- Это временно, пока отделу не выделят вакансию старшего. Александр Маркович добьется, он на это мастер. А пока ваш оклад согласно тарифной сетке...
- Дело не в окладе, - перебил Нешатов. - Я не знаю, что мне придется делать и способен ли я к этому. И вообще чем занимается ваш отдел.
Ган потер переносицу длинными, тонкими пальцами.
- Что значит старость. Я и забыл, что переговоры велись через Ольгу Филипповну. Вряд ли она могла вам дать четкое представление о тематике отдела. Я постараюсь вам объяснить, - он отключил телефон, встал и открыл дверь в соседнюю комнату: - Лора, дорогая, если мне будут звонить, солгите, что меня нет в институте.
Хорошенькая блондинка с тонко вздернутым носиком на прозрачном, облачно-бледном лице послушно кивнула:
- Хорошо, Борис Михайлович.
При кивке длинные, прямые, почти белые волосы изящно взметнулись и пали вниз; остроконечными пальцами она заложила за ухо отделившуюся прядь. Голосок - музыкальный, со звоночками.
Кроме Лоры, в той, соседней, комнате были еще люди, но Нешатов никого не успел разглядеть. Двое-трое мужчин, женщина в темном, бормотание внезапно прерванного спора...
Ган вернулся к столу и покойно сел. Плавные его движения, носовой голос убаюкивали, нянчили душу.
- В нашем распоряжении около часа. В половине четвертого я зван на некое пустопорожнее совещание. За оставшееся время успею вас ввести в курс дела, разумеется в самых общих чертах.
- Курить можно? - спросил Нешатов.
- А вы разве курите? Напрасно! Нет, вы уж меня извините, я попрошу вас никогда при мне не курить. Я органически не выношу табачного дыма! Правда, почти все мои сотрудники курят, и мне приходится все время открывать форточки, а я простудлив...
Нешатов взглянул на огромную форточку с косым крестом:
- Хорошо, не буду курить.
- Возьмите карамельку, - Ган открыл ящик стола. - Помогает. Когда-то именно так я бросил курить.
- Спасибо. Терпеть не могу сладкого.
- Очень жаль. Ну, так уж и быть, для первого раза курите. Разрушайте свое и мое здоровье. Ведь пассивное курение...
- Не трудитесь объяснять. Курить не буду. Я вас слушаю.
- Итак, Юрий Иванович, в общих чертах о нашей проблематике. Главное направление отдела - разработка новых способов общения человека с машиной, делающих возможным их оперативный диалог...
Нешатов нахмурился:
- Неясно. Пожалуйста, говорите со мной как с круглым невеждой.
- Охотно. Каждый из нас - невежда. Я виноват в том, что воспользовался общепринятым жаргоном, а не точной терминологией. У нас часто ради простоты и краткости применяют к машинам термины из области психологии. Например, сказать "память" проще и короче, чем "устройство для хранения информации". Сказать "общение человека с машиной" проще и короче, чем "передача информации от человека к машине и обратно". В свое время с похожим явлением боролся Павлов, строго запрещая своим сотрудникам говорить "собака думает", "собака чувствует". А вот на нас нет своего Павлова, мы запросто в разговоре очеловечиваем свои машины. Этот психологический жаргон...
- Дело не в жаргоне, - нетерпеливо перебил Нешатов, - и вообще, объявляя себя круглым невеждой, я, кажется, переборщил. Все-таки популярные брошюрки когда-то читал...
- Отлично, - невозмутимо сказал Ган. - Значит, вы знаете, что в настоящее время информация вводится в машину главным образом с помощью перфокарт, перфолент, магнитных лент и тому подобное, а выводится с помощью печатающих устройств. И что на ввод и вывод информации тратится время несравненно большее, чем на сами расчеты...
- Сейчас вы скажете, - перебил его Нешатов, - что все эти устройства служат как бы переводчиками с человеческого языка на машинный и обратно и что наша задача - научиться говорить с машиной без переводчиков?
Ган улыбнулся:
- Вы читаете мои мысли. Именно это я хотел сказать.
- Идея не новая. С этим возились уже лет двадцать тому назад, если не больше, и даже демонстрировали опытные устройства, выполняющие перевод. Я сам когда-то болел той же детской болезнью...
- Именно потому мы вас и пригласили.
- Напрасно. Ничего технически разумного я тогда не сделал. Примерно в то же время над проблемой бились Степанов, Карпов и другие. И тоже дальше эффектных демонстраций не пошли.
- Совершенно верно, - кивнул Ган.
- А как у вас? Неужели за последние годы вы не создали ничего путного, годного не для демонстрации, а для делового, рабочего применения? Так и остались на уровне популярной серии "Хочу все знать"?
- Отлично, одергивайте меня, одергивайте, - с явным удовольствием сказал Ган. - Нашего брата невредно иногда одернуть. Да, к сожалению, в науке есть праздники и будни. Праздник - появление новой идеи. Сама по себе она разумна, вполне осуществима. Сравнительно легко создаются опытные образцы, производящие иной раз огромное впечатление. Кажется, еще немного, и проблема решена. Не тут-то было. Начинаются терпеливые, неблестящие будни, продолжающиеся нередко годами, десятилетиями... Сначала кажется: все ясно, еще поднатужиться, "раз, два, взяли!" - и готово. А мы тужимся-тужимся целые годы, а воз-то, он и ныне почти там, где был. Взять хотя бы пресловутую проблему машинного перевода. Отчетов, научных работ написаны целые горы, диссертаций защищены сотни, а практического выхода почти нет. Но я вижу, что вам все это прекрасно известно и я зря пошел вам навстречу, говоря с вами как с круглым невеждой.
- Знать понаслышке о некоторых идеях - еще не значит понимать вопрос. Журналисты тоже, небось, наслышаны об идеях. Важна не идея, а способы ее осуществления.
- Рассуждаете как инженер. Это хорошо. Некоторые способы у нас намечены. Вы с ними ознакомитесь в рабочем порядке, на самих устройствах. Например, есть у нас неплохая установка для выполнения команд, поданных голосом, в несколько фантастическом оформлении, что даже помогло ей получить медаль на ВДНХ. Автор - Даниил Романович Шевчук. Слыхали такое имя?
- Нет. Учтите, что я несколько лет был оторван от науки, и вообще...
- Да, мы знаем о вашей трудной судьбе, - распустив губы, сказал Ган.
(Далась им эта трудная судьба! Каждый сукин сын берется меня жалеть.)
- Давайте без сантиментов, Борис Михайлович. Кажется, вы готовы в моем лице купить кота в мешке во имя каких-то моих прошлых заслуг, да и, что греха таить, - просто из жалости. Заслуг я не имею, в жалости не нуждаюсь. Знания, какие были (не очень много), я растерял, новых не приобрел. Начинать придется с азов, а память уже не та и здоровье не то. В общем, я вам не нужен.
- Мы знаем, кто нам нужен. Ученых-теоретиков в отделе пруд пруди, а толковых инженеров - раз, два - и обчелся. Идей множество, а доводить их некому. Тот же Шевчук Даниил Романович так и брызжет идеями, а исполнителей нет. Один инженер, да и тот средней квалификации, рвется в науку, хоть за фалды его держи, сдает кандидатский минимум, пишет диссертацию из отходов идей Даниила Романовича... Инженера понять можно: оклад маленький, жена, ребенок, единственный выход - кандидатская. Другой был, очень толковый, - переманили на высшую ставку. Надо бы группу Шевчука укрепить, например, вами...
- Ничего и никого я укреплять не могу. Меня бы самого укрепить...
- Не хотите - не надо. Мы вас торопить не будем. Поработаете, приглядитесь к тематике отдела, к личному составу... Александр Маркович, наш заведующий, не привязывает жестко штатные единицы к лабораториям, позволяет сотрудникам свободную миграцию из одной в другую, лишь бы работали. Вот, например, есть у нас прекрасный специалист Игорь Константинович Полынин, так он вообще не связан ни с одной лабораторией, помогает сразу во всех, хотя формально числится у Дятловой...
Нешатов насторожился:
- Дятлова? Анна Кирилловна?
- Она самая. Ваш бывший научный руководитель. Кстати, она о вас самого высокого мнения, говорит, что в вас не искра божия, а целый божий костер. Наверное, вы хотели бы работать с ней?
Нешатов поморщился. Идти к Дятловой... Только что радовался, что его тут никто не знает... Поистине мир мал.
- Не хотите - не надо, - согласился Ган. - Есть еще три лаборатории, кроме дятловской. Авось направление работ какой-нибудь из них придется вам по душе.
- По душе... Чтобы что-то пришлось по душе, нужно прежде всего иметь это самое... душу.
- А у вас нет? - с любопытством спросил Ган.
- Под сомнением. Скорее всего, нет. Чему вы улыбаетесь?
- Вспомнил эпизод из Салтыкова-Щедрина про лягушкину душу. Не помните?
- Нет, - мотнул головой Нешатов.
- Напрасно. Стариков надо читать, запоминать. В общем, так: у учителя каллиграфии, кажется Линкина, нашли при обыске крамольную книгу "Средство для истребления блох, клопов и других насекомых". Поприжали его. Он с перепугу выдал, чего и не требовали. Сознался во всем. Смотрел, говорит, я однажды у пруда на лягушек "и был смущен диаволом". Дальше дословно: "И начал себя бездельным образом спрашивать, точно ли один человек обладает душою, нет ли таковой и у гадов земных? И, взяв лягушку, исследовал. И по исследовании нашел: точно; душа есть, токмо малая видом и не бессмертная". Хорошо?
- Хорошо, - слабо улыбнулся Нешатов. - Вот и у меня, как у той лягушки: малая видом и совсем не бессмертная.
- Это вы "бездельным образом" мыслите. Вера в бессмертие души - одно из прекраснейших заблуждений человечества. Не торопитесь от него избавиться. Живите так, будто душа есть и бессмертна.
- Спасибо, - серьезно сказал Нешатов.
Он разглядывал собеседника: тот со своими мягкими губами, убегающим лбом, даже теневой небритостью вызывал у него подобие дружеского чувства.