Собиратели трав - Анатолий Ким

Шрифт
Фон

Анатолия Кима трудно цитировать. Трудно хотя бы потому, что он сам провоцирует на определенные цитаты, концентрируя в них концепцию мира. Трудно уйти от этих ловушек. А представленная отдельными цитатами, его проза иной раз может произвести впечатление ложной многозначительности, перенасыщенности патетикой.

Патетический тон его повествования крепко связан с условностью действия, с яростным и радостным восприятием человеческого бытия как вечно живого мифа. Сотворенный им собственный неповторимый мир уже не может существовать вне высокого пафоса слов.

Потому что его проза - призыв к единству людей, связанных вместе самим существованием человечества. Преемственность человеческих чувств, преемственность любви и добра, радость земной жизни, переходящая от матери к сыну, от сына к его детям, в будущее - вот основа оптимизма писателя Анатолия Кима. Герои его проходят дорогой потерь, испытывают неустроенность и одиночество, прежде чем понять необходимость Звездного братства людей. Только став творческой личностью, познаешь чувство ответственности перед настоящим и будущим. И писатель буквально требует от всех людей пробуждения в них творческого начала. Оно присутствует в каждом из нас. Поверив в это, начинаешь постигать подлинную ценность человеческой жизни.

В издание вошли избранные произведения писателя.

Содержание:

  • ВОЗДУШНЫЙ мост МЕЖДУ НОЧЬЮ И ДНЕМ 1

  • ПЛОВЕЦ УХОДИТ В МОРЕ 3

  • ОН НЕ УМЕЛ СЧИТАТЬ ДЕНЬГИ 5

  • БОГИ НЕ ЗАБЫВАЛИ ЕГО 6

  • В ЗЕЛЕНОЙ КУЩЕ ЖИЗНИ 8

  • ВЕЧНЫЕ ХРАНИЛИЩА ЧЕЛОВЕЧЕСКИХ ТАЙН 10

  • СОН ЮНОСТИ В ИЮЛЬСКИЙ ЗВЕЗДОПАД 11

  • ГОЛУБОЙ ОСТРОВ НАД МОРСКИМ ГОРИЗОНТОМ 13

  • ПРИТЧА О ВЕРНОЙ ЖЕНЕ И НЕПУТЕВОМ МУЖЕ 15

  • ПОЖАРНИКИ ЗАХОТЕЛИ ПИВА 17

  • ТЫ НЕ БРАТ ЛИ МОЙ, МУРАВЕЙ? 18

  • НОЧНАЯ СТРАЖА 19

  • СЛОВА, ИСТРАЧЕННЫЕ ЛЮДЬМИ 20

  • ПЛОВЕЦ В ОТКРЫТОМ МОРЕ 22

  • Примечания 23

МОЕЙ ДОРОГОЙ МАТЕРИ

ВОЗДУШНЫЙ мост МЕЖДУ НОЧЬЮ И ДНЕМ

В начале лета город посетил гастролирующий по Сахалину не очень знаменитый киноартист. Из соседнего районного города прибыл он на машине, явился к самому началу концерта, и встретили его возле клуба "Шахтер" двое из местного общества "Знание", директор клуба да пожилая клубная работница. Директор, белесый, лысеющий, с настороженными глазами человек, придержал за локоть киноартиста и, когда остальные прошли вперед, заботливо спросил у него, почему он небрит. Гость рассмеялся, тронул обросшие щеки двумя пальцами и охотно объяснил, что готовится к новой роли, в которой надлежит ему сниматься бородатым. И на своем выступлении в клубе он первым делом извинился перед публикой за свой внешний вид и, чуть приплясывая от артистического волнения, рассказал подходящую к данному случаю историю. А потом спел. Между выступлениями показывали части старых кинофильмов, в которых играл он то роль поэта, то морского офицера или - в неузнаваемом виде - согбенного старца с белой бородою. И пока на экране мелькала его тень, запечатленная в пору молодости и удачи, сам артист сидел за столом в комнате рядом со сценой и, пригорюнившись, обхватив голову руками, о чем-то думал.

А поздним вечером, когда концерт был уже позади, усталый артист вошел в местную маленькую гостиницу, предварительно почиркав ногами о забитую в крыльцо железную скобу, очищая налипшую глину с башмаков. Пролился ночной дождь, и улицы города были грязны.

В номере, который ему отвели, лежал на одной из двух кроватей одетый человек, смотрел в потолок, артист с ним поздоровался. Тот медленно повел глазами, туманно уставился на вошедшего и тихо ответил:

- Здравствуйте… Дождик идет?

Артист засмеялся:

- А вы разве не слышите, чудак?.

И он показал на зашторенное окно, за которым стоял широкий водяной шум дождя. Взглянув внимательнее на соседа, артист опять рассмеялся.

- Я вас приветствую, - весело сказал он. - Наверное, тоже решили отращивать бороду, поэтому и приехали в такую дыру. Угадал? Простите меня, но здесь, в городе, вопрос этот, кажется, вызывает у всех большой общественный интерес. Меня уже сто раз спрашивали…

Сосед, задравший подбородок кверху, тоже пребывал в густой неопрятной щетине. Заломленные над головою руки его были длинны, худы и остры в локтях. Он замедленно, кротко улыбнулся на слова артиста и ничего не ответил, лишь утомленно прикрыл глаза.

- Представьте себе, не ел с утра, - принялся жаловаться артист. - С машины прямо на сцену. И после концерта не покормили, дьяволы. Товарищ один, местный кадр, полюбопытствовал: "Ну, как выручка?.." Словом, скучно мне, скучно, сосед! Далеко я забрался от Москвы. Чувствую себя сирым и несчастным, и, как говорил Гоголь, некое одиночество в желудке… А тут еще этот дождь.

Артист освободился от мокрой верхней одежды и, задрав к раковине ногу, принялся ее мыть. Это был ясноглазый, курчавый человек с седыми висками, еще моложавый и стройный. Моя ноги, он не глядел на них, а озирался по сторонам, страдальчески морщась.

- Ночь… Дождь. До гостиницы не проводили… Ботинки промокли, поесть негде, - бормотал он. - Плохо, плохо я чувствую себя, скверно…

- Не нужно… жаловаться, - вдруг тихо, простуженно пошмыгивая носом, произнес сосед. - Когда вас не станет, вы ничего не будете чувствовать. - И он, глядя в спину артисту, зашевелил головою на подушке, как бы желая поглубже погрузиться в нее затылком.

- Что?.. Вот спасибо вам, утешили, - немного обиделся артист.

Он успел уже помыть ноги и теперь топтался на разостланной газете, стоя в одном белье возле раковины.

- Надеюсь, - сказал он, - вы тоже ничего не будете ощущать… в том же самом положении, разумеется.

И прежде чем погасить свет, потянувшись к выключателю, через плечо оглянулся на лежавшего в брюках и рубашке соседа по номеру.

- Я тушу свет, уже первый час ночи, - сердито сказал артист. - Не возражаете?

Тот ничего не отвечал, лишь улыбался странно. И свет был выключен. Артист на цыпочках прошел к разобранной постели.

- Вам все не нравится, - раздался голос в темноте. - Не нравится город, дождь, гостиница. Вы обижены. А я вам скажу, что зря все это, зря. Вспомните: ктО-то у Достоевского хотел существовать хотя бы на пятачке пространства, прикованный к скале цепью.

- А вы, я вижу, тоже почитывали, - прозвучал хмурый и насмешливый голос артиста. - Кто вы? Откуда? Давайте знакомиться, что ли…

- Я врач, - последовал ответ. - Из Южно-Сахалинска. Занимался гомеопатией… Но об этом сейчас ни к чему. Послушайте меня, вы, столичный человек! Я тоже всегда хотел пожить в столицах. Но вот сегодня утром я пошел прогуляться и попал на край города. Нет, не к морю, а в обратную сторону, к сопкам. Там на берегу речки стоит дом для престарелых из красного кирпича. Походил я у этого дома, поговорил с какой-то старушкой. Ну, она все жаловалась, на дочь свою жаловалась. У этих стариков и старушек, знаете ли, всегда есть на что пожаловаться… А потом я увидел за лощиной какую-то белую будочку, что-то вроде беседки, - рассказывал невидимый во тьме человек, и журчащий, тихий голос его был слегка хрипловатым, и пошмыгивал он при этом носом, - казалось, смущенно и нерешительно. - Там, возле этой беседки, паслись на зеленой лужайке две лошади, - продолжал он рассказ, как бы сомневаясь про себя: стоит ли? И вдруг голос, вобрав в себя волнение, зазвучал глухо. - Это было самое последнее строение, дальше начинался лес. Мне захотелось посмотреть вблизи, что же это за будка, и я пошел напрямик через лощинку. Вы видели нашу сахалинскую кислицу?

- Кислицу? - недоуменно отозвался голос артиста, одолевая зевоту.

- Она у нас огромная! Я попал в заросли кислицы - метра три, наверное, была высотою. Еще крапива была жуткая, я весь обжегся. Словом, заблудился я в этих дебрях, к будке так и не вышел, а попал на какой-то зеленый бугор. Стою я на этом бугре и смотрю: будка, конечно, оказалась далеко в стороне. И вот тогда - слышите? - пришла мне в голову одна мысль. Я подумал, что этот бугор, на котором я стою, и есть самый центр мира. Тот самый, о котором мы все имеем смутное, но навязчивое представление. Ну, словом, бывает же у нас такое ощущение, мечта, что ли, что где-то находится место, где сосредоточено все самое настоящее, лучшее, прекрасное, - и туда мы должны непременно устремиться. Отсюда и эта навязчивая идея, эта тяга к столицам, поэтому мы в определенный период юности рвемся уехать из родных мест… Простите, вам интересно слушать? Или больше не надо? Простите…

- Нет, я слушаю, - произнес в темноте бесстрастный голос, словно сама темнота ночи, осыпающаяся шелестом дождя за окном, прозвучала в ответ тоскующему монологу человека. - Слушаю, стараюсь постичь вашу мысль.

- А она проста. Нет никакого особенного места на земле. Вернее, таким местом, где сосредоточено все самое главное, может оказаться любой кусочек земли. Бугор, заросший лопухами, или что-нибудь подобное. Это - то самое место, где однажды откроется тебе нечто огромное…

- И что же такое огромное открылось вам в этих лопухах?

Шрифт
Фон
Помогите Вашим друзьям узнать о библиотеке

Отзывы о книге