- Вот она, вот Васили! - осклабился он в добродушной усмешке, едва заслышав веселый голос "великого тойона", вползавшего на карачках в шалаш. Шалаш был раскинут на огромных китовых ребрах - трофеях Василия в морской охоте.
- Когда ты, Василий, по-людски жить начнешь, в избу переселишься? Даже за малиной не полез бы в твою берлогу, кабы не дело, - кряхтел и шутил Шелихов, пользуясь любым поводом донять алеута.
Но Василий лишь смеялся.
Алеуты быстро оценили огнестрельное оружие и бытовые преимущества жизни русских: пуля догоняла и укладывала недосягаемого для стрелы зверя; русские прядевые неводы извлекали из океана и рек горы рыбы, - алеуты ее прежде ловили примитивной удой с костяным крючком, или били острогой, или вылавливали плетенной из веток ивняка волокушей. Китайский прессованный чай с леденцами, привезенный русскими, пришелся алеутам необыкновенно по вкусу. Покуривая русскую махорку, можно было спокойно обдумывать мысли, а "вотка", чудная водка - хлебнуть ее, правда, удавалось редко и не всем - казалась напитком богов! Была еще баня - баня "касяков", - когда попадешь в ее жаркую паровую стихию после дня и ночи, проведенных в холодном тумане на волнах океана, все забудешь! И русские не запрещали входить в нее, наоборот - зазывали и уговаривали бывать в этой бане почаще. Все у "касяков" было чудно и приманчиво, и только их жило-изба противна алеутам.
- Везде твердо - дерево, много пустоты - до потолка головой не достанешь, а воздуху нет - не провевает… Не подходит нам ис-ба! - отрицательно мотали они головами, отказываясь покинуть свои глубокие зимние землянки и летние шалаши.
Шелихову никак не удавалось переселить алеутов в избы, но он и не торопился с этим, ждал - сами убедятся в удобствах деревянных изб. А пока без смущения заползал в их грязные, убогие норы и с завидной легкостью и ловкостью, усвоенными в разъездах по глухим дебрям Сибири, приспособлялся здесь к обычаям первобытных людей. Сидя на корточках и даже не морщась от смрада и грязи туземного жилья, он часами вел с ними разговор.
- Ну, повтори, Василий, еще раз то, что намедни рассказывал ты о кенайской стороне, о кенайцах и о русских, кои там жили и нашли конец своего живота, - сказал Шелихов, отведав рыбьего жиру с кислой ягодой шикшей, этого первого угощения, которым встречали почетного гостя.
- Васили будет сказать, но слова здесь… прилипли слова, не могут выходить, - еще раз осклабился алеут и помял себе пальцами горло.
- А-а, - понимающе отозвался Шелихов, - прилипли, говоришь? Ну, так на, возьми, опрокинь и выпусти слова! - Григорий Иванович вытащил из-за пазухи штоф, налил объемистую раковину-чашку и протянул ее алеуту.
После повторного прополаскивания горла водкой Ва-шели без труда стал находить русские слова. Он рассказывал о сильном племени индейцев-тлинкитов. Тлинкиты появились на берегах океана в давние времена, придя откуда-то из глубины материка. Они осели на выбежавшей в море земле Кенайского полуострова, а коняг согнали в море, на остров Кыхтак.
- Отец моего отца рассказывал нам о кровавых войнах с кенайцами, но вот уже сколько лет назад море легло между нами и смыло кровь и вражду… В Кенайской земле много черного камня, камень этот горит в огне и становится желтым, как солнце в зимний день. Только солнце, ты знаешь, зимой не греет, а черный камень дает тепло…
- Уголь, земляной уголь?! Ты не врешь, Василий?! - воскликнул Григорий Иванович, не выдержав роли бесстрастного собеседника.
Шелихова давно пленяла мысль о приспособлении угля - земляного топлива - к рудоплавлению. Он еще на Камчатке слышал от спутников морехода Кука, будто добротные железные и чугунные части в оснастке кораблей выплавлены именно на земляном угле, они так называли эту штуку - coal. Шелихов не знал, верить или не верить "мошенникам" англичанам, пока не доведался, что до этого дошли и в России - на Урале и в Колывани, на Алтае.
- А золото, золотишко у них есть? - нетерпеливо спросил Шелихов, весь подавшись к Ва-шели.
- Золото? Какое оно, зо-ло-то? - осторожно переспросил алеут. - Его пьют, едят?.. Оно греет?
- Э-эх… моржовая голова! Не понимаешь? - досадливо поморщился Григорий Иванович. - Золото… желтое, сверкающее, как солнце зимой…
- Не греет?! - пренебрежительно протянул алеут, но тут же, чтоб не умалить своих знаний о богатстве Кенайской земли, добавил: - Есть… есть и такое - желтое и холодное…
Василий вспомнил блестящие колючие куски самородной меди. Их кенайцы давали кыхтаканцам в обмен на китовый жир, а кыхтаканцы, не владея, как и кенайцы, искусством обработки металлов, дарили эти медные кусочки женщинам на украшение.
Захваченный мыслью о скрытом в недрах Кенайской земли богатстве на уже близком - рукой подать - материке Америке, Григорий Шелихов загорелся желанием как можно скорее сделать разведку и поведал об этом своему надежному советчику, старому партовщику Самойлову. Самойлов выслушал Шелихова и многозначительно оказал:
- Не присоветую, Григорий Иваныч, золота искать, а паче того копать. Золотом, если найдешь его, человека в людях убьешь. Золото лихорадит человека, и рука за нож хватается. Золото ты найдешь - тебя, первого добытчика, и убьют…
Увидев недоумение и задорно поднятый кулак Шелихова, Самойлов пояснил:
- Беспременно убьют. За что? За то, что пай твой и купцов, компанионов твоих, нестерпимо велик покажется. Так уж повелось среди златоискателей… А на кой ляд тебе ради компанионов со смертью в пятнашки играть! Земляной уголь - это я понимаю: хочешь руду плавить, корабли крепкие строить, торговать железом будешь. Прибыток с торговли - не то, что фартовое золото, под смерть не подведет…
При разговоре присутствовала и Наталья Алексеевна. Она, вопреки принятому обыкновению не возражать мужу при посторонних, тоже решительно восстала против его золотоискательских намерений.
- Хватит с нас пушнины, и та кровью обрызгана, - сказала она. - Не пущу тебя в Америку золото искать, Гришата. И земляного угля тебе не надо! Леса вокруг непроходимые, неистребимые, а тебе на каменье чугун плавить занадобилось… Подумал бы лучше, Гришанька, не пора ли из этой проклятущей земли домой подобру-здорову возвращаться? У людей от оскомы щеки запали… Да, да, не пущу, вот тебе и весь сказ!..
Григорий Иванович долго еще обдумывал их доводы, а обдумав, охладел к поманившему его огоньку "фартового" золота. "Восемь десятых моей удачи оторвут Голиковы и Лебедев, а труды да кровь и впрямь окажутся полностью на мне да на людях моих… Не стоит в самом деле с золотишком путаться! А вот мужика, пахаря да добытчика, с купцом-промышленником допустить сюда мочно", - утвердился наконец в своем решении Григорий Шелихов.
- Ладно! - сказал он жене и Самойлову, возвращаясь как-то с берега от больших многолючных байдар, которые подготовлял к плаванию на материк. - Отговорили! Золота искать не буду, а на материк все же сплаваю… Я не Кук, про меня не скажут: "Чего ж ты, до Большой земли дошел, а на землю не сошел?" Сойду, огляжу и город заложу, пусть такой-разэтакий Славороссийск в Новом Свете красуется! Время придет, люди спросят: "Кто город срубил?", а века ответят: "Григорий Иванов Шелихов со товарищи!"
- Ни слова всуперечь! - сурово предупредил Шелихов возражения Самойлова и жены. - А ты, Константин Лексеич, отпустишь со мной фальконетишко самый дрянный да снарядов с десяток… Ей за нас и страха не будет! - кивнул он в сторону жены.
Наталья Алексеевна и Самойлов в этот раз не возражали, поняли, что решение упрямого "шкипера" окончательное.
Через несколько дней Шелихов на шести больших байдарах - в каждую было посажено по пять добытчиков - отплыл на восток к Большой земле. Дойти до нее на веслах, по расчету Ва-шели, взятого проводником и толмачом экспедиции, можно было только за два дня и две ночи беспрерывной гребли. Но это никого не пугало, так как, по совету Ва-шели, Шелихов отобрал каюров-алеутов из таких людей, которые уже не раз в жизни выдерживали в однолючной байдаре трехдневный шторм в открытом океане.
Перед отплытием Григорий Иванович снова оказался застигнутым врасплох женой, так, как и в Охотске. Будучи на берегу в толпе провожавших, Наталья Алексеевна воспользовалась отсутствием мужа, занятого установкой на срединной байдаре тяжелого фальконета, и молча забралась в люк головной байдары. Григорий Иванович заприметил под камлеей сидящую к нему спиной фигуру жены только тогда, когда, столкнув свою байдару с берега, стал усаживаться в кормовой люк. Рискуя опрокинуть шаткую байдару, он схватил за капюшон камлеи и, запрокинув голову жены, увидел сияющие звезды - молебные глаза Натальи Алексеевны.
- Полоумная! - вскричал он, табаня байдару. - Куда? На смерть?!
- На жизнь с тобой, Гришата, и на смерть, ежели суждено… Нишкни! - приложила она палец к губам. - Вернешься высадить - удачу потеряешь…
- Вперед! - еще громче крикнул Шелихов. Он верил в свою счастливую звезду, которой давно уже стала для него Наталья Алексеевна.
В пути, наблюдая, как согласно и неутомимо работала его Наталья лопатистым веслом, Шелихов ощутил прилив гордости за жену пред товарищами: она ни в чем не уступала прославленным алеутам-байдарщикам.