художественно.
"Байкальская повесть". Девушка Настя. Она неуравновешенна. Появляется столь же неожиданно, как и исчезает.
Возможно начать так: на рассвете у устья одной из трехсот тридцати трех рек, впадающих в Байкал, произошел страшный обвал. Нависшая вершина скалы надломилась внезапно и упала с таким грохотом и свистом, что отзвуки этого падения докатились до другого берега моря.
Старик носит две медали за Русско-японскую войну и Георгия за войну 1914 года.
До июня 1941 года не носил - стеснялся.
27 декабря Бывает так: время точно останавливается. Кажется, нет никакого движения вперед. Это походит на потерю ощущения времени.
28 декабря
Месяц над Читой полный, светлый и упитанный.
К "Байкальской повести". Синь в распадках. Манящая даль.
Егор Егорович - молодой парень, охотник, - души не чает в Насте.
Люблю утро. Оно несет известия со всех фронтов. Жду, жду новых грозных событий. Под Сталинградом развернулась гигантская битва. Масштабы ее потрясают воображение. Нет слов, чтоб выразить и радость и гордость нашими людьми. Слышал, как на улице кто-то сказал: "Душа поет от таких известий".
Тянет на художественное, на большое. Мечтаю о "Строговых", о повести о любви, о пьесе.
30 декабря
К "Байкальской повести".
Разбуженные зычным грохотом в разных концах байкальского побережья, встревоженно поднялись люди. Из шалаша на песчаном мысу выскочил Епифан Подкорытов.
Настя отбросила коромысло с ведрами и долго стояла, прислушиваясь и не замечая, как набегающие волны обдают брызгами ее ноги.
Из желтенького домика научной станции выбежал Николай Петрович Бриллиантов и долго стоял не двигаясь.
Так продолжалось несколько минут, потом все эти люди, оказавшиеся в разных местах, направились по своим делам, оглядываясь, недоумевая и тревожась по поводу случившегося.
К сюжету: 1) обрыв скалы 2) тревога 3) поиски, что произошло 4) встречи 5) поиски друг друга 6) любовь: Настя - Егор - Николай 7) Люба-инженер 8) вести с фронта 9) тайные помыслы 10) у каждого свое 11) успехи начатого дела.
1 января 1943 года
1 час. 30 мин.
Вот и начался новый год. Что он несет мне? Каков-то он будет?
Мысленно обращаюсь ко всем своим родным и друзьям и шлю им лучшие пожелания.
Итак, новый год начался…
2 января
Новый год встретили уныло. Сидели с Иваном Ивановичем (поэт И.И. Молчанов-Сибирский) в комнате под сводами.
Когда ударило 12 часов, Ив. Ив. подал мне руку, и мы долго стояли взволнованные. Потом закурили и опять молчали. Мысли мои витали вдали, они были с А., и потому, что ее не было, хотелось тихо, как от обиды, заплакать.
Я говорил:
- Ничего, ничего, будет и на нашей улице праздник.
Ив. Ив. молча курил, устремив тоскливый взгляд в сторону.
Звезды над Читой какие-то зеленые. А на днях над восточной сопкой я видел звезду, которая была совершенно фиолетовая.
К "Байкальской повести".
Когда Байкал тих и гладок, небо в нем отражается, как в зеркале, отражение бывает настолько точным, что видно, как перемигиваются звезды.
Летом за Читой в одном распадке я видел вывороченные камни - валуны. Дождевые струи их издолбили, и они как в оспенных язвах. По бокам валуны поросли сизым, неживым мхом.
С высоты одной сопки виднеется озеро Кенон. В солнечный день озеро блестит в горах, как стекляшка, брошенная ребятишками в канаву.
12 февраля
Подполковник Т. рассказал:
- У меня два сына: Павел и Евгений. Первый 1922 года рождения, второй моложе. Оба в армии, на фронте. Павла убили в июне 1942 года. Подумали мы с женой - была она уже беременна - и решили: пусть родится еще сын. И сын родился. Назло врагам назвали его тоже Павлом. Русских не истребишь!
19 лет я в армии, а на войне непосредственно был три дня. (Ездил с делегацией на Халхин-Гол.)
Сын Евгений придет, спросит:
- Ну, как, батька, воевал?
Что скажу?
Поздний вечер двенадцатого февраля.
Граница. Совсем рядом притаился в темноте город Маньчжурия, с крупным гарнизоном японских войск. Сидим с Иваном Ивановичем в землянке. Тускло светит лампешка, с шумом топится печка.
Странно вообразить, что неподалеку другой мир, другие люди, все, все другое.
12 марта