* * *
О Рылееве, который, - "какая бы ни была погода, - каждый день шел пешком утром, и молился у гробницы императора Александра II", - при коем был адъютантом. Он был обыкновенный человек, - и даже имел француженку из балета, с которой прожил всю жизнь. Что же его заставляло ходить? кто заставлял? А мы даже о родителях своих, о детях (у нас - Надя на Смоленском) не ходим всю жизнь каждый день, и даже - каждую неделю, и - увы, увы - каждый месяц! Когда я услышал этот рассказ (Маслова?) в нашей редакции, - я был поражен и много лет вот не могу забыть его, все припоминаю. "Умерший падишах стоит меньше живой собаки", прочел я где-то в арабских сказках, и в смысле благополучия, выгоды умерший "освободитель" уже ничем ему (Рылееву) не мог быть полезен. Что же это за чувство и почему оно? Явно - это привязанность, память, благодарность. Отнесем /2 к благородству ходившего († около 1903 г., и по поводу смерти его и говорили в редакции): но /2 относится явно к Государю. Из этого вывод: явно, что Государи представляют собою не только "форму величия", существо "в мундире и тоге", но и что-то глубоко человеческое и высокочеловеческое, но чего мы не знаем по страшной удаленности от них, - потому, что нам, кроме "мундира", ничего и не показано. Все рассказы, напр., о Наполеоне III - антипатичны (т. е. он в них - антипатичен). Но он не был "урожденный", - и инстинкт выскочки уцепиться за полученную власть сорвал с него все величие, обаяние и правду. "Желал устроиться", - с императрицею и деточками. "Урожденный" не имеет этой нужды: вечно "признаваемый", совершенно не оспариваемый, он имеет то довольство и счастье, которое присуще было "тому первому счастливому", который звался Адамом. "От роду" около него растут райские яблоки, которых ему не надо даже доставать рукой. Это - психика совершенно вне нашей. Все в него влюблены; все он имеет; что пожелает - есть. Чего же ему пожелать? По естественной психологии - счастья людям, счастья всем. Когда мы "в празднике", когда нам удалась "любовь" - как мы раздаем счастье вокруг, не считая - кому, не считая - сколько. Поэтому психология "урожденного" есть естественно доброта: которая вдруг пропадает, когда он оспаривается. Поэтому не оспаривать Царя есть сущность царства, regni et rеgis. Поразительно, что все жестокие наши государи были именно "в споре": Иван Грозный - с боярами и претендентами, Анна Иоанновна - с Верховным Советом, и тоже - по неясности своих прав; Екатерина II (при случае, - с Новиковым и прочее) тоже по смутности "вошествия на престол". Все это сейчас же замутняет существо и портит лицо. Поэтому "любить Царя" (просто и ясно) есть действительно существо дела в монархии и "первый долг гражданина": не по лести и коленопреклонению, а потому, что иначе портится все дело, "кушанье не сварено", "вишню побил мороз", "ниву выколотил град". Что это всемирно и общечеловечно, - показывает то, до чего люди "в оппозиции" и "ниспровергающие", т. е. в претензии "на власть", рвущиеся к власти, - мирятся со всем, но уже очень подозрительно относятся к спокойным возражениям себе, спору с собой: а насмешек совершенно не переносят. Они отмели Страхова (критика), а Незлобина-Дьякова прокляли таким негодованием, которое в "литературной судьбе" равно "ссылке в каторгу". "Нельзя оскорблять величие оппозиции, ни - правды ее", на этом построена (у нас) вся литературная судьба /2 века, и около этого развился литературный карьеризм и азарт его. "Все хватают чины и ордена просто за верноподданические чувства" оппозиции и даже за грубую ей лесть. Такими "верноподданными", страстными и с пылом, были Писарев, Зайцев, Благосветлов: последний в жизни был невыразимый халуй, имел негра возле дверей кабинета, утопал в роскоши, и его близкие (рассказывают) утопали в "амурах" и деньгах, когда в его журнале писались "залихватские" семинарские статьи в духе: "все расшибем", "Пушкин - г…о". Но халуй ли, не халуй ли, а раз "сделал под козырек" и стоит "во фронте" перед оппозицией, - то ему все "прощено", забыто, получает "награды" рентами и чинами. Но что же это? Да это "придворный штат", уже готовый и сформированный, для будущей и ожидаемой власти, для les rois в лохмотьях. Обертываясь, мы усматриваем существо дела: "не будите нас от сновидений", "дайте нам сознать себя правыми, и вечно правыми, во всех случаях правыми, - и мы зальем вас счастьем"… "Скажите, признайте, полюбите в нас полубога: и мы будем даже лучше самого Бога!!" Хлыстовский элемент, элемент "живых христов" и "живых богородиц"… Вера Фигнер была явно революционной "богородицей", как и Екатерина Брешковская или Софья Перовская… "Иоанниты", всё "иоанниты" около "батюшки Иоанна Кронштадтского", которым на этот раз был Желябов. Когда раз в печати я сказал, что Желябов был дурак, то даже подобострастный Струве накинулся на меня с невероятной злобой, хотя у Вергежской он про революционеров говорил такие вещи, каких я себе никогда не позволял. "Но про себя думай, что знаешь - а на площади окажи усердие" ("ура"): и Струве закричал на меня, потребовал устранения меня от прессы, просто за эти слова, что Желябов - дурак. "Его величество всегда умен" - в отношении Людовика XIV или - мечтаемого, призываемого, заранее славословимого Кромвеля. Обертывая все это и видишь: да это всемирная психология, всемирная потребность, всемирный фокус, что человек только в счастье и в самозабвении - подлинно благ, доброжелателен, "творит милость и правду". Ну хорошо: то, чем этого ожидать завтра, не лучше ли поклониться вчера? Чем рубить топором и строгать рубанком куклу - для внешнего глаза "куклу", а для сердца верующего икону, - отчего не поставить "в передний угол" ту, которую мы нашли у себя в доме, родившись?
И особенно нам, людям нижнего яруса, которые во власти не участвуем и не хотим участвовать, которые любим стихи и звезды, микроскоп и нумизматику, - совершенно явно мы должны "оставить все как есть" и не становиться "в оппозицию" к le roi à prеsent, в интересах le roi future, "Желябова № 1".
"Нам все равно"… Т. е. успокоимся и будем делать свои дела. Вот почему от "14-го декабря 1825 г. до сейчас" вся наша история есть отклонение в сторону, и просто совершилась ни для чего. "Зашли не в тот переулок" и никакого "дома не нашли", "вертайся назад", "в гости не попали".
* * *
Да не воображайте, что вы "нравственнее" меня. Вы и не нравственны и не безнравственны. Вы просто сделанные вещи. Магазин сделанных вещей. Вот я возьму палку и разобью эти вещи.
Нравственна или безнравственна фарфоровая чашка? Можно сказать, что она чиста, что хорошо расписана, "цветочки" и все. Но мне больше нравится Шарик в конуре. И как он ни грязен, в copy, - я однако пойду играть с ним. А с вами - ничего.
(получив письмо от Г-на, что Сто-р перестал у меня бывать за мою "имморальность", - в идеях? в писаниях?)