- И почему это делает из меня янычара?
- Когда новобранец принимает присягу и становится ёни-ёлдаш - это низший чин, - у него на руке выжигают номер казармы, чтобы знать, к какой сеффаре он принадлежит и какой баш-ёлдаш за него отвечает.
- Ясно. Сочли, что я из седьмой казармы некоего османского гарнизона.
- Совершенно верно. А поскольку ты был явно не в себе и никуда, кроме как на галеры, не годился, тебя решили оставить тутсаком, невольником, пока не умрёшь или не придёшь в рассудок. В первом случае тебя бы похоронили как янычара.
- А во втором?
- Это ещё предстоит узнать. Тогда мы считали, что имеет место первый случай. Поэтому мы отправились за городскую стену на кладбище оджака.
- Можно ещё разок?
- Оджак, или, по-нашему, очаг - турецкий янычарский орден, созданный по подобию мальтийского.
- Вот этот малый, который идёт, чтобы огреть нас "бычьим хером", принадлежит к очагу?
- Нет. Он служит у корсара, владельца нашей галеры. Корсары - ещё одно совершенно отдельное сообщество.
После того, как турок несколько раз вытянул Мойше и Джека "бычьим хером" и отправился вразумлять других невольников, Джек попросил Мойше продолжить рассказ.
- Мы с ходжой-эл-пенджиком отправились на кладбище. Мрачное это место, Джек: бесчисленные гробницы, по большей части в форме перевёрнутых скорлупок, призванные напоминать становища юрт в Трансоксианской степи - прародине, по которой до сих пор тоскуют все турки, хотя, если она и впрямь так выглядит, я их не понимаю. Тем не менее, мы час бродили среди каменных юрт, ища твоё тело, и уже собирались поворачивать вспять, когда услышали глухой голос, выкликающий какие-то не то заклятия, не то пророчества на неведомом языке. Так вот ходжа-эл-пенджик и без того был на взводе - бесконечная прогулка по кладбищу навела его на мысли о демонах, ифритах и прочей нечисти. Когда он услышал твой голос, несущийся, как мы скоро поняли, из мавзолея убиенного аги, он едва не припустил к городским воротам. Однако под рукой был не просто невольник, а и еврей в придачу, поэтому меня отправили в гробницу - посмотреть, что будет.
- И что же?
- Я нашёл тебя, Джек. Ты стоял в жутком, но восхитительно прохладном склепе, молотил по крышке саркофага, в котором покоится ага, и повторял какие-то английские слова. Смысла их я не понял, но звучали они примерно так: "Эй, любезный, принеси-ка мне кружечку твоего лучшего портера!"
- Я точно был не в своем уме, - пробормотал Джек, - ибо в таком климате куда лучше светлое пльзеньское.
- Ты был по-прежнему шалый, но я заметил в тебе искру, какой не видел уже год или два - уж точно с тех самых пор, как нас продали в Алжир. Я подумал, что жар лихорадки вкупе с палящим солнцем, на котором ты пролежал несколько часов, выгнал французскую хворь из твоего тела. И впрямь с тех пор ты день ото дня становишься всё вменяемее.
- И как всё это воспринял ходжа-эл-пенджик?
- Ты вышел голый и красный от солнечных ожогов, как варёный рак, и тебя приняли за некую разновидность ифрита. Надо сказать, что турки страшно суеверны и особенно боятся евреев. Считается, будто мы обладаем некими оккультными способностями, и каббалисты в последнее время немало потрудились для укрепления этой веры. Тем не менее, скоро всё прояснилось. Наш хозяин получил сто ударов по пяткам палкою толщиной с мой большой палец, а затем его раны полили уксусом.
- Н-да, я бы предпочёл "бычий хер"!
- Надеются, что через месяц-другой хозяин сможет стоять. А тем временем мы пережидаем равноденственные шторма и приводим в порядок нашу галеру, как ты и сам видишь.
По ходу рассказа Джек косился на других галерников и видел невероятное смешение рас. Здесь были негры, европейцы, евреи, индусы, азиаты и множество других, незнакомых ему народностей, однако никого из команды "Ран Господних".
- А что с Евгением и мистером Футом? Выражаясь поэтически: получено ли за них страховое вознаграждение?
- Они на левом весле. Евгений гребёт за двоих, мистер Фут не гребёт вовсе, поэтому в контексте хорошо управляемой галеры они практически неразделимы.
- Так они живы?
- Живы и здравствуют - ты увидишь их позже.
- Почему они не отскабливают ракушки вместе со всеми? - обиженно поинтересовался Джек.
- Зимними месяцами в Алжире, когда галеры не выходят в море, гребцам дозволяется - нет, горячо рекомендуется - заниматься отхожим промыслом. Хозяин получает долю от заработанного. Те, кто ничего не умеют, отскабливают ракушки.
Новость эта Джека не обрадовала, и он накинулся на ракушки с такой злостью, что едва не врубился в корпус галеры. Немедля последовал нагоняй - не от надсмотрщика-турка, а от приземистого рыжего невольника, работавшего рядом.
- Мне плевать, ты правда тронутый или только прикидываешься, но обшивку изволь беречь, не то нам всем крышка! - гаркнул тот на английском пополам с голландским. Джек был на голову его выше и собрался уже воспользоваться своим преимуществом, но рассудил, что надсмотрщик, который лупит за простой разговор, вряд ли одобрит потасовку. Кроме того, за спиной у рыжего голландца стоял довольно крупный детина и поглядывал на Джека с той же брезгливой недоверчивостью. Детина смахивал на китайца, хотя не выглядел ни щуплым, ни забитым. И он, и голландец казались мучительно знакомыми.
- Эй, малый, потрави-ка немного! Ты не хозяин, не капитан. Что нам за дело до какой-то царапины - лишь бы на плаву держалась!
Голландец недоверчиво помотал головой и вернулся к ракушке, которую отсекал от галеры с тщательностью эскулапа, удаляющего мочевой камень эрцгерцогу.
- Спасибо, что не устроил сцену, - сказал Мойше. - Нам, на правом весле, важно поддерживать мир.
- Эти двое гребут вместе с нами?!
- Да, а пятый в городе, занят собственным промыслом.
- Так на кой нам хорошие с ними отношения?
- Помимо того, что мы восемь месяцев в году сидим на одной скамье?
- Да.
- Мы должны грести слаженно, чтобы сохранять паритет с левым веслом.
- А если мы не будем грести слаженно?
- Галера начнёт…
- Кружить на месте, понятно. А нам-то что?
- Помимо того, что нам спустят шкуру "бычьим хером"?
- Я так понимаю, это само собой.
- Гребцы подобраны друг к другу. Покуда мы гребём наравне с левым веслом, мы составляем комплект из десяти невольников. В таком качестве нас продали нынешнему хозяину. Однако если Евгений и его товарищи по скамье начнут грести сильнее, нас разделят - твои друзья окажутся на разных галерах либо даже в разных городах.
- И поделом им.
- Извини, не понял.
- Нет, это ты меня извини, - сказал Джек, - но мы ишачим здесь, на этом вонючем берегу. Ладно я - чокнутый бродяга, но ты, судя по всему, - образованный еврей, голландец - явно корабельный офицер, и бог его знает этого китайца…
- Вообще-то он японец, воспитанный иезуитами.
- Отлично: всё к одному.
- К чему же?
- Чем Евгений и мистер Фут лучше?
- Они создали своего рода предприятие, в котором Евгений - рабочая сила, а мистер Фут - руководство. Чем именно они занимаются, объяснить трудно. Позже сам увидишь. А пока важно, чтобы вся десятка оставалась вместе!
- За каким лешим тебе это надо?
- Просидев несколько лет на галерной скамье, я втайне составил план, который принесёт нам десятерым богатство и свободу, хотя не обязательно в такой последовательности, - сказал Мойше де ла Крус.
- Предусмотрен ли планом вооружённый мятеж? Поскольку…
Мойше закатил глаза.
- Я просто силюсь вообразить, какая роль может быть отведена мне в плане - если, разумеется, он составлен не сумасшедшим.
- Этот вопрос я до сегодняшнего дня сам частенько себе задавал. Признаюсь, в ранних версиях плана предполагалось как можно раньше выбросить тебя за борт. Однако сегодня, когда с трехъярусных батарей Пеньона и грозных башен касбы прогремели полторы тысячи выстрелов, сдаётся, в твоей голове расчистились последние заторы, и ты окончательно пришёл в рассудок - или, во всяком случае, почти пришёл. Теперь, Джек, у тебя есть своя роль в плане.
- И мне её откроют?
- Ты будешь нашим янычаром.
- Я не…
- Погоди! Видишь того малого, который отскребает ракушки?
- Которого? Их тут добрая сотня.
- Высокий, похож на араба с примесью негритянской крови - то есть египтянина.
- Вижу.
- Это Ниязи с правого весла.
- Он - янычар?
- Нет, но довольно среди них прожил и покажет, как себя вести. Даппа - чёрный, вон там - научит тебя нескольким турецким словам. А Габриель - японский иезуит - отменный фехтовальщик. Он быстро тебя поднатаскает.
- А зачем по плану нужен лжеянычар?
- Вообще-то нужен настоящий, - вздохнул Мойше, - однако выбирать не приходится.
- Я так и не получил ответа на свой вопрос.
- Позже - когда соберёмся все вместе.
- Ты говоришь, как придворный, сладкими эвфемизмами. Что значит "соберёмся"? Когда нас прикуют за ошейники где-нибудь в тёмных подземельях касбы?
- Ощупай рукой шею, Джек, и скажи, носил ли ты в последнее время ошейник?
- Э… сдаётся, что нет.
- Скоро конец работы - мы пойдём в город и встретимся с остальными.
- Ха! Так-таки прямо и пойдём? Будто свободные?