Костя проснулся сразу же, как только Галина дотронулась до его плеча. Вытянув ноги и опершись на ладони, он сидел на траве и испуганно смотрел по сторонам - никак не мог понять, где он находится.
- Да проснись же, Костя! - тормошила его за плечо Галина. - Нам сейчас надо идти. Ты что так смотришь на меня - не узнаешь?
Цепкая детская память моментально восстановила события прожитого дня и ночи.
Поеживаясь, Костя встал, тревожно огляделся.
- Где Балетка?
- Не знаю. Наверное, удрал куда-то раздобывать пищу. А вообще-то, Костик, давай оставим его здесь. Он не пропадет. Добрые люди накормят его. Вон их сколько. Мы только измучаем его.
Костя горько вздохнул и ничего не ответил.
Сон Степаниды Архиповны был чутким. Она проснулась, как только услышала голос Галины.
- Ну что, доченька?
- Поезда не скоро будут - пути разбиты. Придется выбираться отсюда на машинах.
- А где они, машины-то?
- Комендант велел идти к военкому города. Говорит, сегодня будут отправлять детдомовских детей. Ну и наших заодно, может, прихватят. А там, глядишь, и для нас местечко найдется.
Старуха сделала неловкое движение, пытаясь встать с девочкой на руках, но слабые ноги не слушались. Галина легко подхватила с коленей Степаниды Архиповны девочку и протянула старушке руку.
До военкомата их вызвался проводить без дела слонявшийся по дворику мальчишка лет двенадцати, обросший, грязный, с цыпками на босых ногах. Дорогой он рассказал, что вот уже две недели ходит на станцию встречать мать с отцом, которые десятого июня уехали во Львов, и до сих пор их все нет и нет. Ни самих, ни письма. А уже давно должны вернуться.
- А с кем же ты сейчас живешь?
- А ни с кем.
- А что же тебя мать с отцом не взяли во Львов? - расспрашивала мальчугана Галина.
- А я был в пионерлагере на Черном море, в "Артеке". На город одну путевку дали.
- Это за что же тебе-то? Поди, отличник?
- Нет, я не круглый отличник. Я зимой предотвратил крушение поезда. Об этом даже в "Пионерской правде" писали. Правда, чуть сам под поезд не попал. Только шапку под колеса затянуло.
Кое-где на пыльных, грязных улицах разрывами бомб были вырваны из земли телеграфные столбы. Они лежали поперек дороги и на дощатых тротуарах.
- А вашего щенка утащил цыган, - сказал вдруг мальчишка и взглянул на Костю. и)
- Какой цыган? - Костя остановился.
- Красноармеец. Пути они тут ремонтируют. Самый злой. Я хотел вас разбудить, да побоялся - отлупит.
- А зачем он ему? - спросила Галина.
- А кто его знает? А он такой. На руку нечистый.
- Как же ты питаешься? - продолжала свой paсспрос Галина, время от времени посматривая на исхудалое лицо мальчишки с большими впалыми глазами, в которых затаилась недетская усталость.
- Соседка иногда приносит еду. Но они сами собираются в эвакуацию.
- И ты с ними?
- Нет, я буду ждать папку с. мамкой. С запада поезда идут. Должны же они когда-нибудь приехать. Говорят, на западе с билетами плохо.
- А откуда ты знаешь, что с билетами там плохо? - спросила Галина, а сама подумала: "Наверное, его утешил кто-то надеждой, хотя тут дело, может быть, и посерьезней. Пока в городе работают и почта и телеграф. Не в первый же день немцы взяли Львов. Тут наверняка случилось что-то …"
Дорогой девочка проснулась. Не сразу поняла, почему ее несет на руках чужая женщина. Ища кого-то глазами и не находя, заплакала. Галина принялась успокаивать ее.
Оставшийся путь до военкомата девочка шла пешком, уцепившись за палец Галины. Боязливо поглядывая по сторонам, своим детским умом девочка старалась понять, что случилось в ее жизни, почему все так внезапно изменилось.
- Где мама? - захныкала девочка и принялась пухлой грязной ладошкой размазывать по щекам слезы.
От кого-то Галина слышала или где-то читала, что смерть близких дети, по своей несмышлености, переносят гораздо легче, чем взрослые, так как многого еще не понимают.
И когда девочка, хныча, снова позвала маму, Галина остановилась и, склонившись над ней, ответила внешне спокойно и твердо, хотя это кажущееся спокойствие стоило ей большого душевного напряжения:
- Олечка, твоя мама умерла… Ты же сама видела, мы вчера ее похоронили у дороги, где пашу машину разбомбили немцы. Ты это помнишь?.. Ведь ты не забудешь, где погибла твоя мама?
- Нет, не забуду… Они плохие… Они стреляют… - картавила девочка. - Мы больше туда не поедем, там страшно…
- А ты не забудешь, Олечка, где похоронили твоего братика?
- Его положили с мамой.
- Запомни это, Оленька, на всю жизнь: братика твоего и маму похоронили у дороги, в одной могиле. - Галина говорила с трудом, ее душили подступавшие к горлу спазмы.
Когда свернули в переулок, мальчишка остановился и пальцем показал на приземистый кирпичный домик:
- Вот военкомат… А я живу вон там, в Кузяевской слободе. - Мальчишка был рад, что сослужил доброе дело, и теперь не знал, что ему дальше делать: идти со своими подопечными в военкомат или возвращаться на вокзал.
- Ты сегодня ел, мальчик? - спросила Галина, заметив, что лицо их проводника вдруг заметно погрустнело.
- Да еще рано… - под нос себе буркнул мальчишка. - Сейчас в "Артеке" еще спят.
- А вчера когда ел? - допытывалась Галина.
- А я ем с солдатами… Они сегодня ночью такую бомбу неразорвавшуюся нашли, что даже подходить к ней боятся. Саперов ждут.
Военкомат размещался в старом, приплюснутом к земле домишке, построенном не одно и не два столетия назад. На небольшом захламленном дворе военкомата к коновязи были привязаны три оседланные лошади. Под телегами, у колес, роясь в конском навозе, рыскали вездесущие воробьи, ничуть не боясь лошадей, которые смачно похрустывали овсом. В самом углу двора стояла видавшая виды, обшарпанная, до самой крыши кабины в ошметках высохшей серой грязи, старенькая полуторка, под которой на спине лежал с разводным ключом в руках шофер. Время от времени, дрыгая ногами, он на чем свет стоит костил кого-то.
У дверей военкомата Галина оглянулась. Следом за ними, отстав шагов на пять, понуро плелся их поводырь. Чем-то он напомнил ей в эту минуту отставшую от своего хозяина и заблудившуюся собачонку, которая увязалась за случайными прохожими, обласкавшими ее, и никак не хочет отстать от них даже тогда, когда ее отгоняют.
- Ты куда? - спросила Галина и тут же в душе усовестилась за равнодушие своего откровенно прямого вопроса.
Мальчик стыдливо склонил голову и пожал худенькими плечами. Грязная рубашка- на локтях была порвана и кое-где вымазана в дегте.
- Да не знаю… Наверное, на вокзал пойду… Может, сегодня поезд из Львова придет.
- Я даже не спросила - как тебя зовут?
- Володя.
- Спасибо, Володя, что довел нас. А то без тебя мы плутали бы.
Галина достала из кошелька пятирублевую бумажку ж протянула ее мальчишке.
Мальчик стыдливо вспыхнул и отступил.
- Зачем?.. Я вас вел не за деньги.
- Да я не за то, что ты нас довел, я просто так… Чего-нибудь купишь в магазине. Возьми. На хлеб и на конфеты. Ну чего застеснялся, глупенький?
Некоторое время мальчик колебался, потом, поборов смущение, взял пятерку и крепко зажал ее в грязной, ладошке.
- Спасибо… - Опустив голову, он повернулся и как побитый, сутулясь, вышел со двора военкомата.
- Господи, кругом одни слезы, - со стоном выдохнула Степанида Архиповна. - Сердцем чую - не дождется он матери с отцом.
В коридоре военкомата, пропахшем махоркой и потом, толпились мобилизованные. Это были люди разных возрастов.
В комнате справа работала медицинская комиссия. Галина поняла ото по белым халатам молоденьких медсестер, вошедших туда.
У кабинета военкома стояла очередь. Узнав, что военком у себя, Галина пристроилась к хвосту очереди. Рядом с мужчинами, вызванными по мобилизационным повесткам, тут же, каменея в горестном молчании, стояли заплаканные жены и матери. Кое-кто приехал в военкомат с детьми.
Приема у военкома прождали больше часа. Когда Галина с детьми и старухой вошла в кабинет, майор уже собирался уходить. Куда-то, видно, очень торопился. Галина с трудом упросила выслушать ее.
- Так что вы от меня хотите?!
- Пристроить детей и, если можно, помочь нам, жене командира и матери, выехать на восток.
- Первое - попытаюсь. Сегодня во второй половине дня эвакуируем детдом. Напишу директору записку, попрошу, чтобы детей приняли. А с вами… - Военком безнадежно пожал плечами. - Даже не знаю, что делать.
Зашевелился весь город. С транспортом - совсем труба. Не на чем вывозить банковские ценности и городской архив. Райком партии, обещал к обеду подогнать из деревень несколько машин. А сейчас - вон видите, - Майор в окно показал на двор, где у коновязи стояли оседланные лошади. - Весь наш военкоматовский транспорт.
- Вы обещали написать директору детдома записку. Не будем вас задерживать, товарищ майор, да и дети уже измучились. Почти совсем не спали две последние ночи.
Майор сел за стол и принялся писать записку.
- Фамилия и имя? - спросил он, кинув взгляд на Костю.
- Горелов Костя.
- Что это у тебя под рубашкой краснеет?
Костя смутился. Потупил взгляд.
- Знамя у него, товарищ майор, - ответила за Костю Галина.
- Какое знамя?
- Пионерской дружины военного городка. Мы выезжали последними. Вот Костя и взял знамя, чтобы не досталось врагу.
Военком встал из-за стола, некоторое время удивленно смотрел на Костю, потом подошел к нему и по-отечески похлопал по плечу: