Дмитриев с недоверием смотрел на Мельниченко.
- Разрешите сказать, товарищ капитан? Прошу вас не назначать меня помощником командира взвода.
- Почему?
- Просто не хочу.
- Так просто? Вы не договариваете, - сказал Мельниченко. - Но я, наверно, не ошибусь, если скажу: здесь, в тылу, не хотите портить отношения со старыми товарищами? Верно?
- Фронт - другое дело, товарищ капитан.
- Что ж, фронт - другое дело, Дмитриев, верно, - согласился Мельниченко. - Но мы хотели назначить командирами отделений Брянцева и Дроздова. Это ваши однополчане. Вам будет легче работать, очевидно.
- Все равно, товарищ капитан, - Дмитриев отрицательно покачал головой. - Прошу меня не назначать. Я буду плохим помкомвзвода.
- Дивизион, сми-ир-рно! - гулко раскатилась отчетливая команда по этажу, и сейчас же в глубине коридора голос дежурного возбужденно зачастил: - Товарищ майор, вверенный вам дивизион…
Покосившись на дверь, лейтенант Чернецов одернул гимнастерку, провел быстро пальцами по ремню, как курсант, готовый к встрече старшего офицера.
Наступила тишина, в коридоре послышался раскатистый голос:
- Вольно! - и тут же, распахнув дверь, шумно отдуваясь, вошел майор Градусов - шапка добела залеплена снегом, лицо свеже-багрово с мороза, накалено ветром. Все встали. Командир дивизиона коротко поднес к щеке крупную руку, произнес басистым голосом:
- Здравия желаю, товарищи офицеры!
Медленным движением он сбил с шапки пласт снега, сбоку скользнул глазами по Дмитриеву; широкие брови поднялись.
- А, боксер-любитель! Вот вам, пожалуйста, товарищи офицеры, не успел приехать в училище и уже драку учинил!.. Что прикажете с ним делать? А?
- Товарищ майор, - сказал Дмитриев, - это нельзя было назвать дракой.
- Когда военный человек машет руками на улице, это уже позор! Драться курсанту артиллерийского училища - это втаптывать в грязь честь мундира, честь армии! Не хватало еще, чтобы прохожие тыкали в курсантов: "Вот они какие, воины…"
Сказав это, Градусов дернул крючок шинели возле горла, сел к столу, хмурясь, забарабанил пальцами по колену.
- Эк вы! "Нельзя назвать"! Где этот ваш… как его?.. соучастник… Брянский?.. Брянцев?.. Вы вызывали его, капитан? Они докладывали вам о взыскании?
- Брянцев должен сейчас прийти, - ответил Мельниченко. - Я вызвал их обоих. Но по другому поводу, товарищ майор.
- А именно?
- Я хотел бы назначить их младшими командирами. - Капитан кивнул в сторону Дмитриева. - Обоих. Дело в том, что в комендатуре выяснены обстоятельства и причины этой драки.
- Вот как? С корабля на бал? Та-ак…
Громко хмыкнув, майор Градусов положил свою большую руку на край стола, посмотрел на капитана, потом, вроде бы в сомнении, всем телом повернулся на стуле к понуро стоявшему Чернецову, спросил:
- А вы как думаете, командир взвода?
Лейтенант Чернецов, до пунцовости покраснев, тотчас ответил споткнувшимся голосом:
- Я думаю… они справятся, товарищ майор.
- Что же вы, лейтенант, так неуверенно? - Градусов тяжело встал, прошелся по канцелярии. - Н-да! Может быть, может быть… Все это очень интересно, товарищи офицеры. Очень интересно… - как бы раздумывая, заговорил он и вдруг решительным толчком открыл дверь. - Дежурный! Вызвать курсанта Брянцева!..
Градусов, очевидно, относился к тем вспыльчивым командирам, которые мгновенно принимают решения, но, остыв, уже не возвращаются к ним.
Борис шел по коридору корпуса.
Ему, отвыкшему от чистоты и домашней устроенности, нравился этот прямой светлый коридор, залитый зимним солнцем, эти стеклянные люстры, сверкающие паркетные полы, эти дымные курилки, эти полузастекленные двери по обе стороны коридора с мирными надписями: "Каптерка", "Партбюро", "Комната оружия". Ему нравилось, когда мимо него пробегали новоиспеченные курсанты, недавние спецшкольники, и с восторженным уважением глазели на два ордена Отечественной войны, на длинный, пленительно сияющий иконостас медалей, позванивающих на его груди.
Когда он подошел к канцелярии, возле двери толпилось человек пять курсантов с прислушивающимися вытянутыми лицами; один из них говорил шепотом:
- Тут он, братцы… Сейчас заходить не будем, подождать надо…
- Это что? - насмешливо прищурился Борис. - В каком обществе, невоспитанный молодой человек, вас учили подслушивать? Там что, решается ваша судьба? Немедленно брысь! - добродушно сказал он и постучал. - Курсант Брянцев просит разрешения войти!
Он вошел, вытянулся, щелкнув каблуками, пытливым взглядом окинул офицеров, сейчас же увидел нахмуренного Алексея - и в ту же минуту понял, о чем шел здесь разговор, и на какое-то мгновение чувство полноты жизни покинуло его.
- Курсант Брянцев по вашему приказанию прибыл!
Майор Градусов, сложив руки на животе, стоя посреди комнаты, с некоторым даже непониманием подробно оглядел Бориса.
- Однако, курсант Брянцев, вы не торопитесь. Надеюсь, на фронте вы быстрее ходили, когда вас вызывал офицер на позицию? В училище все делают бегом!
Борис пожал плечами.
- Товарищ майор, я не могу обедать бегом. Я был в столовой.
Лицо Градусова стало заметно наливаться багровостью.
- Прекратить разговоры, курсант Брянцев! Удивляюсь, за четыре года войны вас не научили дисциплине, не научили разговаривать с офицером! Вижу - во многом придется переучивать! С азов начинать! Забываете, что вы уже не солдаты, а на одну треть офицеры! На фронте возможны были некоторые вольности, здесь - нет!..
- Товарищ майор, - тихо выговорил Алексей, опережая ответ Бориса, - вы нас можете учить чему угодно, только не фронтовой дисциплине. Военную азбуку мы немного знаем.
- Так! Значит, вы абсолютно всему научены? - отчетливо проговорил Градусов и, словно бы в горькой задумчивости повернувшись на каблуках к офицерам, заговорил усталым голосом: - Так вот, вчера я был свидетелем безобразного скандала, но сомневался, насколько они виноваты. Сейчас мне не требуется никаких объяснений. Я отменяю прежнее свое взыскание. Курсанту Дмитриеву - двое суток за пререкания и драку. Вам как зачинщику драки и за грубость с офицером, - он перевел глаза на Бориса, - трое суток ареста. Завтра же отправить арестованных на гауптвахту. Разрешаю взять с собой "Дисциплинарный устав"!
Алексей и Борис молчали. Майор Градусов договорил жестко:
- Капитан Мельниченко, приказ об аресте довести до всего дивизиона. Можете идти, товарищи курсанты. Вы свободны до завтра. Идите!
Они вышли в коридор и переглянулись возбужденно.
- Старая галоша! - со злостью выговорил Борис. - Понял, как он наводит порядок?
Алексей сказал:
- Переживем как-нибудь, надеюсь.
- Ну конечно! - разгоряченно воскликнул Борис. - Остается улыбаться, рявкать песни!.. Нужна мне эта гауптвахта, как корове бинокль!
- Ладно, все, - сказал Алексей. - Вон смотри, Толька Дроздов чапает! Вот кого приятно видеть.
Однополчанин Дроздов, атлетически сильный, высокий, с широкой грудью, шел навстречу по коридору, мял в руках мокрую шапку; его загорелое от зимнего солнца лицо еще издали заулыбалось приветливо и ясно.
- Боевой салют, ребята! А я, понимаете, со старшиной в ОВС за обмундированием ходил. Шинели получали. Снежище! Да что у вас за лица? Что стряслось?
- Поговорили с майором Градусовым - и вышли образованные, - сказал Алексей. - Завтра определяемся с Борисом на гауптвахту.
- Бросьте городить! За что? Вы серьезно?
- Совершенно.
Вечером в батарее необычное оживление.
Взводы были построены и стояли, шумно переговариваясь, все поглядывали на крайнюю койку, где лежали кипы чистого нательного белья. Помстаршина из вольнонаемных, Куманьков, старик с крепкой розовой шеей, озадаченно суетился перед строем и, будто оценивая, с разных сторон озирал худощавую и длинную фигуру курсанта Луца, который, как бы примеряя, держал перед собою пару новенького белья - держал с ядовитым недоумением на горбоносом цыганском лице, говоря при этом:
- Нет, товарищ помстаршина, вы только подумайте: если на паровоз натянуть нижнюю рубашку, она вытерпит? Вас надули в ОВС. Эти белые трусики со штрипками попали из детяслей…
- Ну, ну! - уязвленно покрикивал помстаршина. - Детясли! Ты, это, не тряси! Знаем! Ишь моду взял - трясти! Ты словами не обижай. Из спецшколы небось? Я, стало быть, тоже три года на германской… А ну давай сюда комплект! Па-ро-воз!
- Прошу не оскорблять, - вежливо заметил Луц под хохот курсантов.
- Смир-рно-о! Разговорчики!.. Безобразий с бельем не разрешу! Ра-авнение напра-во!
Взводы притихли: из канцелярии вышел капитан Мельниченко. Он был в шинели, портупея продернута под погон; было похоже: приготовился к строевым занятиям.
- Вольно! Помстаршина, что у вас? В чем дело, курсант Луц?
- Не полезет, товарищ капитан, - невинно объяснил Луц. - Отсюда все неприятности.
- Верно, никак не полезет. Помстаршина, заменить!
Куманьков почтительно наклонился к капитану, с явной обидой зашептал:
- Невозможно, товарищ капитан. Рост, стало быть. Размер…
- А в каптерке у себя смотрели? В НЗ?
- В каптерке? - Куманьков кашлянул. - Да ведь, товарищ капитан… А ежели еще внушительнее рост объявится? Эвон гвардейцы вымахали-то… Есть заменить! - добавил он с неудовольствием.
- Две минуты вам на раздачу белья.
- Слушаюсь.