Сам он разъезжал по Ленинграду на могучем, собранном собственными руками "Харлее-Девидсоне". Четыре горизонтально расположенных цилиндра "Харлея" вызывали завистливое и обильное слюнотечение у всех ленинградских стиляг и пижонов, хотя бы чуточку кумекавших в подобных средствах передвижения…
Но однажды Рафик Алимханов неожиданно забросил свое достаточно прибыльное мотоциклетное дело и занялся совсем-совсем другим…
А кличка - Рафик-мотоциклист за ним так и осталась.
Тогда только за одно невинное прикосновение к такому понятию, как "валюта", можно было схлопотать по восемьдесят восьмой статье от трех до пятнадцати с конфискацией всего нажитого и спертого имущества. А уж если в деле будет фигурировать золотишко, камушки или того хуже - платина мимо империи попытается проскочить, - вообще не отмоешься!
В искусственный период наивной хрущевской "оттепели", впопыхах сочиненной Эренбургом, трех хмырей - известных московских валютных фарцманов - по запарке даже показательно расстреляли.
Вопреки всем статьям Уголовною кодекса РСФСР, утвержденного третьей сессией Верховного Совета 27 октября 1960 года.
Со Старой площади позвонили куда следует и тихо так, человечно, ну, просто по-ленински, сказали: "Надо. Чтоб другим неповадно было".
Суд, естественно, взял под козырек, щелкнул каблучками, послал в жопу всю третью сессию своего Верховного Совета вместе с его Уголовным кодексом и…
…шлепнул валютчиков. В смысле - расстрелял.
Чтобы те по лагерным баракам да лесоповалам не мучились.
Потому что советский суд - самый гуманный суд в мире.
…Где полегла в сорок третьем пехота, пехота, пехота…
Где полегла в сорок третьем пехота без толку, зазря,
Там по пороше гуляет охота, охота, охота…
Там по пороше гуляет охота, трубят егеря!..
- Слушай, старик! Был звонок из Москвы. Вчера нашего главного вызывали в ЦеКа и отшлепали по первое число. Тут, понимаешь, вовсю катит вторая волна, аналогичная той, фарцовочно-расстрельной. Тема, можно сказать, особой государственной важности, а мы, дескать, ухом не ведем и молчим, словно дерьма в рот набрали. Короче, матерьял должен быть - зашибись! Я с утра звонил прокурору города, стелил для тебя соломку, - сказал тогда Теплову заведующий корреспондентским пунктом.
В одиннадцать часов утра от него уже вкусно пахло коньяком. Это был большой, толстый, ироничный и талантливый царедворец. Несколько лет он просидел во Франции собственным корреспондентом, превосходно владел французским и английским и недавно вернулся в Союз.
Вернулся достаточно плотно "упакованным". Чтобы не очень страдать от разницы между вполне обеспеченным Парижем и полупустым Ленинградом. Хотя бы первые три-четыре года. Стиранию международных экономических граней для персон, особо приближенных к власти, еще очень способствовало прикрепление заведующего корреспондентским пунктом такой газеты к специальному закрытому промтоварному отделу ДЛТ - "Дома Ленинградской торговли". А также к "Свердловке" - обкомовской поликлинике и больнице, к таинственному партийному буфету в Смольном с четким иерархическим пайковым распределением. Ну и, естественно, самые доверительные отношения со специалистами по идеологии из Комитета государственной безопасности. Это уже в обязательном порядке. Не говоря даже о сертификатно-чековом магазине "Березка"…
- А конкретнее? - попытался уточнить тогда Теплов.
- Паспорт и удостоверение Союза журналистов с собой?
- Да.
- Вот и вали в городскую прокуратуру. Там тебе все расскажут. Фарцовня, валюта… Золотишко, платина через границу туда-сюда шмыгают. Росювелирторг ручонки заламывает, слезами обливается. Перекупщики у них - кость в горле… Москва дала добро на "подвал" в шестьсот строк. Я набросал официальное письмецо на нашем бланке в прокуратуру. Держи! Ты в нем, естественно, представлен в лучшем виде. Все чин-чинарем. Тебя там ждут с букетом настурций и оркестром Эдди Рознера.
- Сроки? - спросил тогда Кирилл Теплов.
- Как всегда: чем быстрее, тем лучше.
Когда Теплов уже был в дверях корпункта, толстяк окликнул его:
- Этимологию слова "фарцовка" знаешь?
- Понятия не имею. Что-то блатное, наверное.
- Неуч. Так уж и быть. Где наше не пропадало! Отрываю от сердца и продаю за обеденный перекус и сто пятьдесят армянского в Восточном буфете "Европейской". Вход, как тебе известно, с улицы Ракова.
- Известно, известно. Давай свою этимологию.
- "Фарцовка" - безжалостно русифицированное и бесчеловечно искаженное английское выражение "For sale" - "На продажу". Можешь взять себе эпиграфом…
"Господи, милостивый… Это же Рафик-мотоциклист!.. Это же Рифкат Алимханов… Боже мой, только бы выжить!.."
- Это ты, Рафик?..
Старик Теплов напряженно всматривался в синего от татуировок старика Когана, пытаясь узнать в нем молоденького Рафика-мотоциклиста из шестьдесят второго года прошлого века.
- Алимханов, это ты?
- Я, Кирюша, я… - ответил ему старый Рифкат и тихо заплакал.
У него затряслись острые исхудалые плечи, на дряблой, иссеченной морщинами шее ожила и задвигалась синяя петля из тюремно-лагерного законодательства - "Не верь, не бойся, не проси!", задрожали пальцы рук с наколотыми неровными синими буквами - именами прошлых любимых…
Кирилл Петрович встал, обнял старого, плачущего, худенького, истатуированного с ног до головы Рифката Когана-Алимханова, прижал к себе и уже вслух повторил тихим шепотом:
- Только бы нам с тобой выжить…
В начале тридцатых, будучи свято уверенными в том, что "Ленин жил, Ленин жив, Ленин будет жить!", а также верноподцаннически и совершенно искренне следуя указанию вождя мирового пролетариата - "Уничтожить духовенство к чертям собачьим!" и, как еще мудро и прозорливо добавил Ильич: "Чем больше, тем лучше!", специальные люди отстреляли чуть ли не всех служителей русской православной церкви.
В провинциях же, где с патронами, как и с хлебом, всегда было туговато, попов просто сбрасывали с колоколен на землю. С церковных куполов посшибали кресты. Торжественно и злобно жгли иконы. Серебряные оклады и чаши конфисковали в пользу простого трудового народа и сперли.
Часть молельных строений разрушили, остальные использовали как складские помещения, клубы и свинарники.
И только в Ленинграде в тридцать втором году, на углу Литейного проспекта и улицы Чайковского, с Сергиевским собором, построенным архитектором Леонидом Бенуа, ректором Императорской Академии художеств, обошлись достаточно бережно и культурно.
Наполовину его разобрали, а то, что не смогли демонтировать, - аккуратненько взорвали. А на его месте чуть ли не на целый квартал выстроили очень "Большой дом". Заселили его нашей рабоче-крестьянской милицией, ну, и…
…сами понимаете кем еще.
Для особо наивных и недогадливых - служивыми потомками верных бойцов Чрезвычайных Комиссий прошлых лет.
После устрашающего "ВэЧеКа" у этой комиссии было много самых различных названий, одинаково и неизменно приводящих советских граждан в состояние обморочного перепуга.
Зачастую - с последующим летальным исходом.
А чтобы сор из избы не выносить, там же - в середине "Большого дома" - организовали так называемую внутреннюю тюрьму. Что было очень удобно при работе с разными деклассированными элементами во время следственных упражнений.
Нужно, к примеру, допросить политического или уголовного сидельца в самый неожиданный для него момент - нет проблем! Ехать за ним никуда не надо. На дворе холод, слякоть, дождь со снегом, а ты сидишь себе в теплом кабинетике, поднимаешь трубочку специального прямого телефончика и говоришь:
- Здорово! Из четвертой камеры подследственного такого-то - на третий этаж в комнату номер такую-то, на допрос к следователю по особо важным делам такому-то! Кто говорит? Ну ты даешь!.. Старший оперуполномоченный капитан Леха Петраков говорит. Карпенко! Ты чего, своих не узнаешь? Вы там у себя внизу совсем одичали. Ну, и что, что два часа ночи? Партия сказала "надо", комсомол ответил - "есть!"
И уже через десять минут - конвой дремлет у дверей в коридоре, а сонный подследственный сидит перед тобой, носом клюет.
Внутренняя тюрьма - штука чрезвычайно удобная!
- У тебя моча хорошо отходит?
- Вроде ничего.
- А я раз по пять за ночь встаю.
- Нет, я - раза два, не больше.
- А вчера ночью мне даже катетер в… это самое… ставили. Ссать хочу - помираю! Полчаса стою над парашей, тужусь, как бурлак на Волге, а моча не идет, сука. И боль… Словно огнем весь живот разрывает! Хоть криком кричи. Я тихонько сестричку позвал, корячусь, показываю ей… Поняла. Из урологии дежурного врача вызвала…
- Надо было меня разбудить. Я бы перевел, что надо.
- Ну что ты, Кирюш… Сестричка толковая оказалась, сообразила. Литра полтора откачали. Веришь?
- Верю, Рафик…
Недавно в "Аргументах и фактах" Кирилл Петрович прочитал, что "…современный человек не вершина эволюции, а лишь ступенька в становлении нового вида". И что "…передовые технологии помогут нам ликвидировать страдания, старение и смерть".
Вроде бы "…человек будет совершенствоваться. Но уже не в силу "слепых" биологических законов, а благодаря достижениям науки. И со временем появится новый вид - ПОСТЧЕЛОВЕК. Он будет умнее любого человека-гения, память его будет более совершенна…"