Сказание о Луноходе - Александр Струев

Александр Струев высказывает свою версию о почти двадцатилетней брежневской эпохе, непосредственным очевидцем которой он был. Зная о кремлевских тайнах тех лет, автор в несколько необычной манере ведет свое сатирическое повествование, наполненное и вымыслом, и реальными событиями.

Книга содержит нецензурную брань.

Александр Струев
Сказание о Луноходе

© А. Л. Струев, 2007

© "Н.Оріанда", оформление, макет, 2007

Королю охоты,

Четырежды Герою Советского Союза,

Герою Социалистического Труда,

Генеральному Секретарю Центрального

Комитета Партии,

Председателю Президиума Верховного

Совета СССР,

Верховному Главнокомандующему,

Маршалу Советского Союза,

Светлой памяти

Раба Божьего

Леониду Ильичу Брежневу

посвящается

1

Через долгие годы побед, сквозь миллионы безжизненных километров, по безвоздушному пространству Вселенной – когда-то – ты достигнешь иных миров и там послужишь людям, неутомимый трудяга науки! Но сначала твои колеса пробегут по Луне, по лунной дороге, предсказанной учеными, обшаренной вдумчивыми телескопами, обследованной скрупулезными космическими спутниками. Протянув к солнцу упругие антенны, ты будешь катить вперед, перемалывая лунный грунт, такой однообразный и далекий. Ты нужен нам, посланник Земли! Ты – вера в будущее! Сбывшаяся мечта инженеров! Храни тебя Господь!

2

Они шли по невообразимо огромному коридору, пол которого скрывал красных тонов бухарский ковер. Работа ковра была настолько ручная, что полностью поглощала шум идущих ног. Этот гигантский коридор, где с легкостью уместился бы железнодорожный состав, делал людей маленькими, беспомощными и ничтожными. По украшенному сверканием хрустальных каскадов кремлевскому коридору можно было попасть к Нему. Чарующая красота хрусталя замирала на отделанных капом стенах и благородно вздрагивала на отполированных прикосновениями ручках дверей, выполненных из массивной бронзы. Этому торжественному коридору, казалось, не будет конца.

Остроносые туфли человека повыше, с твердым, хорошо поставленным голосом, поблескивали черным лаком. За долгие годы они изучили на этом ковре каждую ворсинку, знали всякую шероховатость, помнили любой бугорок, но и они старались ступать плавнее. В конце коридора величественно возвышались двери. Перед посетителями они бесшумно, точно сами собой, распахивались, приглашая войти, и пропускали вовнутрь.

В приемном зале воздух был прозрачнее и гуще, с каким-то еле уловимым запахом полного спокойствия и умиротворения. Этот запах поселился здесь очень давно, в незапамятные времена, быть может, еще при царях, и не хотел выветриться ни при каких обстоятельствах. Ни долгие проветривания зимой, ни замена громоздкой золоченой мебели на золоченую менее громоздкую, ни смена обоев, расшитых переливчатыми жар-птицами на шитые рубиновыми узорами с ослепительными звездами, – ничто не смогло истребить этот чуть сладковатый запах могущества и абсолютной власти.

Министр поздоровался с темноволосым, аккуратно причесанным мужчиной лет пятидесяти, сидящим за чересчур длинным столом с молчаливыми рядами телефонных аппаратов, очень красивых, цвета слоновой кости. Обворожительная Наташа вышла навстречу и предложила присесть. Стулья для посетителей были самые простые, обычного красного дерева, с твердыми деревянными сиденьями, без подлокотников, но сидеть на них было настолько удобно, что то и дело хотелось подняться и походить. На таком стуле нельзя было переложить ногу на ногу или вольготно развалиться, можно было лишь замереть и ждать.

– Как Он? – одними губами спросил Министр, придерживая папку с документами на коленях.

Наташа очаровательно улыбнулась:

– Пока не вызывал.

Министр с укоризной посмотрел на нее, потом на зама, который послушно сопровождал и теперь на листе бумаги быстро вычерчивал внешний вид Лунохода, каким его представлял. В детстве зам с отличием окончил художественную школу и до сих пор грешил рисованием.

– Вот, Сергей Тимофеевич, – протягивая листок, сказал зам. – Как, сгодится? Или еще подработать?

– Ладно, ладно! – отмахнулся Министр и сунул рисунок в карман. – Если что – дорисуют.

Министр переживал, все думал, вовремя ли пришел к Нему? Хорошее ли у Него настроение? Тогда, год назад, стоя на Красной Площади, Он спросил: – Как дела, Сережа?

Министр ответил:

– Хорошо.

– Что ж, зайди, расскажешь! – отвернулся и ушел.

Прошел год, и тут, вчера, под вечер, этот звонок, по самому белому, самому пронзительному, самому инфарктному телефону, по которому можно разговаривать только с Ним.

– Ждет! – раздался ответственный голос секретаря. Сергей Тимофеевич похолодел.

"А теперь не знаешь, с чего начинать, что говорить?" – замерев на стуле в приемной, нервничал Министр.

"Может, Он спросит, что это за мысли были тогда, год назад, на Красной Площади? Может, нахмурится, и захочет получить ответ, почему так давно не показывался на глаза, ведь Он же сказал тогда: "Заходи, расскажешь!" Может, потребует перечислить новые победы, рекорды. Назвать лучших, кто отличился?" – вопросы давились у Сергея Тимофеевича в голове и приводили сознание в исступление.

После того зловещего звонка Министр вызвал зама и велел подготовить справку, где потребовал изложить самые значимые успехи, перечислить, что нового создано за последний год.

– Подготовьте информационную справку-отчет. Срочно! Сейчас же! – сорвался на крик Министр.

Справка заняла три стандартных листа. Сергей Тимофеевич пробежал их глазами и понял, что показывать этот отчет Ему невозможно. Он знал, что подобные отписки, с теми же названиями, ссылками и абзацами, были и год, и пять, и десять лет назад и что ничего нового в них нет, а общие фразы казались настолько однообразными, общими и абстрактными, что делалось жутко – а что скажет Он?! Жажда мешала сглатывать. Чудной зам-Колька наивно моргал и ждал указаний.

Министр выпил успокоительный сбор и приказал собрать толковых людей. К следующему утру сформировали автобусы. Они были переполнены научными работниками, инженерами, передовиками, молодежью. Не считая русских, туда втиснули, четырех украинцев, белоруса, узбека, литовца, нанайца, еврея, двух женщин, поляка и полярника, для так необходимой в каждом серьезном деле красивой отчетности. И наплевать, что это было никакое не партсобрание, а обычное рабочее совещание, на котором процентное отношение пожилых к молодежи, мужчин к женщинам, людей с высшим образованием к неграмотным, инвалидов к спортсменам не имело ровно никакого значения, однако и сюда Органы приволокли кого положено, включая человека, изменившего пол! Все люди здесь были досконально проверенные, надежные. Собирали их всю ночь – вертолетами, вездеходами, самолетами, санями. На полную мощность работали передающие станции Великой Страны. В условиях повышенной секретности делегатов доставляли в автобусы. Один автобус, абсолютно такой же, как другой, бубня на холостых, стоял во дворе Кремля, а второй – у собора Василия Блаженного. Этот дублировал первый и наоборот. Каждый пассажир автобуса имел на всякий случай замену (дублера) в резервном. Если Ему захочется говорить со специалистами, талантливыми учеными, молодежью – они будут под рукой, срыва не произойдет. Прежде чем попасть в автобус, каждый проходил экспресс-диспансеризацию. В соборе Василия Блаженного расположилась авторитетная медицинская часть, пристально осматривающая всех, кто не имел допуска и был вызван в Кремль по необходимости. После тщательного врачебного осмотра в специальной комнате каждого догола раздевали и ставили под синюю лампу, чтобы на теле ни одной вредоносной микробы не осталось. Перед обеззараживанием заставляли снимать даже идентификационную табличку на цепочке, а ее ни при каких обстоятельствах снимать не позволялось, потому что без такой таблички ты сразу превращался в ничто, без имени, без звания. Одежду тоже обрабатывали как положено, сначала дымом, а потом едкой химией. Пройдя полное очищение и получив продезинфицированные вещи, посетитель допускался в Кремль. Однако в этот раз двоих, с очень бледными, изможденными лицами, из медкомиссии выпихнули в шею.

– Рановато вам, ребята, с таким здоровьем в Кремль соваться! Сначала оздоровитесь, по морозцу трусцой побегайте, на турнике подкачайтесь, каждое утро по двести приседаний – прыг, скок! прыг, скок! – да по сто раз на каждой ноге, чтобы пот поры пробил, чтобы на лице улыбка торжествующая засияла, чтобы щеки огнем здоровым заполыхали, а уж после этого в автобус лезьте! – выпроваживая болезных из здания поликлиники, приговаривал усатый вахтер.

– А ты, морда, куда смотрел?! – глядя на старшего по автобусу, зло сплюнул видный мужчина с набриолиненным проборчиком. – Откуда здесь эти доходяги взялись?! Прозевал?! – и пригрозил здоровенным кулаком. – Так бы и въебал промеж глаз!!!

Строго в Кремле.