В центре романа писателя-мариниста А. И. Плотникова - династия военных моряков Русаковых, родоначальник которой - мичман Иван Русаков поднимал затопленные белогвардейцами и интервентами суда, участвовал в создании Советского Военно-Морского Флота. Сын его - контр-адмирал Андрей Русаков и внук - лейтенант Игорь Русаков вывели современные первоклассные боевые корабли на просторы Мирового океана.
Содержание:
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ - КОРАБЛИ РОЖДАЮТСЯ НА СТАПЕЛЯХ 1
ЧАСТЬ ВТОРАЯ - "ЗОЛОТАЯ ТОЧКА" ПЛАНЕТЫ 33
Примечания 60
Александр ПЛОТНИКОВ
ВИЗИТНАЯ КАРТОЧКА ФЛОТА
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
КОРАБЛИ РОЖДАЮТСЯ НА СТАПЕЛЯХ
Глава 1
Телеграмму доставили за полночь. Шаркая войлочными туфлями, Иван Егорович вышел в прихожую, отворил дверь. Пряча виноватую улыбку, не зазря ли потревожила старого человека, юная почтальонша протянула ему свернутый манжетиком бланк.
- Благодарствую, дочка, - ласково кивнул ей Иван Егорович, но сразу разворачивать бандерольку не стал.
"Небось ктой-то из прежних знакомцев проездом жалует", - соображал он, возвращаясь в комнату. Редко кто за последние годы, не считая детей, наведывался к нему специально, зато известно, что все пути в стране ведут через Москву. Потому и держал в хозяйстве отставной мичман две раскладушки с полным ночлежным припасом при каждой.
Подсев к столику и включив корабельную лампу с железным откидным колпаком, Иван Егорович не спеша водрузил на нос очки, раскатал и расправил ребром ладони пахнущий клеем листок.
"Встречай восемнадцатого поезд тринадцать вагон восьмой много вещей возьми такси целую Татьяна" - значилось на бумажных полосках.
От неясной тревоги захолонуло в груди. Приезжала дочь, свет его очей. Но собралась она в неурочное время: сентябрь на дворе, внук Димитрий в школу пошел. Может, купить чего приспичило? Тогда на кой лях "много вещей, возьми такси"?
Так и не заснул в эту ночь Иван Егорович. Ворочался на мягкой, с поролоновым матрасом, кровати, вздыхал и глотал вязкую слюну. Припомнил недавнюю обиду, когда шибко звал внука к себе на лето, но дочь с мужем устроили Димку в какой-то модный оздоровительный лагерь.
Манило курнуть, только год уже, как бросил баловаться табачным зельем, дав зарочное слово лечащему врачу…
Пошаливало сердце у Ивана Егоровича, нет-нет да и давало о себе знать. Корабельные эскулапы нашли у него "грудную жабу" незадолго до того, как пришлось списаться с последнего в его жизни корабля. А непогоду он мог предсказывать не хуже барометра: чувствовал, как ныли кости в суставах, и в такие дни был хмур, серьезен, вспоминал о дальних плаваниях, о друзьях. И все же здоровье никогда не подводило его на море; только здесь, на берегу, пришел он к мысли, что стар уж стал, пожалуй, и болезни его не выдуманы докторами.
Закадычный друг Иван Бочкарев, боцман с миноносца "Счастливый", еще до войны несколько раз ездил в отпуск купаться в теплых сероводородных ключах на Камчатке. Привозил с собой снимки: гейзеры, теплые реки, туманы над распадками… Красотища! Звал с собой, говорил, что горячая камчатская вода ревматизм за месяц смывает как пену. Боевой был моряк, наверное, и сейчас бы тянул нелегкую матросскую лямку, да погиб от фашистской торпеды неподалеку от Шпицбергена, когда проводил в Заполярье транспортные караваны…
Мысли Ивана Егоровича снова вернулись к дочери, описав какой-то невидимый, но широкий круг, в котором могло бы уместиться полжизни. Думал он о Татьяне в последние годы не меньше, а больше, чем раньше. Это можно было объяснить новым его сухопутным образом жизни, а может быть, и старостью. Полвека принимал он соленые ванны, дышал колким морским воздухом. Помнил все моря-океаны… А теперь только мысленно мог перенестись туда, за тридевять земель. Снились ему морские сны: жестокие штормы, ласковые океанские дали.
"Сейчас бы сделать хоть две-три затяжки", - подумал Иван Егорович, но сста не сдвинулся, так и лежал на койке с открытыми глазами. Еще больше маялся от того, что не с кем было поделиться нехорошим предчувствием. Третьегодняшним летом схоронил он на Перловском кладбище супругу свою Татьяну Трофимовну, с которой прожили без малого полвека, подняли на ноги двух сыновей и дочку. И хотя крутовато порой обходилась с мужем "мать-боцманша", но теперь по целковому заплатил бы Иван Егорович за каждое ее сердитое слово. Ведь ничто на свете не ценится дороже навсегда потерянного.
В шестьдесят семь лет овдовел Иван Егорович. Звали его после похорон в свои семьи сыны Андрей и Павел, приглашала к себе и дочь Татьяна. Не захотел. Отверг и услуги досужих кумушек, которые сватали ему младшую сестру покойной жены Алевтину Трофимовну: "И телом еще свежа, и на Татьяну страсть как похожа!" В ответ на такие слова Иван Егорович усмехнулся невесело:
- Хошь с одного стапеля каравеллы, да разное у них плавание…
Так и зажил бобылем отставной мичман, благо что неподалеку от его дома была столовая, работавшая без выходных. А будни проводил с ребятами в районном Доме пионеров, где на общественных началах руководил судомодельным кружком. Когда спрашивали, чем он занимается, отвечал:
- Корабли строю.
Одну из поделок Ивана Егоровича - модель крейсера "Аврора" в сотую часть натуральной величины - ребята пронесли через Красную площадь во время первомайской демонстрации. Радости старого моряка не было предела…
…Через неплотно задернутые шторы доглядел Иван Егорович, что в высотном доме напротив высветлились желтые пятна окон. "Вот уж и утро подкатило", - подумал он, поднимаясь с постели.
Часы показывали половину шестого. До прихода поезда оставалось добрых полсуток. "Надо квартиру хорошенько пролопатить, - оправдывался сам перед собой Иван Егорович, - одеяла гостевые выхлопать, пропылились небось на антресолях…" Да и в столовую надо было сходить пораньше, договориться со знакомой раздатчицей, чтобы плеснула в обед чего повкусней - с первого черпачка. Танюшка проголодается с дороги.
При мысли о дочке у него защипало веки. Давно уже выросла дочка, хорошего человека встретила, свое гнездо свила, а для отца она все тот же "поскребыш", любимица всей семьи. Отчего-то врезалась она в память такой, какой привезла ее Татьяна Трофимовна из эвакуации: в нагольном полушубочке и валенках, этакий неуклюжий мужичок с ноготок. Жаль, что не сохранились те шубейка да валенки, доконала их ненасытная моль.
Говорят, что внуки порой становятся роднее детей, а только не случилось с Иваном Егоровичем такого. Сын старшего, Андрея, Игореха, уже морское училище окончил, лейтенантом стал, двое пацанов у Павла, тот же Димка-невидимка подрастает, а сердце Ивана Егоровича по-прежнему тянется к дочери. Даже обиду единственную ей простил. А состояла она в том, что отказала когда-то Танюшка Сергею Урманову, сыну старого друга Ивана Егоровича. "Прости меня, папа, - сказала, - Сережа чудесный парень, но ведь сердцу не прикажешь…" И вышла за своего однокурсника по медицинскому институту Илью Юркевича. Иван Егорович даже слегка робел перед зятем, не по годам серьезным и рассудительным человеком, а особенно перед его очками в черепаховой оправе. Еще сызмальства вынес он убеждение, что человек в очках - ученый человек. И в самом деле зять теперь уже кандидат наук.
Иван Егорович протер паркетный пол веревочной шваброй - другого инвентаря он не признавал, - смахнул пыль со старенького полированного гарнитура, долго отдраивал заляпанную газовую плиту на кухне. Между делом оборвал листик календаря, на котором значилось: "18 сентября 1965 года, суббота".
К восьми часам он пошел в столовую, заказал на дом обед из четырех блюд, к одиннадцати занял очередь возле винно-водочного отдела гастронома, запасся бутылочкой армянского коньяка: сам он давно уже не выпивал, но знал, что Танюшка балуется рюмочкой-другой.
Все эти несложные хлопоты отвлекли мысли Ивана Егоровича, но когда он ехал на такси к Казанскому вокзалу, неясная тревога вновь заледенила сердце. "Нет, но с доброй вестью едет Танюшка", - тоскливо думал он.
На платформе он встал немного позади предполагаемого места остановки восьмого вагона, и первым, кого он углядел в окне, был внук Димка. Увидев деда, малец радостно заколотил кулачонками по стеклу. Чуть глубже в купе угадывалась высокая прическа дочери.
Из вагонной двери горохом посыпалась нетерпеливая молодежь, прямо с подножки бросаясь на шеи встречающих. Ивана Егоровича оттеснили в сторону, пару раз двинули в бок углом чемодана. Когда он наконец протиснулся в тамбур, вагон был почти пустым.
- Милый мой старенький папка, - целуя его, прослезилась Татьяна, позабыли тебя все, позабросили… Но ничего, теперь я буду с тобой, обстираю тебя, откормлю, выхолю!
Иван Егорович мысленно поразился этим ее словам, но по флотской привычке допытываться не стал, а занялся главным в данный момент делом. Увидев внушительную стопу чемоданов, опустил фрамугу окна, пригласил в купе носильщика.
- Деда, а твой крлейсер у меня стащили, - пожаловался Димка, забавно картавя, словно шарик в свистке катая во рту букву "р".
- Ничего, Димитрий, мы с тобой новый сварганим, - успокоил его Иван Егорович, берясь за ручку кожаного баула.
- В нем сто пудов, папа! - попыталась остановить его дочь. - Пусть носильщик возьмет.