- Хотите, научу вас золотые коронки отливать? Дельце тонкое, но у вас - руки! Тоже золотые!
- Не хочу.
- Почему же? - поразился Богма, дыша, как бегемот, и придавливая живот руками, будто он мог от этого стать тоньше. - Заработок я вам гарантирую, дорогой человек!
Дядя Сережа повернул к Богме голову и смотрел долго.
- Не хочу, - повторил он, - это не по моей части.
- Сколько ж я вам должен? - спросил удивленный Богма.
- А нисколько.
- Хм!
- Я для интереса.
На этот раз дядя Сережа не улыбнулся и не сказал: "У меня к вам просто симпатия".
В тот день Алеша вместе с Анкой купался в реке, там, где между дачей Богмы и слободкой до сих пор белеет на жарком солнце вытоптанный выгоревший пляжик. Анка впервые оказалась не в трусиках, а в синем купальнике, обтянувшем ее тонкое тело.
- Ну как? - спросила она, поворачиваясь. - Смотри!
Алеша рассмеялся по-козлиному:
- Как сосиска!
- Сам ты сосиска!
Анка обиделась и, накупавшись, не побежала в кусты переодеваться, а натянула платьишко прямо на мокрый купальник и торопливым шагом ринулась домой. Алеша едва поспевал за ней, на ходу управляясь с брюками. Во дворе Распоповых метался чей-то голос, резкий и зычный, свирепствовал, клокотал:
- Коронки же! Золотое дело! Ирод!
Алеша не понял сразу, что это Анна Матвеевна орала, даже не подумал о ней. Анка рывком повернулась к нему, и он на какой-то миг перестал слышать надсадный голос из открытого окна, а смотрел на два таких неожиданных мокрых кружка на груди Анки.
- Уходи! - крикнула она.
Но он и этого не услышал, только повернулся лицом к калитке и застыл.
- Уходи! - повторила Анка тише, почти шепотом.
Но он стоял.
- Дармоед! - кричала Анна Матвеевна, ругаясь по-мужски. - Привезла хозяина! Симпатия у него ко всем! Ишачит на людей!
Это на дядю Сережу она так? Только в тот миг Алеша догадался…
…Она привезла Сергеича в слободку на извозчике. Встретились в поезде, разговорились, вроде бы в шутку, но она ссадила его в городе. Сейчас извозчиков не увидишь, а в ту пору, сразу после войны, говорят, были в городе извозчики. Два или три… Вот Анна Матвеевна и посадила инвалида в фаэтон…
И выглядело все это до того дня, той минуты ласково и даже романтично. Алеша ходил любоваться на их жизнь. Зачем же она сейчас так ругалась? Алеше хотелось зажать уши…
А дядя Сережа смеялся…
- Чего смеешься-то? - раздалось из распахнутого окна. - Дураку все смешно!
Алеша оглянулся, ища защиты у Анки. Но Анки не было.
Анка закрылась в сарайчике, и, может быть, дядя Сережа услышал ее визгливый плач оттуда и оборвал жену:
- Цыц!
А она пригрозила:
- Я тебя бить буду!
Вот тебе и заинька… Вот тебе и голуба… Да она ли это?
- Давай лучше вместе в земле копаться, - предложил, сдаваясь, дядя Сережа.
И Анна Матвеевна сразу затихла.
В огороде дяде Сереже мешала деревянная нога, она проваливалась в рыхлую землю. Вся земля теперь между грядками была истыкана его деревяшкой.
Анна Матвеевна ласково приказала ему как-то:
- Проси протез, заинька. Тебе полагается. Требуй!
Он печально посмотрел на жену, долго сворачивая цигарку.
- Мне и так хорошо…
- А делу плохо. Глянь на землю, голуба!
- Я себе пятку приспособлю.
И правда, вырезал Сергеич для своей деревянной ноги "пятку" из доски - такой кружок размером с тарелку, просверлил в "ноге" дырку, чтобы крепить эту "пятку" стопором из гвоздя… Протеза он не пошел просить… От самого слова "просить" его коробило.
Но однажды вызвали в город - открытка пришла, и домой дядя Сережа вернулся с грохотом, на автотележке.
- Стучит! О! - победно кричал он, прибавляя газу, и бил себя кулаком по сердцу. - Молоток! О!
- Дыхни! Дыхни, заинька! - подступала к нему с разных сторон жена.
А дядя Сережа смеялся, отвечая:
- А как же, Аня… Я же не один воевал… Раздушили бутылочку!
- Не одну, похоже!
- Ну, две!
На этой тележке дядя Сережа катал и Анку и слободских мальчишек. "Садись, мошкара!" И они облепляли тележку, стучащую внутри, и тележка рвалась с места, как конек-горбунок.
Как-то дядя Сережа выкрасил свою тележку в небесный цвет, а красил из специальной штуки с бачком, и называлась эта штука пистолетом. Алеша смотрел, как пылит из дульца краска и ложится на железо небесным блеском. Он выбрал тогда себе первую профессию. Будет красить машины…
Для "пистолета", одолженного у какого-то знакомого с автобазы, дядя Сережа достал баллон газа, продавщица газированной воды расщедрилась, и Анна Матвеевна кричала, что проломит ей голову, едва найдет, а не найдет, так проломит всем продавщицам подряд, на всех углах… А дядя Сережа опять смеялся: ему нравились и цвет тележки и пронзительный запах краски, он был настроен весело и шутил:
- За чужие головы в тюрьму сядешь, Анна Матвеевна!
- Нет, заинька! Я ее скорее посажу! Можно государственное имущество раздаривать хахелям? Я ее…
Анна Матвеевна с возмущением ударила носком сапога по баллону. Он был уже почти пустой и неожиданно загудел, как колокол. Это зачаровало Алешу. Захотелось, чтобы хозяйка еще раз ударила по баллону, и он попросил:
- Тетя Аня! Еще раз!
- Что тебе?
- Ударьте!
- А ты сюда чего повадился? - налетела на него Анна Матвеевна. - Пшел! Сучок от суки!
Алеша шел от Распоповых по измятой дождями слободской улице, глотал слезы - редкие, но трудные, плакал без голоса. Чего он повадился? Слушать про танки на Курской дуге… Дядя Сережа помог самокат смастерить: железный руль, стальные оси, подшипники… На этом самокате и Анка каталась. Да мало ли чего!
А дядя Сережа ничего не сказал своей жене, промолчал… Ну и ладно! Алеша решил, что больше не придет к Распоповым. Никогда!
В сумерках дядя Сережа сам нашел его у реки, где Алеша скоротал остаток дня. Посидели молча. То и дело хлопали себя по шее и щекам, прибивая комаров.
- Хочешь, научу тебя цигарки сворачивать? - спросил наконец дядя Сережа.
И стал учить, как указательным пальцем прижимать махорку к бумажке, а большим заворачивать в трубочку. Умение это не пригодилось Алеше. Еще в школе он закурил сигареты, цигарочное время кончилось. Но в тот вечер сворачивал дяде Сереже цигарку за цигаркой, потому что тот курил много, наверно, чтобы отгонять комаров…
Оттопырив нижнюю губу, дядя Сережа выдыхал дым и спрашивал у Алеши, как у взрослого:
- Ну, что с ней делать? Ничего не сделаешь! Анку я люблю…
И, наклонившись, шепотом, хотя никого не было с ними у реки, признался: напрасно она думает, что в честь нее назвал он дочь Анкой.
- Вота! - Дядя Сережа остервенело показал кукиш в сторону слободки.
Оказывается, в честь чапаевской пулеметчицы назвал он свою девочку, длинноножку и тонконожку, Анкой, обманул жену.
Дядя Сережа потакал всем желаниям Анки, Увидев в городских "Культтоварах" фигурные коньки, Анка так захотела их, что даже за грудь схватилась, и он подрядился на разные работы в соседних дворах, кому насос поставил для поливки огорода, а кому и шипы сделал для собачьих ошейников, повозился со швейной машиной у Богмы, со всех спросил больше, чем давали (по привычке ему давали мало), и купил Анке коньки на ботинках с высокими, чуть ли не до колен, голенищами, мягкими, шевровыми… Анна Матвеевна сердито закачала головой на цену.
- Ох, голуба! Я снесу их обратно!
А он сажал Анку в тележку и увозил на каток, где она училась фигурному катанию. Сам ждал ее в тележке, дул на руки, согревался бутылочкой, из тележки не уходил, не мог, надо было часто заводить на морозе старенький мотор.
Анка выбегала из ворот катка, краснощекая, легко запрыгивала в тележку, командовала:
- Вперед!
Иногда Алеша прибегал к катку из школы, успевал застать их, и тогда Анка радовалась. Дядя Сережа, промерзший до сердца, трогал с места.
…Куда же она ускользнула вдруг? В тот вечер не смог он этого выяснить…
Два поезда ушли из города в разные стороны… Побывал и на аэродроме. Самолета на Воронеж не было. На Воронеж, потому что там служил на действительной сын слободского сапожника Смычка по имени Стась, курносый и рыжий. В детстве он катался с Анкой на автотележке до последнего, пока дядя Сережа не остановится у его дома с голубыми ставнями и не скажет: "Ну, Стась, уморился? Слазь!" - а теперь стал музыкантом в военном оркестре, играл на барабане. Подписывал письма - "Стасик" и просил Анку так же называть его, нравилось, воронежские девочки приучили. Недавно он приезжал на похороны своего отца и клялся, что найдет Анку и женится на ней, потому что, где ни бывал, а такой, как она, не видел…
Значит, и Стасик не знал, где Анка… А тогда Алеша подумал, не к нему ли она вдруг подалась, потому что не знал, что думать, и голову потерял…
С аэродрома вернулся в слободку затемно. Тусклыми пятнами горели над улицей фонари, аккуратно разбитые мальчишками через один…