- Умелый воин Мстислав Изяславич, что и говорить, - соглашался с Бренком Георгий, - на хитрости военные горазд. Как он хана Иллелуку в ловушку заманил!
- Я его в бою видел, - вставил Олег. - Ох и страшен Мстислав в сече! Головы половецкие так и летели с плеч долой, а одного степняка Мстислав наполы рассёк мечом!
- Не приведи господи с таким витязем один на один сойтись, - заметил кто-то за столом. - Вы руки у Мстислава видели? Такими руками волков душить!
- Сказывают, лук у Мстислава столь тугой, что никому не под силу его натянуть, - добавил кто-то из бояр.
И снова наполняли чаши и братины хмельным мёдом, пили за успешный поход, за храброго князя Мстислава Изяславича. Долгие лета такому витязю!
...Как только задули осенние ветры, в хоромах Олега объявился гонец из Чернигова.
Сообщение гонца было коротким:
- Встречай невесту для брата Игоря.
Как выяснилось, посольство из Галича, передохнув в Чернигове, уже на пути в Новгород-Северский.
Олег отправил навстречу галичанам отряд дружинников во главе с Георгием.
Игорь, узнав, что дочь Ярослава Осмомысла завтра будет в Новгороде-Северском, пришёл в смятение. Он знал, что день этот рано или поздно наступит, но всё произошло так неожиданно.
Старший брат ободряюще похлопал Игоря по плечу:
- Не робей, невесте твоей всего-то четырнадцать лет. Она небось робеет больше твоего.
Но Игорю было стыдно взглянуть Олегу в глаза: если бы тот знал истинную причину его волнения! Не скорая женитьба пугала Игоря, а то, что Ефросинья может встать между ним и Агафьей.
У Игоря теплилась надежда, что, быть может, дочь галицкого князя блистает неземной красотой, тогда он сразу потеряет голову от любви к ней. И это новое чувство переборет в нём любовь к Агафье, очистит от греховной связи.
Ночью, лёжа в постели, Игорь по-разному представлял свою встречу с Ефросиньей.
На деле вышло всё иначе.
Рано поутру Олег со своими ловчими отправился на охоту. Игорь увязался за ним.
В светлом осеннем лесу, роняющем жёлтые и бурые листья, далеко разносился вой охотничьих рогов и тяжёлый топот бегущих зубров.
Придесненские дубово-кленовые леса гигантской подковой охватывали подступающую к Новгороду-Северскому равнину. Весь правый берег реки Десны утопал в дремучих лесах. Густые дебри тянулись и по берегам реки Сновь, впадающей в Десну.
В Новгород-Северский охотники вернулись поздно вечером.
Игорь едва сбросил с плеч намокший плащ - на обратном пути охотников застал дождь, - как вошла мать с улыбкой на устах.
- Пойдём, сын мой, - сказала Манефа, поцеловав сына. - Я познакомлю тебя с твоей невестой.
- Разве галичане приехали? - удивился Игорь.
Он не увидел на теремном дворе ни лошадей, ни повозок, как бывало, если прибывали гости издалека.
- Слава богу, приехали, - ответила Манефа. - До дождя успели. Идём же!..
Видя хорошее настроение матери, Игорь приободрился, - значит, невеста ей приглянулась. Стало быть, недурна собой его суженая!
В покоях княгини витал незнакомый Игорю аромат греческих благовоний. Стояли большие сундуки с приданым.
Служанки Манефы убирали со стола остатки обильной трапезы.
Стоявшая у окна незнакомая девушка в длинном платье из розовой парчи обернулась, когда Манефа окликнула её по имени.
- Вот твой наречённый жених, - сказала княгиня, подтолкнув сына вперёд.
Игорь и Ефросинья застыли на месте, глядя друг на друга. Оба были смущены и хранили молчание.
При виде Ярославовой дочери Игорь почувствовал разочарование.
Перед ним стояла широкая в плечах и бёдрах высокая отроковица.
На вид Ефросинье смело можно было дать лет шестнадцать. Лицо её имело правильные черты, хотя и несколько крупные. У неё были большие, широко поставленные глаза, полные наивной простоты. Она была бледна, и эта бледность необычайно подходила к её красиво очерченным алым губам. Крупный прямой нос и густые брови заметно огрубляли девичий лик.
У Ефросиньи были тёмно-русые, слегка вьющиеся волосы, заплетённые в толстую длинную косу.
Игорь, познавший запретный плод, невольно задержал взгляд на девичьей груди, которой было явно тесно под платьем.
Агафья была гораздо милее и обворожительнее этой застенчивой нескладной девочки. И оттого в душе Игоря расползлось чувство какой-то безысходности, словно он потерял своё счастье навсегда.
- Что же вы как воды в рот набрали? - шутливо промолвила княгиня. - Вы теперь суженые перед Богом и людьми. - Манефа легонько толкнула Игоря: - Поцелуй же невесту свою, стоишь, как медведь!
Игорь шагнул к Ефросинье и осторожно коснулся губами её нежной щеки.
Вместе с Ефросиньей приехал её брат Владимир, которому, как и Игорю, было семнадцать лет. При первой же встрече Игорь и Владимир почувствовали взаимную симпатию.
Владимир очень походил на сестру. У него был такой же крупный нос, густые низкие брови и широко поставленные глаза. Только у Ефросиньи очи были светло-карие, а у Владимира - серые.
Игорь показал гостю стены и башни детинца, белокаменную Михайловскую церковь, новгородский торг...
Владимир нисколько не задавался перед Игорем, когда, сравнивая увиденное, говорил, что у них в Галиче и стены выше, и торжище обширнее, и каменных храмов больше десятка.
- Недаром Галич соперник самого Киева, - сказал Игорь. - Куда до него Новгороду-Северскому! Отец твой могучий князь, держит в страхе и венгров, и ляхов, и половцев.
Владимир вдруг помрачнел:
- Отец мой ныне охладел к ратным делам. Он увлечён наложницей своей, женщиной низкого происхождения. И тем позорит мою мать! Сказал я ему как-то в глаза слово нелестное, так он меня с глаз долой спровадил. Велел Ефросинью в пути охранять. Останься, говорит, до самой свадьбы и проследи, чтобы всё было по чести. Понимаешь теперь, отчего я тут? - с невесёлой усмешкой спросил Владимир.
Игорь кивнул...
Свадьбу Игоря и Ефросиньи сыграли в Покров день. С этого дня и до первого снега на Руси было в обычае проводить свадебные торжества.
За шумным свадебным столом в княжеской гриднице было полно гостей. Тут были и старшие Олеговы дружинники с жёнами, и боярские сыновья, Игоревы ровесники, и приближённые княжеские люди: тиуны, огнищане, мечники... Приехал из Сновска Ярослав Всеволодович, родной брат черниговского князя. Из Смоленска приехала Премислава, родная сестра Олега. Премислава была замужем за смоленским князем, Романом Ростиславичем. Тот, в свою очередь, доводился родным братом Агафье, жене Олега.
Княгиня Манефа восседала на почётном месте среди самых именитых гостей. Сегодня она была улыбчива и приветлива со всеми. С таким тестем, как Ярослав Осмомысл, её любимый Игорь непременно станет властителем, с которым будут считаться другие князья, если, конечно, он не унаследует нрав старшего брата.
"Не унаследует, - думала счастливая Манефа, - я не допущу такого!"
Среди этого веселья лишь двоим в гриднице было невесело: Игорю и Агафье.
Сидевший во главе стола Игорь не всегда слышал, что говорит ему робким голоском сидевшая рядом Ефросинья. Он часто ловил на себе печальный взгляд Агафьи, почти незаметной среди боярских жён, и отвечал ей таким же обречённо-печальным взором. Нелегко в семнадцать лет таить в себе печаль-кручину да ещё при этом улыбаться. И Игорь опрокидывал в рот одну полную чашу за другой. Хмель ударял в голову, навевая странное безразличие и желание горланить во всё горло срамные песни, какие поют скоморохи.
В опочивальню жениха притащили совсем пьянёшенького. Челядинцы уложили Игоря на ложе, не снимая с него ни заляпанной мёдом атласной рубахи, ни сафьяновых сапог. И удалились, притворив за собой дверь.
Ефросинью, смущённую таким поведением Игоря, Манефа привела в свою спальню, помогла раздеться и уложила спать на своей кровати. Перед тем как уйти, княгиня по-матерински утешила свою юную невестку.
- Младень взрослым желает казаться, вот и напился без меры, - улыбаясь, молвила Манефа. - Игорь небось полагает, что коль мечом неплохо владеет, так и в питье хмельном никому не уступит. Ничего, проспится, поймёт, что и в таком деле сноровка нужна.
Княгиня с искренней лаской погладила Ефросинью по волосам и запечатлела у неё на устах столь нежный поцелуй, что юная невеста скоро забылась сном, счастливая и умиротворённая.
Пиршество продолжалось уже без жениха и невесты до полуночи.
Затем гости стали расходиться. Опьяневших, сверх всякой меры, челядь укладывала на полатях, примыкавших к гриднице.
Ярослав Всеволодович, спровадив супругу почивать, сам засиделся при свечах с Манефой в небольшой светёлке на женской половине терема.