Сюжет этой хроники вызывает в памяти "Московские сказки" Александра Кабакова и цикл реалистически пересказанных сказок молодой киевской писательницы Ады Самарки. Общий прием в литературе, усвоившей открытия постмодернизма, лежит на поверхности. И все же каждое наложение мифа на бытовуху, вечного на сиюминутное, придает окружающей действительности новый отсвет.
Алексей Андреев много лет работал как писатель-сатирик, и история осады овдовевшей Елены в усадьбе, унаследованной от мужа - воротилы Трояновского, - приобретает черты саркастического монолога. Но для нынешней юмористической эстрады в нем многовато злости и социальных обобщений. Сражение номенклатуры всякого пошиба за пародийную цитадель вызывает смех какой-то безрадостный и беспокойный…
Алексей АНДРЕЕВ. Вторая осада Трои. Полная хроника
Но что страннее, что непонятнее всего, - это то,
как авторы могут брать подобные сюжеты…
Во-первых, пользы отечеству решительно никакой;
во-вторых… но и во-вторых тоже нет пользы.
Просто я не знаю, что это…
Н.В. Гоголь. Нос
Желание завоевать Елену Трояновскую посещало многих - уж очень соблазнительна была добыча. Но дальше этого дело обычно не шло - за спиной Елены маячил в инвалидной коляске Сёма. Даже если его рядом не было, все равно маячил - незримо. А связываться с Сёмой дураков не находилось - перевелись. Особенно здесь, на его малой родине - в суровом сибирском крае с центром в городе N. Где Сёма давно был всем - законом, парламентом, президентом, руководящей партией и конституцией. Ну или почти всем. В том числе и когда долго отсутствовал - имелись такие периоды в его жизни. Целых три. Две ходки - это еще при совке - Сёма тогда только разворачивался и прокололся сначала на большой партии леса, уплывшей непонятно каким манером в Японию, а потом на нескольких эшелонах сверхплановой руды, в отечественные мартены так и не попавшей, - и одно просто исчезновение - когда впал в государственную опалу Сёмин приятель и подельник: совместные дела их как-то не позволяли надеяться, что можно спокойно переждать эту опалу в глуши.
Подельник сразу всплыл в Лондоне и начал оттуда обиженно клеветать, подтверждая тем самым, что политик в нем окончательно взял верх над бизнесменом, а вот Сёма пропал капитально. Все были уверены, что он там же, но не высовывается: ест поутру сопливую кашку, днем с подельником попивает чаек , по вечерам посещает с Ромой футбол. И когда вдруг возник скандальчик с полонием, некоторые отчего-то подумали: а может, и Сёма того - вкусил? И уже в родных палестинах не появится - по причине упокоения? И стали предпринимать кое-какие попытки, о которых тут же пожалели - кто успел. Потому что Сёмины смотрящие не дремали, а в суровой решимости своей старались хозяина превзойти.
Среди этих некоторых был и новоназначенный губернатор - не то своим карманом озаботился, не то получил указиловку из Москвы. А скорее и то, и другое - Сёмина империя была столь велика, что хватило бы многим. Его смотрящие трогать не стали - тоже, видимо, получили свою указиловку, - зато точно известно, что именно в этот момент Сёма проявился - лично ему по "вертушке" позвонил. И сказал что-то такое проникновенное, от чего губернатор сильно сбледнул и о московских указиловках предпочел забыть. А Сёмин авторитет в глазах жителей края поднялся на следующую недосягаемую высоту.
Вскоре после этого Сёма всплыл окончательно. Для начала в телевизоре - вдруг взял и мелькнул по всем новостным программам в специальном репортаже из Кремля. Где говорилось о теплой встрече флагманов отечественного бизнеса с отечественным же руководством. Прошедшей в атмосфере полного взаимопонимания.
В небольшой толпе флагманов показали и Сёму. Не сказать, чтоб совсем здорового, - все же был он в коляске, хотя до исчезновения бодро передвигался на своих двоих, - но несомненно живого. Без всяких следов полония на по-прежнему жизнерадостном лице. Однако больше всего земляков поразило не само явление Сёмы народу и не то, что состоялось оно не в Букингемском дворце, а в Кремлевском, и не коляска эта инвалидная - уж не молоденький, мужику за шестьдесят, всякое может быть, - нет, поразило их другое - сзади за коляску держалась ОНА! Скромненько так потупившись. Во всей своей сногсшибательной красе…
Многие до глубокой ночи прыгали по каналам, чтобы еще раз увидеть этот репортаж. А потом еще. И еще. И отвалиться наконец от экрана в горделивом восхищении: "Ну наш дает - саму Клеопатру в сиделки склеил!"
Это они не натуральную царицу, конечно, имели в виду, и не Вивьен Ли с Лиз Тейлор - кто ж их помнит, а Монику Белуччи - второй "Абеликс…" шел по ящику регулярно.
Позже, когда Сёма вернулся в свое поместье и начал принимать, выяснилось, что это не сиделка вовсе, а новая законная жена, что зовут ее не Моника, а Елена, что фамилия ее, как и у супруга, Трояновская, а какая была девичья - неведомо, но Белуччи вряд ли. Просто внешне они были очень похожи. Даже не как обычные сестры, а как однояйцевые близнецы. Или как один и тот же человек в разном возрасте - Елена была все-таки помоложе и в отдельных местах несколько попышнее - что ее, кстати, совершенно не портило, наоборот, придавало ей дополнительный и для здешних суровых широт, так и не поддавшихся теленашествию модельных скелетин , вполне положительный, эдакий рубенсовско-кустодиевский шарм. Который сразу натолкнул одного местного журналиста, поднаторевшего в светской хронике, на льстивое сравнение ее с другой Еленой - тоже прекрасной.
Так ее и стали звать.
Откуда она взялась, где родилась, росла и зрела, где Сёма вообще такую красоту нарыл - слухов ходило множество. Едва ли не каждый в городе свою фантазию к этому приложил. Загадочное молчание Прекрасной, ее односложные ответы, а чаще - просто вежливая и ослепительная улыбка служили тому хорошей почвой. Одни были уверены, что выросла она где-то неподалеку, в старообрядческом скиту, сокрытом глухой тайгой от гонений всякой власти. Другие - что она пуэрториканка и по-русски еле говорит - отсюда и молчаливость. Третьи утверждали, что она победительница всемирного конкурса красоты, делегированная отчего-то Казахстаном и похищенная Сёмой из-под короны, как из-под венца, - а чтобы скандала не было, это дело замяли и корону спешно вручили другой, по правде сказать, чистой уродине. Четвертые точно знали, что Сёма нашел ее в Бразилии, где лишь среди потомков русских эмигрантов сохранилась настоящая дворянская порода . Пятые шепотом утверждали, что она не женщина, а ангел, ниспосланный с небес для всех, но захапанный единолично прохиндеем Сёмой. Кое-кто считал, что ее специально, на заказ, вырастили в пробирке - дескать, Сёма давно еще, во время второй отсидки, из разных красивых журнальных лиц составил идеальный портрет женщины, а потом, когда поднялся , нанял группу обедневших ученых, чтобы ему такую же создали. Многим по-прежнему не давала покоя итальянская кинодива - они записывали Елену то в ее младшие сестры, то в племянницы, то в ранние дочери. И так далее. Сходились же все в одном - прекраснее женщины они доселе не видели. И вряд ли доведется. Разве что в раю, так ведь туда поди попади.
Некоторые жены - из удостоившихся - после визитов, правда, шипели своим злопыхательно, что это все видимость, силикон да пластика , на самом деле ничего там особенного нет, ровно то же, что и у всех, если не хуже, однако добивались обратного - взгляды их половин еще больше затуманивались. А если вдруг на них и сосредотачивались… короче, зря они шипели, зря!
Кроме этих мелких и сугубо приватных инсинуаций, ничто больше жизнь молодых не омрачало - до той поры, пока Сёму не навестила костлявая.
Нехорошо это получилось с ее стороны, неделикатно. У людей только, можно сказать, новая жизнь на старом Сёмином месте наладилась, только они так удобно все обустроили - расширили и без того немаленькое поместье, переименовав его - с подачи все того же журналиста - из нескромного Троесёмова (якобы была здесь когда-то такая деревенька) в еще более нескромную, зато благозвучную Трою, приобрели два вертолета - основной и запасной, пристроили открытую галерею, оснастив ее тепловыми пушками, чтобы можно было выйти из дома как есть и прогуливаться на свежем воздухе в любую погоду, запустили в оранжерею всяких райских птиц и в бассейн - карликового бегемота Борю - не иначе в память о подельнике или его усопшем покровителе, а тут на тебе - ложись да помирай!
И Сёма помер - а куда деваться? С этой заразой не поторгуешься, на понт ее не возьмешь и на кривой козе не объедешь.
На поминках-то все и началось…
Собралось там много непростого народа - из самой Москвы внушительная делегация приехала, понимая: сегодня уважишь ты - завтра уважат тебя. Хотя, конечно, тьфу-тьфу - по такому поводу лучше как можно позже. А тут еще и наследство осталось немереное - вдове точно не удержать. Значит, будет передел. Лишь идиот при подобных раскладах бы не уважил.
Проходили поминки в областном театре - покойный это место любил. Сначала из-за актрисок молоденьких, а после возвращения - уже так, бескорыстно. Вход был строго по пригласительным, милиция их начинала проверять за несколько кварталов от центральной площади - и так вплоть до оцепленного по периметру въезда - посторонним не проскользнуть.