МЕЛКИЙ БЕС
Роман
Я сжечь ее хотел, колдунью злую…
I
После праздничной обедни прихожане расходились по домам. Иные останавливались в ограде, за белыми каменными стенами, под старыми липами и кленами, и разговаривали. Все принарядились по-праздничному, смотрели друг на друга приветливо, и казалось, что в этом городе живут мирно и дружно. И даже весело. Но все это только казалось.
Гимназический учитель Передонов, стоя в кругу своих приятелей, угрюмо посматривая на них маленькими, заплывшими глазами из-за очков в золотой оправе, говорил им:
- Сама княгиня Волчанская обещала Варе, уж это наверное. Как только, говорит, выйдете за него замуж, так я ему сейчас же и выхлопочу место инспектора.
- Да как же ты на Варваре Дмитриевне женишься? - спросил краснолицый Фаластов, - ведь она же тебе сестра! Разве новый закон вышел, что и на сестрах венчаться можно?
Все захохотали. Румяное, обыкновенно равнодушно-сонное лицо Передонова сделалось свирепым.
- Троюродная… - буркнул он, сердито глядя мимо собеседников.
- Да тебе самому княгиня обещала? - спросил щеголевато-одетый, бледный и высокий Рутилов.
- Не мне, а Варе, - ответил Передонов.
- Ну вот, а ты и веришь, - оживленно говорил Рутилов. - Сказать все можно. А ты сам отчего к княгине не явился?
- Пойми, что мы пошли с Варей, да не застали княгини, всего на пять минут опоздали, - рассказывал Передонов, - она в деревню уехала, вернется через три недели, а мне никак нельзя было ждать, сюда надо было ехать к экзаменам.
- Сомнительно что-то, - сказал Рутилов и засмеялся, показывая гниловатые зубы.
Передонов призадумался. Собеседники разошлись. Остался с ним один Рутилов.
- Конечно, - сказал Передонов, - я на всякой могу, на какой захочу. Не одна мне Варвара.
- Само собою, за тебя, Ардальон Борисыч, всякая пойдет, - подтвердил Рутилов.
Они вышли из ограды и медленно проходили по площади, немощёной и пыльной. Передонов сказал:
- Только вот княгиня как же? Она разозлится, если я Варвару брошу.
- Ну, что ж княгиня! - сказал Рутилов. - Тебе с ней не котят крестить. Пусть бы она тебе место сначала дала, - окрутиться успеешь. А то как же так, зря, ничего не видя!
- Это верно… - раздумчиво согласился Передонов.
- Ты так Варваре и скажи, - уговаривал Рутилов. - Сперва место, а то, мол, я так не очень-то верю. Место получишь, а там и венчайся, с кем вздумаешь. Вот ты лучше из моих сестер возьми, - три, любую выбирай. Барышни образованные, умные, без лести сказать, не чета Варваре. Она им в подметки не годится.
- Ну, - промычал Передонов.
- Верно. Что твоя Варвара? Вот, понюхай.
Рутилов наклонился, оторвал шерстистый стебель белены, скомкал его вместе с листьями и грязно-белыми цветами и, растирая все это пальцами, поднес к носу Передонова. Тот поморщился от неприятного, тяжелого запаха. Рутилов говорил:
- Растереть да бросить, - вот и Варвара твоя. Она и мои сестры - это, брат, две большие разницы. Бойкие барышни, живые, - любую возьми, не даст заснуть. Да и молодые - самая старшая втрое моложе твоей Варвары.
Все это Рутилов говорил, по обыкновению своему, быстро и весело, улыбаясь, - но он, высокий, узкогрудый, казался чахлым и хрупким, и из-под шляпы его, новой и модной, как-то жалко торчали жидкие, коротко-остриженные светлые волосы.
- Ну, уж и втрое, - вяло возразил Передонов, снимая и протирая золотые очки.
- Да уж верно! - воскликнул Рутилов. - Смотри не зевай, пока я жив, а то они у меня тоже с гонором, - потом захочешь, да поздно будет. А только из них каждая за тебя с превеликим удовольствием пойдет.
- Да, в меня здесь все влюбляются, - с угрюмым самохвальством сказал Передонов.
- Ну, вот видишь, вот ты и лови момент, - убеждал Рутилов.
- Мне бы, главное, не хотелось, чтобы она была сухопарая, - с тоскою в голосе сказал Передонов. - Жирненькую бы мне.
- Да уж на этот счет ты не беспокойся, - горячо говорил Рутилов. - Они и теперь барышни пухленькие, а если не совсем вошли в объем, так это только до поры до времени. Выйдут замуж, и они раздобреют, как старшая, - Лариса-то у нас, сам знаешь, какая кулебяка стала.
- Я бы женился, - сказал Передонов, - да боюсь, что Варя большой скандал устроит.
- Боишься скандала, так ты вот что сделай, - с хитрою улыбкою сказал Рутилов, - сегодня же венчайся, не то завтра: домой явишься с молодой женой, и вся недолга. Правда, хочешь, я это сварганю, завтра же вечером? С какою хочешь?
Передонов внезапно захохотал, отрывисто и громко.
- Ну, идет? по рукам, что ли? - спросил Рутилов. Передонов так же внезапно перестал смеяться и угрюмо сказал, тихо, почти шепотом:
- Донесет, мерзавка.
- Ничего не донесет, нечего доносить, - убеждал Рутилов.
- Или отравит, - боязливо шептал Передонов.
- Да уж ты во всем на меня положись, - горячо уговаривал его Рутилов, - я все так тонко обстрою тебе…
- Я без приданого не женюсь, - сердито крикнул Передонов.
Рутилова нисколько не удивил новый скачок в мыслях угрюмого собеседника. Он возразил все с тем же одушевлением:
- Чудак, да разве они бесприданницы! Ну, что же, идет, что ли? Ну, я побегу, все устрою. Только чур, никому ни гу-гу, слышишь, никому!
Он потряс руку Передонова и побежал от него. Передонов молча смотрел за ним. Барышни Рутиловы припомнились ему, веселые, насмешливые. Нескромная мысль выдавила на его губы поганое подобие улыбки, - оно появилось на миг и исчезло. Смутное беспокойство поднялось в нем.
"С княгиней-то как же? - подумал он. - За теми гроши, и протекции нет, а с Варварой в инспекторы попадешь, а потом и директором сделают".
Он посмотрел вслед суетливо-убегающему Рутилову и злорадно подумал:
"Пусть побегает".
И эта мысль доставила ему вялое и тусклое удовольствие. Но ему стало скучно оттого, что он один, - он надвинул шляпу на лоб, нахмурил светлые брови, и торопливо отправился домой по немощёным, пустынным улицам, заросшим лежачею мшанкою с белыми цветами да жерухою, травою, затоптанною в грязи.
Кто-то позвал его тихим и быстрым голосом:
- Ардальон Борисыч, к нам зайдите.
Передонов поднял сумрачные глаза, и сердито посмотрел за изгородь. В саду за калиткою стояла Наталья Афанасьевна Вершина, маленькая, худенькая, темнокожая женщина, вся в черном, чернобровая, черноглазая. Она курила папироску в черешневом, темном мундштуке и улыбалась слегка, словно знала такое, чего не говорят, но чему улыбаются. Не столько словами, сколько легкими, быстрыми движениями зазывала она Передонова в свой сад: открыла калитку, посторонилась, улыбалась просительно и вместе уверенно и показывала руками, - входи, мол, чего стоишь.
И вошел Передонов, подчиняясь ее словно ворожащим, беззвучным движениям. Но он сейчас же остановился на песчаной дорожке, где в глаза ему бросились обломки сухих веток, - и посмотрел на часы.
- Завтракать пора, - проворчал он.
Хотя часы служили ему давно, но он и теперь, как всегда при людях, с удовольствием глянул на их большие золотые крышки. Было без двадцати минут двенадцать. Передонов решил, что можно побыть немного. Угрюмо шел он за Вершиною по дорожкам, мимо опустелых кустов черной и красной смородины, малины, крыжовника.
Сад желтел и пестрел плодами да поздними цветами. Было тут много плодовых и простых деревьев да кустов: невысокие раскидистые яблони, круглолистые груши, липы, вишни с гладкими блестящими листьями, слива, жимолость. На бузиновых кустах краснели ягоды. Около забора густо цвела сибирская герань - мелкие бледно-розовые цветки с пурпуровыми жилками. Остро-пестро выставляло из-под кустов свои колючие пурпуровые головки. В стороне стоял деревянный дом, маленький, серенький, в одно жилье, с широкою обеденкою в сад. Он казался милым и уютным. А за ним виднелась часть огорода. Там качались сухие коробочки мака да бело-желтые крупные чепчики ромашки, желтые головки подсолнечника никли перед увяданием, и между полезными зелиями поднимались зонтики: белые у кокорыша и бледно-пурпуровые у цикутного аистника, цвели светло-желтые лютики да невысокие молочаи.
- У обедни были? - спросила Вершина.
- Был, - угрюмо ответил Передонов.
- Вот и Марта только что вернулась, - рассказывала Вершина. - Она часто в нашу церковь ходит. Уж я и то смеюсь: для кого это, говорю, вы, Марта, в нашу церковь ходите? Краснеет, молчит. Пойдемте, в беседке посидимте, - сказала она быстро и без всякого перехода от того, что говорила раньше.
Среди сада, в тени развесистых кленов, стояла старенькая, серенькая беседка, - три ступеньки вверх, обомшалый помост, низенькие стены, шесть точеных, пузатых столбов и шестискатная кровелька.
Марта сидела в беседке, еще принаряженная от обедни. На ней было светлое платье с бантиками, но оно к ней не шло. Короткие рукава обнажали островатые красные локти, сильные и большие руки. Марта была, впрочем, недурна. Веснушки не портили ее. Она слыла даже за хорошенькую, особенно среди своих, поляков, - их жило здесь немало.
Марта набивала папиросы для Вершиной. Она нетерпеливо хотела, чтобы Передонов посмотрел на нее и пришел в восхищение. Это желание выдавало себя на ее простодушном лице выражением беспокойной приветливости. Впрочем, оно вытекало не из того, чтобы Марта была влюблена в Передонова: Вершина желала пристроить ее, семья была большая, - и Марте хотелось угодить Вершиной, у которой она жила несколько месяцев, со дня похорон старика мужа Вершиной, - угодить за себя и за брата-гимназиста, который тоже гостил здесь.