- Только на удочку, когда есть время свободное. У соседей - сети, морды, перемёты. Каждый день проверяют. У них вообще странная служба какая-то. Застава за рекой напротив нашей. Только они там не живут. Приезжают каждый день: четверо на лодки - сети проверять, остальные в волейбол играть. Рыбу сварят, ухи напорятся - и спать. К вечеру опять снасти проверят и домой. Только, скажу я вам, всё это демонстрация. Лежат у них солдаты в секретах - чуть только сунешься, тут как тут. Против нашего отряда стоит особая тигровая дивизия - тысяч около двухсот. Все мордовороты - я те дам.
- Видел я вчера тигра саблезубого - щёки шире плеч.
- Вам, морякам, вообще с ними дружить надо - не ровен час, залетишь на тот берег. Убить, конечно, не убьют. Да и бить, пытая, тоже не будут. Там волком взвоешь и Лазаря запоёшь от пищи скудной. Бедно живут, что говорить. Щепотка риса - дневная норма. В прошлом году занесло каким-то ветром посудину с гидрографами на китайскую сторону, к берегу прибило. Вернули их через неделю - не то чтобы формальности какие блюли - погода не позволяли. С виду вроде довольные, говорят - не обижали. На довольствие поставили по рангу старшего офицера, то есть майора или полковника. Но у гидрографов с такой пищи животы повело. На нашу заставу их передали. Здесь ещё три дня ждали оказии, отъедались. Девчонка среди них была из Владика. Остановишься с ней поболтать - она ничего, разговорчивая, улыбчивая. А потом вдруг схватится за живот и бегом в известное место. Хорошо, если открыто, а если занято…? И смех, и грех.
- Так как насчёт рыбалки?
- Да будет тебе рыбалка, и удочки будут - ты только червей подкопай.
После завтрака, вооружившись лопатой, пошёл копать червей. Здесь копну, там копну - пусто в земле. Китайцы что ли съели? Лёха бежит:
- Бросай лопату, зё, отчаливаем.
- Катер пришёл?
- Нет, навстречу пойдём.
Мы загрузили пожитки и на прикомандированном к заставе "Аисте" вышли в Ханку. На малых катерах нет никаких средств ориентации - ни компасов, ни РЛС (радиолокационная станция). Поэтому идём ввиду берега и знаем, что не разминемся. В полдень и произошла эта историческая встреча - нас с одного "Аиста" передали на другой. Старшиной на нём ходил Иван Богданов, а мотористом - Володя Волошин. Володя - весенник, ему ещё два года служить. А Ивану до приказа - полгода. Он - главный старшина, мастер по специальности, отличник погранвойск и флота. А из себя - усатый Геркулес, только роста небольшого. Три года с утра до вечера гирьки поднимал - и накачался.
- Качку переносите? - спросил нас. - Тогда шилом в каюту, и чтоб я вас до швартовки не видел.
Как сказал, так и исполнили - спустились в каюту и завалились спать, справедливо полагая, что экзотика Ханки от нас никуда не денется.
Лишь только привальный брус стукнулся обо что-то, Лёха раздвинул дверцы-шторки каюты. Мимо швартующегося за штурвалом Богданова выбрались на кокпит. Вот он Камень-Рыболов. Скалистый тёмный утёс. Справа зелёные бараки флотской части. А перед нами бетонная стенка дамбы и строй сторожевых катеров. Нет, сторожевиков только два, остальные - артиллерийские катера Краснознамённого Тихоокеанского флота. Разница - в одну пушку на корме. Впрочем, два спаренных ствола - это скорее зенитный пулемёт на турели. Такой же и на "Шмеле" есть.
Кому-то мы должны доложиться, отдать предписание. Впрочем, им Лёха сразу завладел - пусть теперь и суетится. Шлык взобрался на палубу ПСКа и пошёл искать, кому бы доложиться. Я же присел на баночку на кокпите и стал ждать развития событий. Однако, появился старшина Богданов и заявил, что совершенно не намерен терпеть более моё присутствие на своей "ласточке". Я перекидал вещи на палубу ПСКа, и сам перебрался. Сел на какой-то ящик на юте с прежним желанием - ждать развития событий. Шли они достаточно непредсказуемо.
Матрос в синей робе остановил на мне свой взор:
- Молодой?
- Пополнение, - говорю: очень не хотелось отзываться на "молодого".
- В футбол играешь?
- Более-менее.
- Ну, играл?
- Играл.
- Собирайся.
- А вещи куда?
- В пассажирку, - он открыл люк на спардеке.
Помог занести рюкзаки и шинели в пассажирку. Я переоделся в белую анапскую робу, на ноги - девственно чистые (по причине не применения) спортивные тапочки. Оставляя без пригляда свой и Лёхин рюкзаки, подумал - будет здорово, если нас оберут здесь до нитки.
С новым знакомцем, который был москвичом и прозывался Валерием Коваленко, мы сошли на берег и потопали к флотским. Валеру тихоокеанцы приветствовали радостно, меня сдержанно:
- Молодой? Играет? Сейчас посмотрим.
Мы были в спортивном городке, на футбольном поле. Желающий посмотреть поставил мяч на одиннадцатиметровую отметку и встал в рамку.
- Бей!
Я разбежался и врезал по мячу. Удар получился классный - вслед за мячом полетел и тапок. Мяч влетел в один угол, моя обувка - в другой. Флотский только руками развёл, ничего не поймав.
- Парень годится, а обувь нет.
Мне нашли потрёпанные бутсы. На КПП забрались в автофургон и поехали на стадион. Увидел посёлок, гражданские лица и почувствовал себя самовольщиком.
Игра была календарной, на первенство посёлка (или гарнизона?). Против нас бились офицеры вертолётного полка. Бегать они мастера - не смотри, что по небу летают. А вот с мячом не на "ты" - техники никакой. Освоившись в первом тайме, мы с Валерой создали тандем по правому краю и сделали всю игру во втором. Как только мяч у меня, Коваленко делает рывок, и я выдаю ему точный пас на ход. Играл он здорово - что наш Сашка Ломовцев, только ещё более нацеленный на ворота. Бил из любых положений, и часто забивал. Вертолётчикам три плюхи закатил - отдыхай, пропеллеры!
Тихоокеанцы:
- Всё, теперь всегда за нас играть будешь - с Валерой вместе.
Коваленко:
- Если к нам попадёт. Одного моториста ждут во втором звене - они сейчас на границе.
Моего отсутствия на ПСКа никто не заметил. И вещи не тронули. Лёха свои забрал. Он уже получил назначение мотористом на ПСКа-66, побывал в машинном отделении и даже что-то там успел починить. Его старшина Володя Калянов из Питера, а в Ленинграде почему-то ни разу не был и даже не слышал о таком. Лёха обзавёлся кроватью в кубрике и шкафчиком для личных вещей. А мне предстоит ночлег на баночке в пассажирке. За ужином боцман ПСКа-67 напомнил морской закон:
- Посуду моет самый молодой.
Я хотел было высказаться насчёт другого закона - гостеприимства, например - да промолчал. Хорошо - покормили. Принёс с камбуза бак горячей воды и принялся за мытьё. Делал это не торопясь, тщательно, всем своим видом показывая - ах, как мне нравится это занятие. Притопал Лёха. Он тоже порубал на своём "корвете", а посуду моет очередник.
- Ты, зё, старайся, старайся, - прикалывался он. - Глядишь, погранца заработаешь.
Услышал его боцман Мишарин:
- Нет, за посуду погранца не дадут, а вот за стоящее дело - легко. Ну-ка, подь сюды.
Боцман открыл форпик, извлёк на белый свет кувалду.
- Будем кнехты осаживать. Бей!
Лёха, что было мочи, ахнул по битенг-кнехту на баке. В люке командирской каюты показалась голова мичмана Тихомирова.
- Что происходит?
- Кнехты осаживаем, - сказал Мишарин, лёжа на палубе и заглядывая в форпик. - Вытянулись от швартовок. Давай ещё.
Гром ударов далеко разносился по стальному телу сторожевика. Вскоре собралась толпа зевак и, пряча улыбки, стали давать Лёхе советы и делать замечания.
- Тьфу, чёрт! - выругался Мишарин. - Лишка. Лишка, говорю, осадили. Придётся вытягивать.
Лёха схватился за приваренный к палубе кнехт и стал тянуть его вверх изо всех сил, хотя и до его тупой башки дошло, наконец, понимание, что над ним прикалывается команда. Во флоте это любят.
А я мыл кружки и после вечернего чая. И на следующий день после завтрака. А после обеда забрался в кузов ГАЗ-66 и поехал на границу, где ждал своей смены дембель Никишка.
Деревня называлась Платоновка. Два сторожевых катера ошвартовались у берега. С одного по сходне буквально слетел старшина первой статьи Никифоров.
- Где твои вещи?
Он подхватил мой рюкзак и шинель, скачками помчался обратно. Я едва успевал за ним по песку, а на сходне безнадёжно отстал. Спустился в кубрик в гордом одиночестве. И совершил первую ошибку - надо было крикнуть с палубы: "Прошу добро". Этому меня обучили в первый же день на 67-м. А я подумал, что за меня всё сказал Никишка, и молча ввалился в кубрик, где сразу же напрягся экипаж - что за фраера им подсунули?
Старшина первой статьи Никифоров уже сунул мою шинель в шкафчик.
- Твой. И кровать твоя, - постучал ладонью по панцирю гамака. - А это твой начальник.
- У-у, сука, - поднёс он кулак к носу старшего матроса Сосненко. - Гляди у меня.
Получилось не грозно, а совсем даже смешно, когда тот задёргал своим клювом. Никифоров подхватил дембельский портфельчик с якорем на язычке и стал обниматься с ребятами, прощаясь.
- Прошу добро! - и топ-топ-топ по трапу. В кубрик спустился дембель с ПСКа-68 Генка Рожков.
- Что, Никишка, готов? Замену прислали? Ты что ль? С одиннадцатой роты? В шахматы играешь? Сейчас обую - сиди, жди.
Рожков умчался за доской. Ребята проводили Никишку, притащили хлеб из машины, сбились в кубрик меня послушать, но заявился дембель Рожков, и мы расставили фигуры.
- Куришь?
- Курю.
- Боцман, где попельница?