Ефросинья густо покраснела и ничего не ответила.
Не желая более оттягивать неизбежное, Игорь завалил Ефросинью на полке и, разведя ей ноги, соединился с нею одним уверенным движением. В лежащей под ним супруге с полуоткрытым алым ртом и румяными щеками, с разметавшимися по берёзовым доскам полка пышными волосами было столько свежести и очарования, что Игорь, входя в раж, не обращал внимания на стоны Ефросиньи, хотя то были стоны не от наслаждения, но от боли. Игорь прекратил свои телодвижения, только заметив слёзы в глазах жены.
Он постарался её успокоить:
- Не плачь, родная. Так всегда бывает первый раз.
Ефросинья перестала плакать, но наотрез отказалась продолжить начатое.
Игорь принялся её убеждать, что прерываться нельзя, и в первую очередь мужчине.
Ефросинья подняла на него ясные заплаканные очи и наивно спросила:
- Отчего же?
Игорь видел, что она не капризничает, а просто хочет узнать.
И он ответил:
- Мужчина должен исторгнуть семя, только тогда совокупление может считаться законченным.
- Откуда это известно? - вновь спросила Ефросинья.
- Так говорил мне мой духовник, тот, что остался в Новгороде-Северском, - солгал Игорь.
Ефросинья вздохнула, опустив голову. Было видно, что она согласна уступить мужу, но набирается решимости перетерпеть неизбежную при этом боль.
Игорю стало жаль девушку, и он сказал:
- Семя можно вызвать и так, как ты это делала поначалу.
Ефросинья спустилась с полка и опять уселась на скамью, всем своим видом показывая, что она согласна на первый способ совокупления. Слушая наставления Игоря, она делала всё осторожно и старательно, почти как Агафья. Ей только не хватало умения поддерживать необходимый ритм, так как она быстро уставала управляться с большим мужским фаллосом, красная головка которого едва умещалась у неё во рту.
Когда случилось неизбежное, Ефросинья поперхнулась мужским семенем, заполнившим ей рот. Она глотала с таким старанием, словно совершала священнодействие.
Затем спросила, взглянув на Игоря:
- Теперь у меня будет дитя?
Игорь отрицательно мотнул головой:
- От этого не будет.
- Значит, я всё делала зря? - огорчилась Ефросинья. Игорь улыбнулся, глядя на неё:
- Вовсе нет, пава моя. Теперь ты стала истинной женой...
После случившегося в бане Игорь и Ефросинья все ночи стали проводить вместе. Их брачный союз только теперь обрёл для обоих подлинную ценность. Игорю нравилась новизна в близости с женой, его очаровывала неопытность Ефросиньи, как в своё время восхищали опыт и умение Агафьи. Для Ефросиньи наступила пора открытия доселе неизвестно области её женского бытия, в котором главенствующую роль играл обожаемый сильный супруг. Глядя на их счастливые лица, зрелые люди посмеивались украдкой: поколе молоды - потоле и дороги.
С боярами своими Игорь жил не дружно.
По окончании Великого поста пригласил он к себе в терем на честной пир всех имовитых мужей, так ни один не пришёл. Собрались в княжеской гриднице лишь Игоревы дружинники.
Ефросинья, нарядившаяся в своё лучшее платье, была разочарована тем, что к ним на застолье не пожаловали ни бояре, ни их жёны и дети.
- Что случилось, Игорь? - спрашивала она. - Ты же загодя звал на пир бояр своих. Почему же никто не пришёл?
- Разобиделись на меня бояре за то, что я не дал им вволю киевлян пограбить, - сердито отвечал Игорь. - Жадность им глаза застит, а до сострадания к ближнему никому дела нет. Не пришли ко мне, ну и чёрт с ними! Я простых людей на пир позову, эти кобениться не станут.
Разослал Игорь горластых бирючей по всему Путивлю, после чего народ валом повалил на двор княжеский.
Шли кузнецы и древоделы, лепилы и левкасчики, стеклодувы и кожемяки; шли кто с женой молодой, кто с престарелыми родителями, кто с детьми малыми. Сошлись в тереме у князя и миряне, и священники. Когда не хватило для всех места в гриднице, Игорь распорядился поставить столы в тронном зале, в сенях и даже на дворе под открытым небом, благо день выдался солнечный.
Пришли и скоморохи удалые, и гусляры-запевалы.
Веселье удалось на славу.
Игорь, желая посильнее уязвить бояр, во время пира присмотрел десятка два крепких молодцов из простонародья и предложил вступить в свою дружину.
- Бояре мои от меня носы воротят, - во всеуслышанье заявил он, - не любо им, что я на бедствиях христиан наживаться им не даю. Так, может, сыщутся в Путивле удалые да храбрые, пусть без шапок собольих, зато честные сердцем. Зову таких в свою дружину, как в стародавние времена Владимир Красное Солнышко собирал богатырей под свой червлёный стяг.
На другой день ко княжьему терему пришло ещё полсотни крепышей в лаптях да онучах. Игорь всех взял в дружину.
Со временем набралось у Игоря без малого две сотни младших дружинников.
Содержать такое воинство оказалось делом накладным, не хватало денег даже на пропитание, не говоря о том, чтобы приобрести каждому гридню воинскую справу и хорошего коня. Повышать поборы Игорю не хотелось, ведь молва о нём шла как о христолюбивом князе. Просить помощи у бояр своих Игорю не позволяла гордость.
Тогда он вспомнил про мать и старшего брата.
Манефа, покидая Чернигов, прихватила с собой казну покойного супруга. К тому же приданое Ефросиньи почти целиком оставалось у неё же. Олегова волость была гораздо обширнее и богаче небольшого Игорева удела. По реке Десне проходил торговый путь с Волги к Днепру. Олег на одних торговых мытах мог бы содержать свою молодшую дружину.
По реке Сейму, на которой стоит Путивль, тоже, проходил торговый путь с Днепра на Дон и на Оку, но мытные выплаты с торговых сделок целиком, шли к новгород-северскому князю, как верховному властителю северских земель. Такое положение вещей не устраивало Игоря.
- Что же ты собрал такую дружину, что содержать её не можешь? - упрекнул брата Олег.
- Не хочу от бояр своих спесивых зависеть, - сказал Игорь. - Пусть не думают, будто я не обойдусь без них.
- Не дело это, Игорь, - осуждающе произнёс Олег. - С боярами надо в ладу жить, ибо без них князю никуда. Вот ты понабрал почти две сотни гридней, молодых да необученных, и тем самым повесил себе на шею жёрнов, который рано или поздно склонит и тебя самого к той грязи, коей ты ныне сторонишься. Где взять казну, чтоб содержать молодшую дружину? Только - в грабежах и поборах. Закон один - отнять у сирых и побеждённых и дать своим воинам, иначе они разбегутся.
- Брат, дай мне полсотни гривен, - попросил Игорь.
- Дам, - с готовностью ответил Олег, - с условием, что через год вернёшь сотню.
- Такие резы даже резоимщики не запрашивают, - мрачно промолвил Игорь, - а ты - брат мне. Посовестился бы!
- Я тебе брат, это верно, но лишних гривен у меня нет, - отрезал Олег. - От родства деньги не заводятся. Заводятся они от того, что тебе не по сердцу. Ещё, конечно, воровать можно, но такое дело уж точно князю не к лицу!
- Тогда оставь свои гривны себе, брат, - сказал Игорь, - а мне отдай доходы с мытных выплат. Торговых гостей через Путивль проходит немного, так что потеря твоя невелика будет, а мне какая-никакая выгода.
- Вон ты что удумал, - нахмурился Олег. - Хочешь совсем из-под моей руки выйти. Мало тебе оброков и откупных!
- Мало! - вскинул голову Игорь. - Господин я в своём уделе или нет?
- Ты на мой каравай рта не разевай, братец, - вскипел Олег. - Не получишь мытных платежей, и всё тут!
- Ну так и я больше с тобой в поход не пойду! - воскликнул Игорь.
- А с кем пойдёшь? - усмехнулся Олег.
- С черниговским князем.
- Святослав Всеволодович не пустит тебя с твоими голодранцами под свои знамёна. Ему проще холопей своих позвать, их ещё больше набежит! - расхохотался Олег.
Игорь глядел на него, растолстевшего, с бычьей шеей и лоснящимся лицом, и чувствовал, как его заполняет ненависть к брату. Был бы у него в эту минуту меч в руках, зарубил бы смеющегося над ним Олега без колебаний.
Внезапно скрипнула дверь, и в светлицу вступила стройная молодая женщина в лиловом зауженном в талии платье, низ которого волочился по полу. Голову её покрывала тончайшая накидка, прикреплённая к серебряной короне, украшенной переливающимися разноцветными дорогими каменьями.
Игорь не сразу узнал в вошедшей Изольду.
Красавица фряженка ещё больше расцвела и похорошела. Держалась она без прежней робости, с подчёркнутым достоинством и грацией.
- Что же ты, Олег, брату своему отказываешь? - укоризненно промолвила Изольда. - Не по-христиански это.
- А ты учить меня будешь! - огрызнулся Олег. - Опять подслушивала?
- Свет мой, ты так кричишь, боясь за свои гривны, что за стенкой слыхать! - улыбнулась Изольда, и эта улыбка сделала ещё более прекрасным её лицо.
- Ну ладно, так и быть, - нехотя промолвил Олегу не глядя на Игоря, - уступаю мытные платежи тебе.