Часы на Спасской башне, переливаясь мерцающими радужными огнями, подобными отблескам северного сияния, осветили два ближайших переулка, часть Калининского проспекта и начало улицы Грановского. Еще одна рабочая неделя началась. Еще один вымпел на кремлевской стене возвестил об открытии очередного стратегического проекта. В роддомах столицы в этот час появилось на свет сто пятьдесят два малыша. По просьбе родителей семьдесят семь мальчиков нарекли именем Лун, семьдесят пять девочек получили имя Луна. По случаю старта нового госпроекта у Мавзолея на Красной Площади прошел многотысячный митинг. Его открывал и закрывал Сергей Тимофеевич. Докладчиков было восемьдесят пять, и каждый жестикулировал на совесть. Виртуозными, харaктерными движениями выступающие давали понять, как важен лунный проект для человечества, какая значимая польза получится при освоении далекой Луны. Под конец митинга вспыхнуло многоцветие салюта. Мерцая и переливаясь, свечение озарило город, захлестнув темноту торжеством и величием Родины. Запрокинув головы, люди застыли в немом восторге. Когда дым от залпов рассеялся, на подсвеченном мощными прожекторами небе двадцать два моторных аэроносителя развернули огромное полотнище с Его моложавым, всегда уверенным лицом. От порыва ветра гигантское полотно с изображением Вожатого шевелилось, и казалось, что Он улыбается нам, стоящим внизу, и ничто не скроется от Его пристальных, мудрых глаз.
В тот день на Красной Площади побывало немало иностранных туристов и зарубежных корреспондентов. На память о посещении Москвы доверенные лица Главинтуриста вручили гостям города нагрудные значки с Его волевым профилем, выполненным из чистого золота, проголодавшимся раздали бутерброды с осетриной холодного копчения, завернутые в хрустящую пергаментную бумагу, выдали бесплатные пригласительные в Большой и снабдили обязательными планами центра с жирно выделенными красными маршрутами, по которым иностранцам разрешалось ходить. Только интуристам позволяли смеяться и в голос разговаривать на улице, только они пока не носили бесшумных калош и тесных намордников и не научились, как мы, улыбаться одними глазами, распознавая настроение встречного по осанке и морганию ресниц. Но это было лишь "делом времени". Так обещал Он. А все, что Он обещал, обязательно сбывалось. И когда иностранцы толпились, разглядывая Его величественные монументы, сотрудники Органов – органавты бесстрастно отсекали от них всех наших, а если кому-то все-таки удавалось приблизиться к группе туристов, такого гражданина брали в "коробочку", лишая возможности слушать. После "коробочки" уши ныли целую неделю и их то и дело приходилось продувать носом, как делают пловцы-ныряльщики. "Коробочка" еще долго давала о себе знать. А что делать – улица! Именно на улице особенно сложно поддерживать надлежащий порядок, именно там труднее всего сохранять тишину.
Театр мимов давал в Большом очередное эпохальное представление. В спектакле было занято около трехсот артистов, два оленя и белоснежные голуби.
8
Утро туманное, утро тревожное. В кабинете на Мытной, в кряжистом тридцатидвухэтажном здании с облицованным шершавыми глыбами розового гранита цоколем, люди в темных костюмах, при галстуках обсуждали новое задание – создать машину для Луны, такую, чтобы она могла свободно передвигаться по далекой лунной поверхности. Макет поверхности Луны, выполненный из картона, занимал пол секретной лаборатории.
– Вот тебе на! По Луне ездить?! Кому это понадобилось?! – переглядывались сотрудники.
– Кому? – медленно протянул тот, кто занимал табурет у двери, – не твово ума дело! Может, Сам на ней поедет! – и он показал глазами на Портрет.
Весь отдел затрясся от смеха.
– Сам! По Луне! – беззвучно покатывались ученые. – Он только по Кутузовскому и по Рублевке ездит!
– Хватит! Работать! – пригрозил строгий голос с табурета, и сотрудники углубились в работу.
Разносчики приказов сбились с ног, шныряя по коридорам секретного Конструкторского бюро на Мытной, столько распоряжений поступало сверху. Курьер помоложе, со свежими циркулярами под мышкой, сигая через две ступеньки, всякий раз натыкался на уборщицу Нюру, которая мыла лестницу, и чуть было не опрокинул ведро с грязной водой. Намордник на лице мешал отругать глупую бабу, а Нюра в ответ панически крестилась и громко охала.
– Куда летит, окаянный! Ну видит же, что мою, а он, как юла заводная, – прыг да прыг!
Лифтами в здании КБ предпочитали не пользоваться в целях экономии электроэнергии. Чем больше электроэнергии сэкономим, тем больше продадим за границу, а чем больше продадим за границу, тем ощутимей выгоду получит казна, а чем ощутимей выгоду получит казна, тем сильней и могущественней станет государство, а значит, и мы заживем гораздо лучше и замечательней.
С КБ на Мытной, собственно, и начиналась космическая наука. Все этажи здесь были заняты учеными. На одном – кандидаты наук генерировали идеи, на другом – доктора наук их домысливали; на остальных этажах профессора с лауреатами, почесывая умные головы, рассчитывали предельные нагрузки и готовили рабочие чертежи. А на первом этаже, как положено, расположились проходная, гардероб и всеми обожаемая столовка. Словом, предприятие как предприятие.
9
Николай Иванович пришел домой поздно. Поужинал, принял душ, насвистывая в неряшливой, узкой ванне, и как подкошенный рухнул в постель. Ему жутко хотелось спать, но сон не шел – нестерпимо ныли руки. Целый день мастер хуячил листы железа, молотком, со всей дури. Хотел поскорее сделать чертову будку-шкаф для хранения инструментов, а то проклятые инструменты как попало валялись по цеху, неуклюже лезли под ноги, а когда надо – хер их найдешь! После бесцельных поисков ключа на шестнадцать Николай Иванович так расстроился, что задумал смастерить удобный шкафчик для инструментов, в рост высотой, с полками, как положено, и, главное, с навесным замком, и тут же принялся дубасить молотком по железу, чтобы железные листы перед сваркой стали ровнее и выглядели не такими уродливыми.
– Все-таки шкаф делаю, – бормотал он. – Хорошо, что у нас никто ничего не пиздит! – размечая железо, бурчал Николай Иванович. – Ну что, что беспорядок в цеху? – работая с линейкой, продолжал размышлять он. – Плохо, но не смертельно! Сейчас шкаф этот, сраный, добью и все, на хуй, в шкаф! Будет порядок! – повысив голос, закончил слесарь.
Он аккуратно разложил на полу до неузнаваемости избитые, практически идеально ровные железные листы и, надев защитную маску, начал варить. Веселые искорки от сварочного аппарата сыпались в разные стороны. Николай Иванович прихватывал железо и по-детски радовался очертанию будущего шкафа. Под конец смены от работы отвлек Михалыч, он, грызя ногти, сообщил, что завтра первым поездом завод уезжает в Москву.
"Чего это вдруг – в Москву? – задумался Николай Иванович. – Зачем понадобились?"
В конце концов он громко храпел в собственной кровати, подперев неудобную подушку кулаками, но это не мешало мастеру спать как убитому – так умаялся за день, и неудивительно, ведь с железом работал! Прямо над кроватью, со стены, на него доброжелательно взирало сердечное лицо Вожатого. Он улыбался Николаю Ивановичу, а Николай Иванович бесхитростно похрапывал в ответ.
10
Сергей Тимофеевич пригласил зама-Кольку и пять самых доверенных, самых знающих специалистов министерства, тех, с кем начинал работать еще в далеком сто пятьдесят седьмом. Эту проверенную пятерку Министр дополнил двумя помоложе, до мозга костей технарями, до маразма зацикленными на науке, следовательно, подвоха ждать от них не приходилось. В огромном министерском кабинете было даже уютно, на всех окнах приспущены элегантные французские шторы, невесомыми белоснежными сборками оттенявшие массивную дубовую мебель, обитую приятной коричневой кожей с золотым тиснением. Присутствующие нервничали, да и сам Министр почему-то не мог успокоиться, все время расхаживал мимо принесенной в кабинет черной грифельной доски, на случай, если кому-то из присутствующих захочется блеснуть формулой или эффектным графиком. На длинный стол выставили несколько бутылочек "Кремлевской" и подали бараночки. У большого руководства всегда так полагалось, однако бараночки здесь были не такие изящно продолговатые, как в Кремле, и совершенно без мака. На стол хотели поставить еще изюм с орешками, но Министр злобно махнул рукой и тарелочки с лакомствами исчезли, не успев появиться перед глазами собравшихся. Участники совещания стоя прослушали Гимн, после чего расселись за необъятным столом, во главе которого возвышался Сергей Тимофеевич.
– Поближе, поближе подсаживайтесь! Нечего с краев жаться! – велел Министр.
Помощник зарядил слайдоскоп и стал проецировать на экран слайды, сначала с изображением лунной поверхности, а потом искусственной, в точности повторяющей лунную. Эту искусственную поверхность создали в КБ Иванова на Мытной.
– За один день сработали! – похвалился соседу мужчина в клетчатом пиджаке. Он и оказался Ивановым с Мытной, точнее Ивановым-24. Все секретные ученые такого высокого ранга звались Ивановыми и отличались лишь цифровым индексом, приставленным к фамилии.
– Здорово! – разглядывая искусственную поверхность, отозвался сосед Иванова-24, Иванов-11.
– Вот что, ребята, – показав рисунок луномашины, проговорил Сергей Тимофеевич, – начинаем строить Луноход, такой, как видите на картинке.
Все заинтересованно подались вперед.
– С чего начнем?
Ближе к Министру, сразу за замом-Колькой, сидел очень толстый пожилой человек с залысинами, одетый в светлый мешковатый костюм, украшенный красным, в белый горошек, галстуком. Этого полного мужчину отличали еще унылые усы, сиротливо свисающие вниз, и платочек в цвет галстука, выглядывающий из нагрудного кармана пиджака. Человек этот негромко кашлянул в кулак и, не поднимая глаз, заговорил: