И отодрал меня прямо в прихожей.
С собой у него, помимо эрекции, оказались две бутылки французского вина. Мы пили вино прямо в постели, я все время отворачивалась, чтобы не заплакать, а он плакал в три ручья. Выяснилось, что Гриша несчастен и с женой, и на работе. Ему меня не хватает. Он думал, все, что между нами было, - обычная фигня, только секс, но события последних месяцев заставили его изменить свое мнение. В ответ ему и полбутылке красного вина я, захлебываясь, рассказала, как тоже страдала. Он предложил мне прямо завтра позвонить в какую-нибудь говенную туристическую фирму и заказать тур на двоих куда угодно. Чтобы просто побыть вдвоем. Посидеть на пляже, попялиться на закат, попить круглосуточного бухла системы all inclusive.
- Ты хочешь поехать со мной отдыхать? - спросила я, целуя его в губы.
- Да, - ответил он, тоже целуя меня.
Наутро он своего мнения не изменил, и мы забронировали тур в Египет. На двоих. По системе all inclusive.
Когда у него случалось плохое настроение, он меня поучал. Он нарочно задавал мне вопросы, на которые я не знала ответа, а потом с брезгливым участием качал головой. Это означало, что мне удалось в очередной раз его поразить. Своей дремучестью, тупостью и необразованностью. Своим детством.
- Ну а что тут, собственно, удивляться, - говорил он в стотысячный раз, - когда я увидел на тумбочке, сколько там, я забыл, сто, что ли, романов Дарьи Донцовой, о чем вообще может идти речь?
- Я иногда просто хочу отдохнуть умом, - оправдывалась я.
- А ты не отдыхай, не отдыхай умом, Сашенька, - отвечал он, - ты им работай хоть немного.
- Я не дура, - огрызалась я.
- Конечно нет. Ты - набитая дура!
- Если я чего-то не знаю, не надо меня унижать.
- Чего-то?.. Ты вообще ничего не знаешь, тотально ничего не знаешь.
- И что теперь?
- Да ничего, - он пожимал плечами и тут же щелкал меня по лопаткам, - ну, не сутулься, Саша, ты же красивая девица, чего ты согнулась, как вязальный крючок?
- На себя посмотри.
- Что ты сказала? - он даже наклонялся ко мне, чтобы лучше расслышать.
- Ничего.
- Нет, ты произнесла какую-то фразу. Пэтэушницы советского времени. Повтори, пожалуйста.
- Я сказала: на себя посмотри. Тебе по буквам?
Он внимательно смотрел на меня, слегка прикусив нижнюю губу.
- Нет, - говорил он наконец, - не надо, хватит уже с меня на сегодня.
И я взрывалась.
- Ты сам меня доводишь! - кричала я, вцепившись ему в рукав. - Если у тебя плохое настроение, я не обязана все это слушать! Ну, если я такая дебилка, то не встречайся со мной, пошли меня на хуй! Чего ты стоишь, скажи еще, что я - истеричка!
- Это правда.
- Знаешь еще что - правда?
Он молчал несколько секунд. Потом отворачивался, искал по карманам сигареты.
Я давилась слезами, тоже от него отворачивалась. Он замечал, что перегнул палку, и пытался меня развернуть. Я вырывалась.
- Извини, - говорил он, - правда, извини.
Я кивала.
Он становился ласковым и спокойным, рассказывал мне интересные истории, шутил. Я слушала его, изредка перебивая какой-нибудь тупостью. Например, если все это происходило за столом, я сворачивала листик салата, потом надкусывала, показывала ему и говорила:
- Смотри, какая у меня розочка получилась.
Он смотрел:
- Хорошая.
У всех есть недостатки, а у него из них можно было высаживать сады. Честно говоря, он был стареющим похотливым ублюдком, но мне было с ним хорошо. Вернее, я просто не могла без него, он был мне нужен. Когда мы сидели у меня дома на кухне, пили вино, я сворачивала розочки из салата, а он читал мне стихи расстрелянного в 1937 году Николая Олейникова, я чувствовала, что абсолютно, бесповоротно счастлива. Я знала, что даже в одной постели, под одним одеялом, тесно соприкасаясь кожей, я все равно никогда не сумею им насытиться. Рядом с ним мне его не хватало. Мы смеялись, он гладил меня по руке, иногда (после мощного скандала) он становился совершенно расслабленным. И я почему-то тоже. Я шла в душ, мы ложились, переплетались, целовались. Мы трахались, шептались, у меня на губах была его слюна, его запах, я лежала с закрытыми глазами. Потому что все, что он делал со мной, казалось прекрасным.
И когда он кончал (я всегда раньше), мы соприкасались мокрыми лицами, я говорила ему заплетающимся языком:
- Гриша, я люблю тебя, никогда, никто меня так…
Он прикрывал мой рот ладонью:
- Я не верю ни единому твоему слову.
Разлука с любимым, конечно же, обостряет любовь к нему. И думаешь только об этом. Странным образом те горячие точки ваших отношений, те "непреодолимые противоречия", из-за которых вы расстались, забываются. Но никуда не исчезают. Стоит только переспать спустя пару месяцев тоски, как вот оно все разом и вылезает. И, как говорится, снова - здорово, что мы будем делать с этим теперь?
Гриша туманно намекнул, что с женой все совсем хреново и он увез от нее свои вещи первой необходимости. Я даже не спросила куда. И к кому. На это не было времени. Мы разбежались, чтобы встретиться завтра в такси, которое помчит нас в аэропорт Шереметьево. Где мы наверняка станем пить пиво в какой-нибудь кафешке, шататься по duty free, целоваться в общем зале ожидания на привинченных к полу креслах и смотреть кино в одних наушниках по моему лэптопу.
- Слушай, Саша, я давно хотел задать этот вопрос, - сказал Гриша, когда я запрыгнула в такси, - а почему ты все время выглядишь и одеваешься как последняя блядь? Ты считаешь, что это делает тебя привлекательнее? - Он отвернулся к окну.
Я была в джинсах, сабо на максимум десятисантиметровом каблуке и в облегающем топе.
Этот момент напомнил мне начало моего жизненного конфликта с мамой. Я могла уступить и не уступить. У меня был выбор.
В моих мозгах, как над дверью операционной в сериале "Скорая помощь", пульсировала огромная красная лампа. Я не видела, что на ней написано, но я четко знала, что я ни в чем перед ним не виновата. Видимо, так устроен этот мир, что любое перерождение начинается со слов: "С меня хватит!" - и не думаю, что у Иисуса Христа была другая мотивация.
- Чего молчишь? - Гриша ко мне повернулся. - Или, может, ты хочешь сказать, что ты для меня небезопасна?
Я по-прежнему молчала. Таксист тактично перевел радио с новостей на песню о любви.
- Я могу сказать тебе только одно, - сказала я спустя несколько минут, - я не позволю тебе надо мной издеваться и ставить под сомнение меня как женщину. Я понимаю, что это тебя больше всего бесит, но больше никогда в этой жизни ты мне не скажешь, что после тридцати у меня отвиснут сиськи, что во Франции в пип-шоу есть услуга "побрейте свой лобок", что я ни на что не гожусь в постели и что я для тебя небезопасна.
Он хмыкнул.
- Интересно, какого хуя я еду с тобой в Египет?
Я пожала плечами.
В Шереметьево мы прибыли под конец регистрации на рейс в Хургаду. Общая нервозность пассажиров этого рейса как-то смирила нас друг с другом, и после прохождения паспортного контроля Гриша пригласил меня в ресторан, где мы довольно быстро напились виски, смешанным с кофе. Курить разрешалось только в особых зонах, и мы бегали туда по очереди, чтобы не тащить все пакеты из duty free. Перед самой посадкой, когда мы все же выбрались из кафе, он сказал:
- Ты не понимаешь, но я очень тебя ревную.
- Это повод меня унижать? - ловко отбила мяч я.
- Нет.
Он стоял передо мной, в обеих руках у него были пакеты с алкоголем, с духами, которые я набрала, и сигаретами. Ему должно было исполниться пятьдесят два, и он смотрел на меня как маленький мальчик. Исподлобья и с недоверием. Мальчики всегда так просят прощения. Даже если не у мамы.
- Я люблю тебя, дурак, - сказала я.
Он отвел глаза.
Хургада встретила нас гортанной молитвой, передаваемой по радио. Никто, правда, не падал на колени и не молился. Нас с Гришей посадили на такси, отвезли в отель, нацепили нам на правые руки браслеты, которые означают, что все еще неделю включено, после чего мы зашли в свой номер, и он заснул, пока я мылась. Еще бы, ему не надо смывать косметику и выпрямлять волосы.
Среди ночи (мой мобильный заряжался на столике перед зеркалом, и я не могла понять, во сколько это случилось) он придвинулся ко мне. Его член был влажным и твердым, он старался втиснуться между моих ляжек. Я впустила его, я почувствовала, как Гриша пальцами правой руки чуть раздвигает кожу в моей промежности, и поняла по его вздоху, что внутри меня горячо, еще как горячо.
Утром мы поели яичницу, тосты с ветчиной и с сыром, выпили по чашечке кофе с молоком, после чего Григорий Иванович сказал:
- Быстро в номер. Я тебя хочу.
Мы трахнулись и потом полтора часа спали.
Я проснулась раньше и, не желая его будить, отправилась на море.
Искупавшись и часик позагорав, я вернулась в номер, но Гриша там отсутствовал. Я долго обследовала лежаки вокруг бассейнов, пока не нашла его в баре. Причем он был прилично пьян и сразу мне сказал:
- Не подходи ко мне!
- В чем дело? - Я подошла и положила руку ему на плечо. Он относился к тому типу мужчин, что краснеют от солнца и уже никогда не приобретают нормального загара. До самого конца отдыха они ходят со своими красными рожами и красными плечами, через день валяясь в номерах, обмазанные кефиром, и хочется воскликнуть: "А какого хуя вы приехали в Египет?!!"