6
6 апреля (1989)
Дорогой Андрюша, письмо твое получил, одно - в ответ на четыре моих, но теперь, я думаю, все нормализуется. Отвечаю, скользя по твоему тексту.
Донат приехал обалдевший (чтобы не сказать - "оху"), впал в политическое мракобесие и ругает Америку с такой неиссякаемой силой, что я боюсь, как бы его не лишили одной из многочисленных стариковских привилегий, например, права раз в две недели стричь ногти на ногах силами небрезгливого врача-корейца по имени Чу.
Уже сегодня утром Донат устремился в обход рыбных лавок, что побудило меня когда-то сказать ему:
"Рыба занимает в твоей жизни такое же место, как в жизни Толстого религия". Как информант относительно американской жизни Донат стоит много ниже, чем Иона Андронов.
Что касается Берберовой, то я с ней, конечно, знаком и несколько лет находился в переписке, но затем она поняла, что я целиком состою из качеств, ей ненавистных - бесхарактерный, измученный комплексами человек. И переписка увяла. Я ее за многое уважаю, люблю две ее мемуарные книги (стихи и проза - дрянь, по-моему), но человек она совершенно рациональный, жестокий, холодный, способный выучить шведский язык перед туристской поездкой в Швецию, но также способный и оставить больного мужа, который уже ничего не мог ей дать. Короче, я и сам готов ей позвонить, и знаю людей, с которыми она теснее дружит, но я категорически не верю, что это возымеет действие. Она скажет: "Мне 90 лет, и я хочу, чтобы меня читала вся Россия". Взывать к каким бы то ни было нерациональным моментам бессмысленно, поверь мне.
Кстати, не стоит на нее так уж сильно обижаться: дело в том, что механизмы передачи рукописей в Союз еще только налаживаются, что-то где-то циркулирует, кто-то что-то хочет напечатать, но четкой обратной связи нет. Я, например, более или менее четко знаю, что происходит, лишь благодаря тебе. Еще мои книжки брала Юнна Мориц, но уже в случае с нею я, при всей любви и симпатии к ней, очень неясно представляю, что там делается. Кстати, она собиралась тебе звонить и совещаться, я, пардон, дал ей твой телефон.
Переходим к "Филиалу". Спасибо тебе за готовность предварить мое сочинение вводной заметкой, как говорится - сочту за честь. Я считаю, что такая заметка с биографическими сведениями уместна, ибо печататься я начинаю с опозданием, информации обо мне маловато. Значит, так:
1. По-русски у меня вышли на Западе следующие книги: "Невидимая книга" (о неудачной попытке издать книгу на родине), "Компромисс" (журналистские будни в Эстонии), "Зона" (записки надзирателя), "Соло на ундервуде" (записные книжки), "Марш одиноких" (сборник статей об эмиграции, печатавшихся в газете "Новый американец"), "Наши" (история семьи), "Заповедник" (сам знаешь), "Ремесло" (часть первая - "Невидимая книга", часть вторая - "Невидимая газета", история двух попыток - издать на родине книгу и создать в Америке приличную эмигрантскую газету), "Демарш энтузиастов" (совместно с Бахчаняном и Сагаловским - рассказы, картинки и стихи эксцентрического направления), "Иностранка" (история женщины в эмиграции), "Чемодан" (знаешь), "Представление" (знаешь), "Не только Бродский" (русская культура в портретах и анекдотах, мои там подписи к фотографиям), "Филиал" отдельной книгой здесь не выходил, но должен выйти осенью. Это все.
2. По-английски у меня вышли: "Невидимая книга" (Ардис), "Компромисс" (Альфред Кнопф), "Зона" (Кнопф же), "Наши" (изд-во "Вайденфельд энд Николсон").
У меня есть контракты еще на две книги - "Чемодан" (уже переведен для Вайденфельда) и "Иностранка" (переводится для него же). Кроме того, у меня выходили книги в Англии, Швеции, Финляндии и Дании. Да, еще в Израиле.
3. Главные мои достижения, как я тебе уже писал, это то, что я постоянный автор "Ньюйоркера" (десять рассказов), ну и вообще, печатался в лучших изданиях - "Грэнд стрит", "Партизан-ревю" и т. д. Можешь для юмора добавить, что я печатался в самом гипертиражном издании на свете - в американской телепрограмме.
4. Биографические сведения обо мне более или менее верно изложены в справочнике Вольфганга Казака (прилагаю) и в одной из энциклопедий за подписью Лосева (прилагаю). Разумеется, ни о каких преследованиях не пиши, это здешняя манера. Остальное, вроде бы, соответствует.
5. Рецензий на мои книжки по-английски и по-русски было неисчислимое количество, посылаю тебе на выбор штук пять.
6. Из американцев, как-то отзывавшихся обо мне, самые знаменитые: Воннегут (прилагаю), Джозеф Хеллер (автор "Уловки-22", он здесь более знаменит, чем Воннегут, прилагаю), Джерзи Косинский (его в Союзе не знают, кажется, но он автор нескольких бестселлеров, плейбой и суперзвезда, прилагаю), Ирвинг Хау (старый либерал, дружок Набокова и Эдмунда Уилсона, прилагаю).
7. Из более или менее уважаемых русских на Западе обо мне писали что-то - Владимов, Некрасов, И.3. Серман и множество других людей, но эти трое - более четко и лестно, чем другие. Все это довольно объемистые статьи, и пересылать их - морока. Ты лучше напишешь в сто раз.
8. Да, еще я - лауреат премии американского ПЕН-клуба за лучший рассказ 86-го года.
9. Из того, что я считаю существенным относительно себя (стиль!), и что подчеркиваю во многих интервью, заметь, пожалуйста, следующее: я считаю себя не писателем, а рассказчиком, это большая разница. Рассказчик говорит о том, как живут люди, прозаик говорит о том, как должны жить люди, а писатель - о том, ради чего живут люди. Так вот, я рассказчик, который хотел бы стать и писателем. Поверь, это без всякого кокетства.
Ну, с этим, вроде бы, все. Да, говорят, в мартовской "Иностранной литературе" помещены данные обо мне. Может, заглянешь и в них?
Дальше. С "Заповедником" поступи, как сочтешь нужным. Должен сказать, всякий раз, когда я узнаю о чьих-то обидах, то страшно удивляюсь: мне кажется, я всех так наглядно люблю! С другой стороны, когда обо мне пишут всякую хреновину, я недоволен. Таков человек.