Двух бедно одетых курсисточек…
Среди медленно протекающих толп протекал незнакомец; и вернее, он утекал в совершенном смятенье от того перекрестка, где потоком людским был притиснут он к черной карете, откуда уставились на него: череп, ухо, цилиндр.
Это ухо и этот череп!
Вспомнив их, незнакомец кинулся в бегство.
Протекала пара за парой: протекали тройки, четверки; от каждой под небо вздымался дымовой столб разговора, переплетаясь, сливаясь с дымовым, смежнобегущим столбом; пересекая столбы разговоров, незнакомец мой ловил их отрывки; из отрывков тех составлялись и фразы, и предложения.
Заплеталась невская сплетня.
- "Вы знаете?" - пронеслось где-то справа и погасло в набегающем грохоте.
И потом вынырнуло опять:
- "Собираются…"
- "Что?"
- "Бросить…"
Зашушукало сзади.
Незнакомец с черными усиками, обернувшись, увидел: котелок, трость, пальто; уши, усы и нос…
- "В кого же"?
- "Кого, кого", - перешукнулось издали; и вот темная пара сказала:
- "Абл…"
И сказавши, пара прошла.
- "Аблеухова?"
- "В Аблеухова?!"
Но пара докончила где-то там…
- "Абл… ейка меня кк…исла…тою… попробуй…"
И пара икала.
Но незнакомец стоял, потрясенный всем слышанным:
- "Собираются?.."
- "Бросить?.."
- "В Абл…"
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
- "Нет же: не собираются…"
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
А кругом зашепталось:
- "Поскорее…"
И потом опять сзади:
- "Пора же…"
И пропавши за перекрестком, напало из нового перекрестка:
- "Пора… право…"
Незнакомец услышал не "право", а "прово-"; и докончил сам:
- "Прово-кация?!"
Провокация загуляла по Невскому. Провокация изменила смысл всех слышанных слов: провокацией наделила она невинное право; а "обл…ейка" она превратила в черт знает что:
- "В Абл…"
И незнакомец подумал:
"В Аблеухова".
Просто он от себя присоединил предлог ве, ер: присоединением буквы ве и твердого знака изменился невинный словесный обрывок в обрывок ужасного содержания; и что главное: присоединил предлог незнакомец.
Провокация, стало быть, в нем сидела самом; а он от нее убегал: убегал - от себя. Он был своей собственной тенью.
О, русские люди, русские люди!
Толпы зыбких теней не пускайте вы с острова: вкрадчиво тени те проникают в телесное обиталище ваше; проникают отсюда они в закоулки души: вы становитесь тенями клубообразно летящих туманов: те туманы летят искони из-за края земного: из свинцовых пространств волнами кипящего Балта; в туман искони там уставились громовые отверстия пушек.
В двенадцать часов, по традиции, глухой пушечный выстрел торжественно огласил Санкт-Петербург, столицу Российской Империи: все туманы разорвались и все тени рассеялись.
Лишь тень моя - неуловимый молодой человек - не сотрясся и не расплылся от выстрела, беспрепятственно совершая свой пробег до Невы. Вдруг чуткое ухо моего незнакомца услышало за спиною восторженный шепот:
- "Неуловимый!.."
- "Смотрите - Неуловимый!"
- "Какая смелость!.."
И когда, уличенный, повернулся он своим островным лицом, то увидел в упор на себя устремленные глазки двух бедно одетых курсисточек…
Да вы помолчите!..
- "Быбы… быбы…"
Так громыхал мужчина за столиком: мужчина громадных размеров; кусок желтой семги он запихивал в рот и, давясь, выкрикивал непонятности. Кажется он выкрикивал:
"Вы-бы…"
Но слышалось:
- "Бы-бы…"
И компания тощих пиджачников начинала визжать:
- "А-ахха-ха, аха-ха!.."
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Петербургская улица осенью проницает весь организм: леденит костный мозг и щекочет дрогнувший позвоночник; но как скоро с нее попадешь ты в теплое помещение, петербургская улица в жилах течет лихорадкой. Этой улицы свойство испытывал сейчас незнакомец, войдя в грязненькую переднюю, набитую туго: черными, синими, серыми, желтыми польтами, залихватскими, вислоухими, кургузыми шапками и всевозможной калошей. Обдавала теплая сырость; в воздухе повисал белеющий пар: пар блинного запаха.
Получив обжигающий ладонь номерок от верхнего платья, разночинец с парою усиков наконец вошел в зал…
- "А-а-а…"
Оглушили его сперва голоса.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
- "Ра-аа-ков… ааа… ах-ха-ха…"
- "Видите, видите, видите…"
- "Не говорите…"
- "Ме-емме…"
- "И водки…"
- "Да помилуйте… да подите… Да как бы не так…"
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Все то бросилось ему в лоб; за спиною же, с Невского, за ним вдогонку бежало:
- "Пора… право…"
- "Что право?"
- "Кация - акция - кассация…"
- "Бл…"
- "И водки…"
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Ресторанное помещение состояло из грязненькой комнатки; пол натирался мастикою; стены были расписаны рукой маляра, изображая там обломки шведской флотилии, с высоты которых в пространство рукой указывал Петр; и летели оттуда пространства синькою белогривых валов; в голове незнакомца же полетела карета, окруженная роем…
- "Пора…"
- "Собираются бросить…"
- "В Абл…"
- "Прав…"
Ах, праздные мысли!..
На стене красовался зеленый кудреватый шпинат, рисовавший зигзагами плезиры петергофской натуры с пространствами, облаками и с сахарным куличом в виде стильного павильончика.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . ..
- "Вам с пикончиком?"
Одутловатый хозяин из-за водочной стоечки обращался к нашему незнакомцу.
- "Нет, без пикону мне".
А сам думал: почему был испуганный взгляд - за каретным стеклом: выпучились, окаменели и потом закрылись глаза; мертвая, бритая голова прокачалась и скрылась; из руки - черной замшевой - его по спине не огрел и злой бич жестокого слова; черная замшевая рука протряслась там безвластно; была она не рука, а… ручоночка …
Он глядел: на прилавке сохла закуска, прокисали все какие-то вялые листики под стеклянными колпаками с грудою третьеводнишних перепрелых котлеток.
"Еще рюмку…"
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Там вдали посиживал праздно потеющий муж с преогромною кучерской бородою, в синей куртке, в смазных сапогах поверх серых солдатского цвета штанов. Праздно потеющий муж опрокидывал рюмочки; праздно потеющий муж подзывал вихрастого полового:
- "Чего извоетс?.."
- "Чаво бы нибудь…"
- "Дыньки-с?"
- "К шуту: мыло с сахаром твоя дынька…"
- "Бананчика-с?"
- "Неприличнава сорта фрухт…".
- "Астраханского винограду-с?"
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Трижды мой незнакомец проглотил терпкий бесцветно блистающий яд, которого действие напоминает действие улицы: пищевод и желудок лижут сухим языком его мстительные огни, а сознание, отделяясь от тела, будто ручка машинного рычага, начинает вертеться вокруг всего организма, просветляясь невероятно… на один только миг.
И сознание незнакомца на миг прояснилось: и он вспомнил: безработные голодали там; безработные там просили его; и он обещал им; и взял от них - да? Где узелочек? Вот он, вот - рядом, тут… Взял от них узелочек.
В самом деле: та невская встреча повышибла память.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
- "Арбузика-с?"
- "К шуту арбузик: только хруст на зубах; а во рту - хоть бы что…"
- "Ну так водочки…"
Но бородатый мужчина вдруг выпалил:
- "Мне вот чего: раков…"
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Незнакомец с черными усиками уселся за столик, поджидать ту особу, которая…
- "Не желаете ль рюмочку?"
Праздно потеющий бородач весело подмигнул.
- "Благодарствуйте…"
- "Отчего же-с?"
- "Да пил я…"
"Выпили бы и еще: в маём кумпанействе…"
Незнакомец мой что-то сообразил: подозрительно поглядел он на бородача, ухватился за мокренький узелочек, ухватился за оборванный листик (для газетного чтения); и им, будто бы невзначай, прикрыл узелочек.
- "Тульские будете?"
Незнакомец с неудовольствием оторвался от мысли и сказал с достаточной грубостью - сказал фистулою:
- "И вовсе не тульский…"
- "Аткелева ж?.."
- "Вам зачем?"
- "Так…"
- "Ну: из Москвы…"
И плечами пожавши, сердито он отвернулся.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . ..
И он думал: нет, он не думал - думы думались сами, расширяясь и открывая картину: брезенты, канаты, селедки; и набитые чем-то кули: неизмеримость кулей; меж кулями в черную кожу одетый рабочий синеватой рукой себе на спину взваливал куль, выделяясь отчетливо на тумане, на летящих водных поверхностях; и куль глухо упал: со спины в нагруженную балками барку; за кулем - куль; рабочий же (знакомый рабочий) стоял над кулями и вытаскивал трубочку с пренелепо на ветре плясавшим одежды крылом.
- "По камерческой части?"
(Ах ты, Господи!)
- "Нет: просто - так…"
И сам сказал себе:
- "Сыщик…"
- "Вот оно: а мы в кучерах…"
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
- "Шурин та мой у Кистинтина Кистинтиновича кучером…"
- "Ну и что ж?"
- "Да что ж: ничаво - здесь сваи…"
Ясное дело, что - сыщик: поскорее бы приходила особа.