- В виде холубине, - повторил Абрам: - мы так полагай, што холубинину лику, отец, сподобится всякий, ежели бросит он имущество, малую бросит землицу, бросит бабу свою и пойдет бродить по Рассеюшке, воздухом надышится вольным: духовные стихи али моления, можно сказать, што плод духовный, индо дыхание уст, воздух приявших; и то есть таинство, которо люд прочь с места родного гонит; а тут землицу-то нашу обставили, матушку, рогатками, да проволокой обложили: сиди, мол, с своим тряпьем - нет раздолья тебе; сопсвенность, значит, тебе - твоя, а моя - мне; нешта сопсвенностью проживешь? Мое - тряпье, грязь, то ись; и сопсвенности, стало быть, нет никакой такой; с твово богатства брюхо выростишь, шутики за брюхо ухватятся - в тартары тарараровые тарарыкнешь: брюхом в землю войдешь; над тобой набузыкают землицы - лежи, загнивай; так, мы полагам? Народу-то невтерпеж заживо гнить; забастовками нонече народ себя на воздушное, можно сказать, питание сажает; посидят, посидят, - а и пойдут с флакам бродить; и таинства тут пойдут новые, и моления…
- Ну, это ты, брат Абрам, зря: хошь Столб ты и Верный, д'язычок твой неверный; сердце - золото, д'язычок - медный пятачок, - уставился на него столяр и подмигнул лицом, и дернул носом.
- Ну, так мы, иетта… Так оно, как-то того: мы - што: тебе знать: ты - голова… Мы, иетта, можно сказать, тово - не тово, опчее прочее такое, и все как есть, - растерялся нищий, запыхтел в бороду и как-то конфузливо причмокнул в грязь босою ногой. (Верный был Столб, стих распевал хорошо, хитрости хоть отбавляй, а насчет судеб и тайн был по сравнению с иными брати-ями простак простаком: как-то все у него не того - не мог обмозговать никак, што и как: оттого и с сицилистами знался, и со штундой тарабарил, и к бегунам летось ходил, а все-же, чтобы кого из своих предать - на этот счет можно было на Абрама вполне положиться; Столб столбом, и язык под замок вовремя прятал.)
- А какой у нас день нонече? - спрашивал его Митрий, еще ниже надвинув картуз, так что из-под зипуна торчал кончик лишь носа да бороденка, а то будто и нет человека: зипун - на зипуне картуз, а из картуза - нос: так шел столяр, сгибаясь все ниже под хлеставшей изморосью. - День-то каков у нас?
- Духов…
- То-то, што Духов.
- А куда идем-то: смекай…
- На карапь, в странсвие.
- Смекай-ка: а к кому идем?
- К Ивану, к Огню, да к Аннушке Голубятне…
- То-то, к Огню, а Огонь-то чей?
- Духов.
- А голуби чьи?
- Божьи.
- То-то вот: ты и смекай: в сопсвенность свою идем, во владения наши, в церковь нашу - и в том тайна есть. Духовный наш путь в обитель некую обращатса: што воздух - дхнул, и нет его, воздуху; а вот как духовных дел святость во плотское естество претворятса, то, милый, и есть тайна. Естество наше - дух и есть; а сопсвенность ни от кого, как от Духа Свята… Естество, што коряга: обстругать ты корягу; здесь рубанком, там фуганком - тяп, ляп, вот те и карапь.
- Вот тоже мебель, - с запинкой продолжал столяр и лицо его скроилось в строгую озабоченность выразить что-то, даже стало унылым, жалким, разводами какими-то все пошло. - То-то-то-тоже иммме… (столяр начинал заикаться, когда словом хотел приоткрыть чувства, его волновавшие; надо полагать, что от хворости заикался столяр).
- И ммме… мебель! - выпалил он, словно разорвавшийся снаряд, и из бледного стал просто свеклой какой-то, даже в пот бросило: - Аа… ана т-т-т-тоооже, - и приподнял палец, - ваааж-ное, брат, дело… ты не смотри, што я ммме-ме-мебель поставляю; со смыслом, с ммолитвой, брат, с молитвой (уже он овладел своей мыслью) строгашь, иетта, песни такие себе распевать - вот тоже - мебель: куда пойдет? По людям: ты с молитвой ее, а она тебе сослужит службу: вот тоже, купчик какой, али барин на нее сядет, позадумат-ся над правдой; так помогат молитва… Вот тоже и мебель… - Но он ничего не выразил, и опять ушел весь лицом: остался картуз, да зипун, да босы ноги, хлюпающие по грязи…
- Строить, брат, надо, строгать - дом Божий обстругивать; вот тоже: тут, брат, и мебель, и баба, и все: воскресение мертвых, брат, - в памяти, в духе перво-наперво будет: придут с нами покойнички полдничать, друг; так-то вот: особливо ежели сопсвенность их, покойничков, - тряпицу ли, али патрет, едак на столик поставить, да духом, духом их, духом - вот тоже. Чрез то воплощение, можно сказать, духа нашего в человеке; как мы человечком родится; а ты - про воздух: што воздух - дхнул: нет его, воздуху… Вот тоже… А мебель, оставь мебель… И мебель тоже, - тоооже! - растянул он.
Тихо лицо его вьшолзло из зипуна, вовсе какое-то стало оно иное: так себе, белым оно, светлым стало: не бледным, не красным - стал столяр белым. А изморось хлестала пуще да пуще; а суетливо неслись дымные клоки с горизонта до горизонта: не было рати их ни конца, ни начала; пофыркивал с непогодой весело кустик, над дуплом своим опрокидывал ветвь; шелестела трава, когда и дождя не было; дождь и был, и не был: здесь был, а там не было дождя: но были пространства; и в пространствах скрывались, таились и вновь открывались пространства; и каждая точка вдали, как подходили к ней путники, становилась пространством; а Русь была - многое множество этих пространств, с десятками тысяч Грачих, с миллионами Фокиных да Алехиных, с попиками да грачами; возвышался Лихов, только здесь или там в ночь помаргивая керосиновым фонарем. И к Лихову подходили путники, к Лихову, а Лихова не было и помина на горизонте, и сказать нельзя было, где - Лихов; а он - был. Или и вовсе никакого Лихова не было, а так все только казалось и притом пустое такое, как вот лопух или репейник: ты погляди, вот - поле, и где-где в нем затерянная сухая метла; а пройди в туман - погляди: и ты скажешь, что по полю-то человек злой за тобою погнался; вот - ракита: мимо пройди - погляди, и зызыкнет она на тебя.
- Так и враг человеческий - и он вот тоже, - продолжал столяр, - обмозгуй же ты, друг, што на кажный вещественный знак, одно слово, на плоцкое бытие - дхнет враг: и ее нет, плоцкой жизни, нет: духом прикинется враг - вот тоже: а ты (обмозгуй же ты, брат) ничего себе, плоцкую тварь зараждай; от сего и дух человечий лик примет, - от бабы, как есть, дитенышем зародится: дух духу, Абрамушка, рознь: то - дух, а то - враг; да и мы понимам, што про воздух, што ты про воздух раскидывать; а еще раскинь, - неш-то воздух, от которого вонят, - воздух?… Вот тоже…
- А мы, Митрий Мироныч, и так понимам, мы - што: ничего мы супротив того…
- Подожди: человечка нашли: баба моя, Матрена, - хииитрая баба - иии!.. Во-во-вот кккак ааа… - тут опять поперхнулся столяр… - аа-кк-кк… аа-а-аа-… акрутит баба человечка, - тайна и исполнится: а до сего времени - нишкни.
- Лодырь, сказывал надысь ты, человечек-то тот - из господ, - насторожился Абрам, и глазенки его, казалось, попрыскивали лукавством. - Уж не тот ли паря, што в Гуголеве проживат? Так ведь его не возьмешь - бабой-то: сам, поди, бабой обзаведется и при том баронессиной внучкой…
- Ладно: пусть обзаводится; нетто денежки баронессины - малы деньги: вот тоже… Поклевать - поклюют голубки золотые зерна. Вестимо женитса: а с бабой моей нему… ннн… ннн… ооо-но-но-но-но-… ночевать, там уж как знай, а баба от него зачнет - вот те крест!
- А почто с ним, а не с иным каким, хошь бы, скажем с тобой, Митрий Мироныч? Чем ты не горазд - и лицом вышел, и духом! - приврал Абрам, потому что духом вышел столяр изрядно; а вот лицом, так, можно будет сказать, - не вышел: потому что какое же, спрошу я, лицо у столяра? И где его увидали? Не лицо - баранья обглоданная кость, и при том - пол-лица; лицо, положим, - лицо; а все, кажется, что пол-лица…
- Сссса-ссса-тар, я - стар; пойми, друг - да к вере духовной - в года я пришел; больно я плоть свою прежде поганил - вредно мне женское естество - не по мне: вот молиться - помогат; то стать иная - прозрение осенят о естестве, а што бы сам - нет: голубиное чадушко, - горько вздохнул Кудеяров, - не от семени моего, - от иного, чужого… А тот вот, лодырь-то, - Дарьяльский, што ли! - с ревнивою мрачностью прошипел столяр потемневшим лицом. - Ентова плоть духовна: как мебель прошлое лето у Граабеной справлял, в саду его и заприметил; вот тоже: духом, он духом на все - на травинку, на Катьку свою, на все - духом он исходит; по глазам вижу - наш: и йён все о тайнах, да йён из господ; не может обмозговать йён, кака така тайна: оттого, што учился - ум за разум зашел; а тайны нонече с нашим с братом, с мужиком: сердцем учуял йён, да видно - не по мозгам. А духу-то, хошь отбавляй… Вот думаю я, с Матреной-то мы не можем - вот тоже: дай-ка, гврю, бабе, гврю, своей, вас, гврю, с ним (ведь она, баба-то, тоже духом на все: все у нее такое духовное тело-то)… А она перво-наперво устыдилась, да потом попризадумалась; крепко о таю пору запала мысль: мы - молиться; вот и сошел на нас о таю пору дух (ей, как молилась: мне же сонное было видение); ну, гврю, чрез тебя, гврю, баба, великая, гврю, будет земле радость. Втапары и стал я оповещать братий наших: скоро, мол, - потерпите - скоро; а тут всякие знаменья начались; пошли сицилисты, затарабарил народ про вольность; странные по небу заходили тучи. Пугача помянули. Етта, друг, - цветики: ягодка, во какая, будет… тоже… Я вот - ух как!