– Как так? – Дед Фишка отбросил портянку и пересел с чурбака на землю.
– Под вечер иду берегом, – начал рассказывать Матвей, – слышу, кто-то в чаще щелкает. Думаю: уж не волк ли?
Дед Фишка слушал с любопытством. С его лица, заросшего мягкими седеющими волосами, не сходила улыбка: старик знал, что будет над чем посмеяться, – уж не так робок был молодой охотник.
– Я остановился, – продолжал Матвей, – смотрю в чащу…
Из глубины тайги донеслось эхо выстрела. Собаки вскочили с теплых, насиженных мест. Улыбки исчезли с лиц охотников. Они переглянулись с тревогой в глазах.
Матвей, приподнявшись, подставил ухо на ветер. Но выстрел не повторился. Собаки потоптались, зевнули, легли на прежнее место и свернулись в клубки.
Тайга шумела однотонно, скучно. Небо заволокло тучами. Крышу навеса долбил прямой, упругий дождь.
– Далеко где-то, – сказал Матвей.
– Надо отозваться, Матюша, – посоветовал дед Фишка. – Заблудился, видно, человек. А плутать сейчас в тайге – гиблое дело: не видно ни месяца, ни звезд.
Матвей сходил в избушку за ружьем и выпалил вверх из обоих стволов раз за разом.
Собаки с визгом бросились в лес, но в ту же минуту вернулись, виновато поджав хвосты.
Выстрел навел охотников на размышления. Ночью в тайге могли стрелять только в случае крайней нужды. Выстрелом кто-то взывал о помощи. Кто же? Кроме Матвея и деда Фишки, в юксинских кедрачах никто не бывал. Это знали охотники точно. Из года в год охотились они здесь одни.
– Теперь поджидай: вот-вот подойдет, – сказал дед Фишка, набивая самосадом трубку.
Ждали они долго, глядели в темь леса, изредка перебрасывались словами. Но собаки спали, не чуя приближения чужого человека.
Матвей поднялся.
– Надо в сушину поколотить, а то в такую-то темень и мимо можно пройти.
Он взял топор и обухом ударил в сухой кедр. Эхо подхватило гулкий стук и понесло по тайге, тревожа зверей и птиц.
Ждали еще часа два, но никто не приходил.
– Охотники новые объявились, – сказал Матвей.
– Нет, Матюша, наверняка кто-нибудь заблудился. Сам посуди: зачем охотники стрелять будут ночью? Да и кто сюда пойдет? Все знают, что тайга эта наша, – настаивал на своем дед Фишка.
Матвея клонило ко сну. Ночь была уже на второй половине.
– Иди, Матюша, спи, а придет кто – я тебя разбужу, – предложил старик.
Матвей докурил цигарку, окурок бросил в костер и ушел в избушку.
Дед Фишка долго сидел, курил трубку, прислушивался. Но потом и он запрокинул голову на чурбак и захрапел так громко, что собаки подняли морды и осмотрелись.
Ни ночью, ни утром на стан никто не пришел.
Охотники посоветовались и решили походить по тайге, поискать несчастного. Друг ли, недруг ли это был, но раз попал человек в беду, надо выручать. Испокон веков так было заведено у охотников.
До полудня ходили они по тайге, кричали и стреляли из ружей, но никто не отзывался.
Прежде чем повернуть к стану, в долинке присели на колоду покурить.
Не успели завернуть цигарки – на взгорке залаяли собаки. Дед Фишка вскочил, побежал мелкими, скорыми, шажками.
Собаки лаяли совсем не так, как лают на зверя, – не заливисто, а сердито, с рычаньем.
Когда Матвей взбежал на взгорок, дед Фишка стоял без шапки и, крестясь, бормотал:
– Господи Иисусе, пронеси и помилуй!
Перед ним лежал скрюченный бородатый человек. Он был мертв. По его изуродованному лицу ползал зеленый червяк-землемер. Возле мертвеца валялись капсюльное ружье и длинный еловый сучок.
Дед Фишка обернулся, посмотрел на Матвея, как бы спрашивая, за какую провинность бог послал им такое наказание.
Несколько минут они молча глядели друг на друга.
– Надо в карманах пошарить, – решил наконец Матвей. – Может быть, бумаги какие есть. Обличье незнакомое.
Дед Фишка нерешительно, с опаской опустился на колени и несмело стал ощупывать карманы. Ни в карманах, ни в кожаной сумке бумаг никаких не оказалось. Из-за пазухи дед Фишка вытащил холщовую тряпку, завязанную узелком.
– Соль, кажись, – проговорил он, ощупывая узелок пальцами и подавая его Матвею.
По всей видимости, человек покончил с собою последним зарядом. Рожки из-под дроби, пороха и пистонов пустовали. Мешок из-под харчей тоже был пуст.
– Ну, Матюша, что будем делать? – спросил дед Фишка, покосившись на мертвеца.
– Дядя, это не соль, – держа на ладони развязанный узелок, сказал молодой охотник.
Дед Фишка взглянул на руку Матвея. На широкой ладони племянника в тряпке лежала щепотка крупного серого песка и четыре золотинки, каждая с таракана величиной.
– Это, Матюша, золото. Ей-богу, золото! Ну-ка, дай! – Старик взял кусочек золота, положил в рот и притиснул зубами.
– Золото! Неужто здесь нашел? – прошептал Матвей и огляделся вокруг, словно боясь, что кто-нибудь подсмотрит за ними.
Но размышлять о золоте было не время. Мертвец лежал у ног охотников, и с ним надо было что-то делать.
Решили положить тело в могилу, вместо гроба устроить ложе из мягких веток кедра. Рассудили так: если какая родня найдется, откопать недолго. Золото тоже не взяли. Возьмешь, – а потом за пустяки в тюрьме сгноят.
На другой день Матвей пошел тайгой на пасеку. Оттуда на лошади он намеревался поехать в Волчьи Норы, заявить властям о происшествии. Кто бы ни был погибший, крестьянин ли, охотник ли из чужих краев или беглый поселенец без роду, без имени, каких в Сибири с каждым годом становилось все больше, он был человек, и бросить его, как падаль, совесть не позволяла.
2
Матвей долго шел тропой, потом свернул в сторону. Надвигалась ночь – холодная, с ветром, с дождем. Матвей решил переночевать на заимке у знакомого мужика Зимовского. От тропы до заимки было не больше трех верст. Зимовской поселился в этих местах недавно. Вокруг было дико, необжито, но зато привольно и богато.
На заимке Матвея встретили собаки. Они бросились на него, рычали, лаяли с хрипом.
Вскоре у ворот закраснел огонек цигарки.
– Кто идет? – спросил из темноты глухой, встревоженный голос.
– Это я, Степан Иваныч.
– Не то Матвей Строгов?
– Он самый.
– Здравствуй, редкий гость. Цыц вы, дуры! – закричал на собак хозяин.
В избе Зимовской зажег фитиль, вставленный в бутылочку с рыбьим жиром.
– Кто там, Степан? – спросил женский голос из второй половины избы.
– Вставай, Василиса, Матвей Строгов пришел.
– Иду, иду, – заторопилась хозяйка.
Скрипнула деревянная рассохшаяся кровать, и по полу зашлепали босые ноги.
В избе было душно. Пахло прелой картошкой, по небеленым стенам расползались встревоженные светом тараканы.
У двери, в углу, на кровати лежала старуха – теща Зимовского, а рядом с ней, раскинув руки и ноги, спал ее внучонок Егорка. С полатей раздавался храп работника.
– Ну, как охота нынче? – заговорил Зимовской, присаживаясь к столу.
– Год нынче хороший, фартовый, – ответил Матвей.
– А по какой нужде так рано домой идешь?
– Ружейный припас на исходе.
Зимовской недоверчиво взглянул на охотника.
– Да не только припас, еще дело есть. Баба у меня должна на днях разродиться.
– Вон оно как! Дай бог счастья! Дай бог… – затараторила Василиса.
Матвей решил не рассказывать пока Зимовским о происшествии в тайге. Он и сам не знал еще, надо ли заявлять властям о самоубийце. Намеревался обо всем этом посоветоваться дома.
О Зимовском по народу шла недобрая слава, как о человеке темном и нелюдимом. Летом он выезжал на заимку, а зимой жил в деревне Сергево, приторговывал дичью, скотом и рыбой. Матвей знал, что, скажи он Зимовскому о происшествии, тот, не медля ни одного дня, бросится искать золото.
А охотники сами сговорились попытать счастья. По песку определили они, что найдены золотинки где-то тут, в Юксинской тайге.
За чаем Матвей спросил:
– Ну, а у вас как дела? Опять поди птицы на всю зиму наготовили?
Зимовской хотел сказать что-то, но его перебила Василиса:
– Нам повезло нынче, Матвей Захарыч, золото мы в глухаре нашли. Приволок раз Степа целый куль дичи. Стали мы с мамой ее обихаживать, распороли одного глухаря, а в зобу у него желтый камешек. Бросилась я тут к Степе, он на дворе был: "Смотри, говорю, не золото ли? Он посмотрел: "А ведь верно, кажись, золото". Намедни поехал он в город, прихватил с собой золотинку. Приезжает. "Вот, говорит, на, купил тебе на золото подарок".
Василиса соскочила с табуретки, принесла кашемировый цветастый платок.
Матвей не смог скрыть своего изумления.
– Смотри-ка, золото в глухаре!
Степану не понравилась болтовня жены. Он нахмурился, сердито, исподлобья посмотрел на Василису.
Матвей заметил это и перевел разговор на другое, а про себя подумал:
"И как это раньше мы не догадались?.. Давно бы надо покопаться в песках. Вон даже в глухарях золото попадается".
Разговор не клеился.
Василиса принесла со двора охапку соломы, расстелила ее на полу у стола, сверху набросила домотканую, из крученых лоскутьев, дерюжку.
Матвей долго не мог заснуть. Из второй половины избы до него доносился шепот: Степан бранил Василису за то, что она выболтала охотнику лишнее.
Забылся Матвей далеко за полночь, а когда очнулся, уже рассвело.
Василиса прошла во двор с подойником. Зимовской сидел у окна, молча сучил дратву. Старуха с мальчишкой все еще спали.
Матвей убрал за собой постель и стал собираться в дорогу. Зимовской был неразговорчив, однако пригласил его подождать, пока Василиса вскипятит самовар.