Потом он спустился с холма и пошел к парку Ермолина. Внизу, в сыром и темном месте, увидел крупные, желтые цветы курослепа. Усмехнулся недоброю улыбкою, сорвал цветок и всунул его в петлицу пальто; но тотчас же лицо его стало печально, он бросил цветок в траву и облегченно вздохнул.
Анна развилась пышно для своих двадцати лет: плечи у нее "опарные", грудь высокая. Ее нельзя назвать красивою за ее лицо; для строгих типов красоты оно, хоть и миловидное, неправильно, а быть красавицею в русском вкусе ей мешают глаза, большие и красивые, но слишком внимательные, и золотистая смугловатость кожи. Зато под складками ее сарафана угадывается прекрасное, сильное тело. Короткие рукава обнажают стройные руки. Ее ноги слегка тронуты загаром.
Анатолий, мальчик лет пятнадцати, сильный и ловкий, похож на сестру. Его глаза смотрят не по возрасту рассудительно, но и наивно, пожалуй, тоже не по возрасту: мы привыкли видеть в глазах мальчиков тех же лет слишком "понимающее", преждевременное и нехорошее выражение.
Анатолий взобрался на прибрежный камень. Говорил печально:
- Нет, не ловится; ведь вот какая незадача!
- Видно, вчера всю выловил, - сказала Анна-Анатолий потер руками похолодевшие колени и сказал:
- А ведь это дурное дело… жестокое.
- А ловишь, однако, - тихо молвила Анна. Анатолий покраснел слегка, помолчал немного и ответил:
- Да уж заодно, им там в воде тоже несладко: жрут друг друга. Кто сильнее… Знаешь, что мне теперь представляется?
- Ну, что? - спросила Анна.
- Видишь-дерево?
Анна взглянула на иву, которая склоняла над нею свою косматую вершину.
- Вот будто я взлез туда, - рассказывал Анатолий. - А внизу дети крестьянские с белыми волосами глазеют на меня, ртишки разинули. И стало мне грустно…
- Когда же это было? - спросила Анна. Улыбалась и поддразнивала брата притворным непониманием.
- Не было, - я так говорю… Мне это представляется. Анна засмеялась. Анатолий посмотрел на нее упрекающими глазами и сказал:
- Ты-веселая, вся смеешься.
Совсем вышел на берег, бросил свои рыболовные снаряды и лег на траве, у сестриных ног. Солнце клонилось к закату, освещало и грело мальчика.
- А тебе разве не грустно? - спросил он и поглядел снизу в лицо Анны.
Перестала улыбаться. Наклонилась к мальчику и ласкала его. Спросила:
- Отчего грустно?
- Отчего? - переспросил Анатолий. - А вот-там у них вещие сны, колокола, свечи, домовые, дурной глаз, - а мы одни, мы чужие всему атому.
- Не так чтоб уж очень чужие.
- Чужие, чужие! - воскликнул Анатолий. - Ну, наденем мы посконные рубахи, а все-таки не станем ближе к народу. Все только маскарад один.
- Ты, Толька, по внешности судишь.
- Нет, не только по внешности, - весело сказал Анатолий и засмеялся.
- Вот ты и сам рад смеху, как воробей-зернам.
- Нет, ты мне скажи, Нюточка, почему по внешности?
- Конечно… Мы тоже хотим жить по душе, по-Божьи, как они выражаются. Мы всегда будем с народом, хоть и по-разному с ним думаем.
Анатолий повернулся на спину и полежал немного молча.
- Да, с народом, - заговорил он вдумчиво и вдруг быстро переменил тон и сказал с лукавою усмешкою:
Однако с народом-то мы не умеем так заговариваться, как…
Замолчал и засмеялся. Анна пощекотала его пальцами под горлом и спросила:
- Как с кем?
Анатолий со смехом барахтался в траве.
- С кем-нибудь другим, - кончил он звонким от смеха голосом.
- Так ведь с кем о чем можно говорить, - ласково сказала Анна, - у всякой птички свой голосок.
Прислонилась спиною к дереву и мечтательно всматривалась в далекие очертания убегающего берега, словно разнежили ее воспоминания.
- А вот с кем интересно говорить, так это с Логиным, - вдруг сказал Анатолий искренним голосом. Анна зарделась. Живо спросила:
- Почему?
- Да так, - он о разных предметах умеет. Другие все больше об одном: у каждого свой любимый разговор, - заведет свою шарманку, да музыкант… Впрочем, нынче и у него шарманка завелась.
- Что за слово-шарманка!
- А чем не слово?
- А тем, что каждый говорит о том, что ему интересно. Что тут удивительного? Видишь-ива, - вдруг бы на ней огурцы выросли!
Анатолий звонко рассмеялся. И, вдруг возвращаясь к какому-то прежнему разговору, спросил:
- А что, если уже и мы дождемся?
- Чуда? - спросила Анна. - Огурцов с ивы?
- Нет, того, что неизбежно. Какая радостная будет жизнь!.. А вот и Василий Маркович! - весело крикнул Анатолий.
Анна подняла голову и улыбнулась. С берега по узкой тропинке спускался Логин. Спуск был крутой, - Логину приходилось придерживаться за кусты.
Чем ближе подходил он, тем беззащитнее становилось у него на душе. Он чувствовал себя опять, как в самом раннем детстве, простым и свободным.
Анна поднялась ему навстречу. Анатолий побежал к нему с радостною улыбкою.
Логин опустился в а траву рядом с Анною. Анатолий опять улегся на свое прежнее место и рассказал Логину, что они сегодня делали и где они сегодня были. Логин чувствовал на себе обаяние Анниных девственно-нежных глаз. Когда Анатолий окончил свои рассказы, Анна сказала Логину:
- Мы с отцом вчера долго говорили о ваших планах.
- Боюсь только, - грустно отвечал Логин, - что вы приписываете им не то происхождение.
- Почему же? Кажется, ясно: трудно жить среди людей несчастных и не пытаться помочь.
- Нет, не то! Один только страх меня двигает… Служба учительская мне опротивела, капиталов у меня нет, никаких путей перед собою я не вижу, - и ищу для себя опоры в жизни… просто, личного довольства. Ведь не в носильщики же мне идти!
Анна недоверчиво покачала головою.
- Довольства… - начала было она-Впрочем, я не понимаю, почему ваша теперешняя деятельность противна вам? Чего же вы от нее ждали?
- Мне вас, видно, не убедить.
- Я помню, что вы говорили. Но видите, уж у березы ли кора не белая, - а пальцы марает, если ее ломать. Везде есть темные стороны, - но ведь фонарь не гаснет оттого, что ночь темная.
- На мне отяготела жизнь, и умею я только ненавидеть в ней все злое… хоть и сам я не беспорочен.
Логин взглянул в ту сторону, где лежал сейчас Анатолий. Но его там уже не было. Мальчику показалось, что он может помешать разговору. Он незаметно отошел и опять занялся удочками.
- Они знают, что надо делать, - продолжал Логин. - Если бы я знал! А то я как-то запутался в своих отношениях к людям и себе. Светоча у меня нет… И желания мои странны.
Логин говорил это почти небрежным тоном, с легкою усмешкою, которая странно противоречила смыслу его слов.
- Так вот и видно, - весело сказала Анна, - что не одно личное довольство манит вас.
- Нет, отчего же? Мне порою кажется, что я рад бы обратиться в сытого обрезывателя купонов. Но беда в том, что и денег теперь мне не надо… Мне жизнь страшна. Я чувствую, что так нельзя жить дальше.
- А чем страшна жизнь?
- Мертва она слишком! Не столько живем, сколько играем. Живые люди гибнут, а мертвецы хоронит своих мертвецов… Я жажду не любви, не богатства, не славы, не счастья, - живой жизни жажду, без клейма и догмата, такой жизни, чтоб можно было отбросить все эти завтрашние цели, чтоб ярко сияла цель недостижимая.
- Невозможное желание! - грустно сказала Анна.
- Да, да! - страстно воскликнул Логин. - В жизни должно быть невозможное, и только оно одно имеет цену… Ну, а возможное… Я ходил по всем путям возможного в жизни, и везде жизнь ставила мне ловушки. Красота приводила к пороку, стремление к добру заставляло делать глупости и вносить к людям зло, стремление к истине заводило в такие дебри противоречий, что не знал, как и выйти. Безверие, порок мелкий, трусливый, потаенный, разочарование в чем-то, - и бессилие… Есть запрещенное, - к нему и тянешься… Манят услады сверхъестественные… пусть даже противуестественные. Мы слишком рано узнали тайну, и несчастны… Мы обнимали призрак, целовали мечту. Мы в пустоту тратили пыл сердца… сеяли жизнь в бездну, и жатва наша-отчаяние. Мы живем не так, как надо, мы растеряли старые рецепты жизни и не нашли новых. Вас и воспитывали диковинно: дерзновение отрока умерщвляли в нас, чтобы не вышло из среды нашей мужа.
Анна внимательно слушала, опустив глаза к зеленеющим травкам, ласкающим ее ноги.
- Я не все здесь точно понимаю, - тихо сказала она. - Так много недосказанного. Слишком много страсти и злости. Да и не на всех путях вы были.
"Однако, я исповедываюсь ей", - думал Логин. И дивился он на себя и на откровенность свою. Почему ей, непорочной, говорит он о пороках и доверчиво открывает ей свою душу… нищету своей души? Как все непорочные, она - жестокая…
- И отчего не исполняются надежды? - тоскливо заговорил он.
Анна подняла на него ясные глаза и тихо сказала:
- У нас в лесах цветет теперь много ландышей, белые в прозелень цветы, милые такие. А вам случалось видеть их ягоды?
- Нет, не доводилось.
- Да и мало кто их видел.
- А вы видели?
- Я видела. Ярко-красные ягоды. И никто-то, почти никто их не видит: ребятишки жадные обрывают цветы - и продают.
- Здесь лучше цвет, чем плод, - сказал Логин. - Красота цветка - достигнутая цель жизни ландыша.
Он вспомнил, как за полчаса перед этим мял и рвал ландыши. Он улыбнулся так горько, что Анна почувствовала смутную боязнь. Логин не объяснил, чему улыбается, хоть Анна вопросительно смотрела на него.