Бывший главнокомандующий Северной армией, генерал-лейтенант Миллер в 1937 году был похищен в Париже советской разведкой и тайно вывезен в СССР.
В одном из сохранившихся документов по "делу Миллера" приводятся сказанные им на допросе слова: "Я докажу всему миру, что есть честь и доблесть в русской груди. Смерть будет моей последней службой Родине и Царю".
Новый роман современного писателя-историка В. Поволяева рассказывает о жизни и судьбе одного из лидеров Белого движения, генерал-лейтенанта Евгения Карловича Миллера (1867-1939).
Содержание:
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ 1
ЧАСТЬ ВТОРАЯ 53
ХРОНОЛОГИЧЕСКАЯ ТАБЛИЦА 76
Примечания 76
Северный крест. Миллер
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
зкая, похожая на хищную щуку миноноска стояла у причала в самом центре Архангельска - несла вахту.
Боевые корабли охраняли здешнее правительство. Конечно, миноноска - не линкор, своими орудиями не может развалить половину города, как это способен сделать огромный, серый, со скрипучей броней дредноут, но от скорострельных пушек её, если кто-то вздумает нарушить покой северного правительства генерал-лейтенанта Миллера, тоже можно схлопотать немало неприятностей.
Трап, соединяющий корабль с берегом, был убран, на берег были брошены швартовы и намотаны на чугунные тумбы кнехтов - один конец с носа, другой с кормы. У причальных концов этих сидели два матроса, один на носу, второй на корме и перекликались друг с другом ленивыми голосами.
- Ко мне ещё одна пожаловала... Дамочка очень даже форсистая, с тонкой талией и большой верзохой.
- Может, ты канат салом смазал?
- Даже не думал.
- Тогда чего ж к тебе зачастили дамочки?
- Это у них надо спросить! - закричал призывно матрос, сидевший на корме. - Ты куда, милая, лезешь без очереди? Тебя что, в великосветских подворотнях Архангельска не научили уму-разуму?
- Каждый раз, когда приходим сторожить наших толстомясых правителей - обязательно набираемся ларисок, как тифозный больной - вшей, - недовольно проворчал матрос, стороживший носовой конец.
Был он широкоплеч, низкоросл, лицо имел округлое, неприметное. Приметной деталью были только золотистые пшеничные усы с лихо закрученными в игривые колечки концами. Глаза земляного цвета были суровы и насмешливы.
Матросы несли вахту - оберегали корабль от ларисок - портовых крыс, не пускали их на миноноску. Тяга ларисок к мореплаванию общеизвестна, стоит только где-нибудь бросить на берег конец, как тут же из ближайшей мусорной кучи высовывается любопытная ларискина морда, шевелит усами, а сама лариска, дама сообразительная, умеющая шурупить мозгами, начинает лихорадочно соображать, как же пробраться на корабль и занять теплое место в капитанской каюте. Из-за них-то командиры и ставят у причальных концов специальную вахту, чтобы матросы сшибали карабкающихся по канатам крыс в воду.
А какая-то изобретательная душа - явно из матросов, - которой лариски были противны до икоты, выдумала крысоотбойники.
Крысоотбойник - штука примитивная и, как всякий примитив, - безотказная. Это - стоячая фанерка, которая имеет дырку, смещённую к одной из сторон, для каната, точно по диаметру, чтобы фанера могла свободно вращаться, когда её насадят на верёвку.
Устанавливается фанерка на высоком канате, причём не одна, а сразу штук пять... Дальше происходит вещь простая - лариска ползёт по канату, когтями щёлкает, мечтает о той вожделенной минуте, когда будет пожирать сыр, спрятанный в капитанском буфете, и вдруг упирается чуткий носом в преграду - пресловутую фанеру. Короткое движение влево, потом вправо, и становится понятно - фанеру не обойти, надо лезть через неё. И крыса карабкается на фанеру, но когда, наконец, взбирается на неё, на самый верх, фанера, не способная держать откормленное ларискино тело, переворачивается, и крыса летит в воду.
Фокус очень простой, но результативный - спас от попутчиц тысячи плавающих посудин - и военных, и гражданских.
На носовом конце миноноски было установлено пять крысоотбойников, на кормовом - семь.
У носового конца дежурил матрос, пользующийся на миноноске такой же известностью, как командир корабля лейтенант Лебедев - не было на миноноске человека, который не был бы должен Арсюхе Баринову хотя бы полушку: Арсюха давал деньги взаймы под проценты... Причём бумажные деньги он не признавал, старался оперировать только металлом.
- Бумажные деньги - это что такое? - спрашивал он у несмышлёных морячков-салаг, пришедших служить на миноноску. - А?
- Деньги, - отвечали те нерешительными голосами.
- Какие же это деньги, пхих! Ими только задницу подтирать! - Арсюха доставал из кармана зеленовато-розовую десятку, такую же, что ходила и при царе, ничем не отличимую, кроме одного - вверху на червонце было аккуратно напечатано, чёрным по розовому: "Северная Россия", с хрустом складывал её и начинал выковыривать из зубов застрявшую рыбную кость - Арсюха, северный человек, очень любил рыбу. - Разве это деньги? - Вид его делался презрительным.
Его напарник, сидевший на корме, Андрюха, бедный человек, у которого никогда не бывало денег более серебряного николаевского рубля, доставал из кармана другую кредитку, орехового цвета, достоинством в один карбованец, и благоговейно разглаживал её на коленке:
- А как же Арсюха, быть с тем, что тут написано?.. Вот: "Государственная эмиссионная касса разменивает кредитные билеты на фунты стерлингов без ограничения суммы по курсу"... Сорок рублей равны одному фунту стерлингов. И подпись стоит: "Управляющий отделом финансов Куракин". Говорят - князь. Как быть с князем?
Арсюха вытаскивал изо рта кредитку вместе с рыбной костью, разворачивал её и, мучительно морща лоб, шевелил губами.
- Верно... Написано...
- Так как же быть с князем?
- А вот так! - ожесточённо восклицал Арсюха и демонстративно комкал десятку в кулаке.
Рука у него, несмотря на солидную комплекцию и живот, который плотно обтягивала форменка, была изящной, узкой, изнеженной, как у потомственного дворянина.
- Это же - деньги! - Андрюха невольно переходил на шёпот. - На них можно купить хлеба...
- И с тем же успехом сходить в гальюн, подтереть себе репу, бумага плотная, мягкая, такая не прорвётся, пальцы не испачкаются... Приберём для гальюна. - Арсюха прятал червонец в карман.
- Отдай его лучше мне, - просил Андрюха.
- Зачем?
- Водки куплю.
- Не дам. Если я отдам тебе эти деньги, то на меня обидится задница. А свою задницу я люблю не меньше, чем кухарку из дома господ Миллеров. - Арсюха косился на берег, на сочную зелень деревьев, украшавших набережную.
Человеком Арсюха был прижимистым, не то что матрос первой статьи Андрюха по фамилии Котлов.
У Анд рюхи характер был совсем иной. Если бы Арсюха попросил у него деньги, Андрюха никогда не стал бы жаться; отдал бы последнее - а вдруг жалкие бумажки эти продлят человеку жизнь либо спасут заблудшую душу? И никаких процентов не стал бы брать.
У Арсюхи таких промахов не бывало - Арсюха никогда никому не давал и рубля, не заручившись возвратом денег и не уговорившись о процентах, которые этот рубль должен притащить в его карман у себя на хвосте.
Потому и живут они по-разному, Баринов и Котлов, и одеты по-разному: Арсюха - во всё английское, обут в ботинки из толстой оранжевой кожи, форменка сшита у него из плотной синей ткани, которую ни солнце не берёт, ни вода, штаны-клёши на Арсюхе такие, что одним проходом по улице он, будто примерный дворник, всю Соломбалу очищает от мусора и окурков, не говоря уже о центральных проспектах - даже юбки у баб, кажется, не бывают такой ширины; у Андрюхи же Котлова всё худое. Штаны с форменкой он даже не помышляет себе сшить, довольствуется тем, что дают на корабле, обувь носит корабельную. А что на корабле, кроме дыр да заплат, могут дать? Только дыры и заплаты.
- Я материи жалеть на себя не намерен, - говорил Арсюха и топал по земле короткими, плотно сбитыми ногами-тумбами. - Если мне понадобится израсходовать на клёши двадцать метров, я не задумываясь, тут же куплю их... Понятно?
Андрюха такие разговоры не поддерживал - знал, что окажется в проигрыше. Себе будет дороже...
Причал, у которого стояла миноноска, был деревянным, в щелях хлюпала вода, около свай плавала дохлая треска, изрубленная винтами - не успела самодовольная рыба увернуться, вот её и приволокло сюда; чуть в сторонке сидел дымчатый усатый кот и заворожённо смотрел на рыбу - был голоден.
Пахло морем, гнилыми водорослями, солью, мокрым деревом, ещё чем-то непонятным и острым, из камбуза доносился запах еды - кок Митька Платонов готовил на обед борщ, настоящий флотский борщ, в котором черпак стоит, как солдат на часах - по стойке "смирно", - стоит и не заваливается.